Лев Шестов - создатель совершенно поразительной концепции "философии трагедии", во многом базирующейся на европейском средневековом мистицизме, в остальном же - смело предвосхищающей теорию экзистенциализма. В своих произведениях неизменно противопоставлял философскому умозрению даруемое Богом иррациональное откровение и выступал против "диктата разума" - как совокупности общезначимых истин, подавляющих личностное начало в...

Лев Шестов - Sola Fide - только верою

Среди бумаг, оставшихся после смерти Льва Шестова, оказалась неоконченная рукопись, озаглавленная Sola Fide, написанная в Швейцарии между 1911 и 1914 г., которая не была в то время напечатана.

"Апофеоз беспочвенности" - основополагающая работа Шестова, вызвавшая в свое время бурную и неоднозначную реакцию. Необычно в этом произведении ВСЕ - и его насыщенность парадоксами, и афористическая, смелая манера изложения, и - прежде всего - сама основная идея абсурдности человеческого существования и приоритета свободы человеческой личности над общественными нормами.

Лев Шестов - создатель совершенно поразительной; концепции "философии трагедии", во многом базирующейся на европейском средневековом мистицизме, в остальном же - смело предвосхищающей теорию экзистенциализма. В своих произведениях неизменно противопоставлял философскому умозрению даруемое Богом иррациональное откровение и выступал против "диктата разума" - как совокупности общезначимых истин, подавляющих личностное начало в человеке.

В главе VII этой книги читатель найдет следующий отрывок из одного частного письма Белинского: "Если бы мне и удалось взлезть на верхнюю ступень лестницы развития - я и там бы попросил вас отдать мне отчет во жертвах условий жизни и истории, жертвах случайностей, суеверия, инквизиции Филиппа II-го и пр. и пр.; иначе я с верхней ступени бросаюсь вниз головой. Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен на счет из моих братьев по крови.

Первая публикация - Изд-во "Современные записки", Париж, 1929. Печатается по изданию: YMCA-PRESS, Париж, 1975.
"Преодоление самоочевидностей" было опубликовано в журнале "Современные записки" (№ 8, 1921 г., № 9, 1922 г.). "Дерзновения и покорности" было опубликовано в журнале "Современные записки" (№ 13, 1922 г., № 15, 1923 г.).

Лев Шестов - Николай Бердяев (Гнозис и экзистенциальная философия)

Бердяев является несомненно первым из русских мыслителей, умевших заставить себя слушать не только у себя на родине, но и в Европе. Его сочинения переведены на многие языки и везде встречали к себе самое сочувственное, даже восторженное отношение. Не будет преувеличением, если мы поставим его имя наряду с именами наиболее сейчас известных и значительных философов - таких, как Ясперс, Макс Шеллер, Николай Гартман, Гейдеггер. И Вл.

Лев Шестов - Победы и поражения (Жизнь и творчество Генриха Ибсена)

Дарование Ибсена зрело очень медленно. Он дебютировал в 1849 году драмою "Катилина", которую впоследствии в дополненном и исправленном виде включил в полное собрание своих сочинений, затем написал еще целых четыре пьесы ("Богатырский курган", "Фру Ингер из Эстрота", "Пир в Сольгаузе" и "Олаф Лилиенкранц"), которые тоже отчасти потребовали для нового издания переработки, но даже и в переработанном...

Лев Шестов - Предпоследние слова

. Теперь уже среди философов осталось мало правоверных гегельянцев, но Гегель все еще продолжает владеть умами наших современников. Некоторые идеи его и теперь, пожалуй, пустили более глубокие корни, чем в эпоху расцвета гегельянства. Например, мысль, что история есть раскрытие идеи в действительности или, выражаясь кратко и в терминах, более близких современному уму, идея прогресса.

Лев Исаакович Шварцман родился 31 января (12 февраля) 1866 году в Киеве , в семье крупного фабриканта и купца Исаака Моисеевича Шварцмана (1832-1914) и его жены Анны Григорьевны (урождённой Шрейбер, 25 декабря 1845, Херсон - 13 марта 1934, Париж). Это был второй брак отца. Располагавшееся на Подоле «Товарищество мануфактур Исаак Шварцман» с трёхмиллионным оборотом было известно качеством закупаемой им английской материи . Фирма была основана супругами Шварцман в 1865 году , с 1884 года владела крупнейшим в городе магазином, с 1892 года - филиалом в Кременчуге .

Отец был большим знатоком древнееврейской письменности, человеком свободомыслящим, обладал достаточно прогрессивными взглядами и широким кругозором. Он хотел, чтобы дети продолжили его дело, но никогда не настаивал на этом. У Льва были два младших брата и четыре сестры. Он учился в Киевской 3-й гимназии, но был вынужден перевестись в Москву.

Лев обучался на математическом факультете Московского университета , затем перевёлся на юридический факультет Киевского университета , который окончил в 1889 году со званием кандидата права . Диссертация «О положении рабочего класса в России» была запрещена к печати и реквизирована Московским цензурным комитетом, в силу чего Шестов так и не стал доктором права .

Несколько лет Шварцман жил в Киеве, где работал в фирме отца, одновременно интенсивно занимаясь литературой и философией. Однако совмещать бизнес и философию оказалось нелегко. В 1895 году Шварцман тяжело заболел (нервное расстройство), а в следующем году уехал за границу для лечения. В дальнейшем коммерческое предприятие отца станет для мыслителя своего рода семейным проклятием: он неоднократно ещё будет вынужден отрываться от семьи, друзей, любимой работы и мчаться в Киев, чтобы навести порядок в делах фирмы, расшатанных стареющим отцом и безалаберными младшими братьями .

В 1896 году в Риме Шварцман женился на Анне Елеазаровне Березовской, которая в это время изучала медицину; через два года они вместе переехали в Берн , а в 1898 году вернулись в Россию.

В 1898 году в свет вышла первая книга Шестова «Шекспир и его критик Брандес», в которой уже были намечены проблемы, позже ставшие сквозными для творчества философа: ограниченность и недостаточность научного познания как средства «ориентировки» человека в мире; недоверие к общим идеям, системам, мировоззрениям, заслоняющим от наших глаз реальную действительность во всей её красоте и многообразии; выдвижение на первый план конкретной человеческой жизни с её трагизмом; неприятие «нормативной», формальной, принудительной морали, универсальных, «вечных» нравственных норм.

Вслед за этой работой появилась серия книг и статей, посвященных анализу философского содержания творчества русских писателей - Ф. М. Достоевского , Л. Н. Толстого , А. П. Чехова , Д. С. Мережковского , Ф. Сологуба . Шестов развивал и углублял темы, намеченные в первом исследовании. В это же время Шестов познакомился с известным русским меценатом Дягилевым, сотрудничал с его журналом «Мир искусства».

В 1905 г. была опубликована работа, вызвавшая самые острые споры в интеллектуальных кругах Москвы и Петербурга, самые полярные оценки (от восторга до категорического неприятия), ставшая философским манифестом Шестова - «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)». По словам самого Шестова «... вся моя задача состояла именно в том, чтоб раз навсегда избавиться от всякого рода начал и концов, с таким непонятным упорством навязываемых нам всевозможными основателями великих и не великих философских систем» .

В 1915 году на фронте погиб внебрачный сын Льва Шестова Сергей Листопадов. Февральская революция 1917 года особенного восторга у Шестова не вызвала, хотя философ всегда был противником самодержавия. Октябрьскую революцию он называл «реакционной и деспотической». В году Лев Шестов с семьёй покинул Советскую Россию, недолго побыл в Швейцарии и в 1921 году обосновался во Франции, где и жил до своей смерти.

Теперь предметом его философского интереса стало творчество Парменида и Плотина , Мартина Лютера и средневековых немецких мистиков, Блеза Паскаля и Бенедикта Спинозы , Сёрена Кьёркегора , а также своего современника Эдмунда Гуссерля . Шестов входил в элиту западной мысли того времени: общался с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом , Максом Шелером , Мартином Хайдеггером , Жоржем Батаем . Также он читал лекции в Сорбонне , многие из которых были посвящены Достоевскому, Толстому, а также русской философской мысли в целом.

Шестов оказывал содействие редакции в издании журнала «Вёрсты » (Париж, 1926-1928), в № 1 от 1926 года которого была опубликована статья по философии «Неистовые речи. (По поводу экстазов Плотина)».

19 ноября года Лев Шестов скончался в Париже , в клинике на ул. Буало.

Семья

• Жена - Анна Елеазаровна Шварцман (урождённая Березовская; 1870-1962), врач-дерматовенеролог, выпускница Бернского университета; в эмиграции во Франции работала массажисткой.
• Сестра - Софья Исааковна Балаховская (1862-1941), была замужем за инженером и промышленником Даниилом Григорьевичем Балаховским (1862-1931), сахарозаводчиком и меценатом ; в 1926-1929 годах Лев Шестов с семьёй жил в их парижской квартире. Их дочь (племянница Л. И. Шестова) Евгения (1890-1965) была замужем за виолончелистом Иосифом Прессом (1881-1924, англ.); сын - профессор Сергей Данилович Балаховский (1896-1957), доктор медицинских наук, заведующий кафедрой биохимии и лабораторией , лауреат Сталинской премии (1946), был женат на дочери основоположника советской биохимии, академика А. Н. Баха Ирине Алексеевне Бах-Балаховской (1901-1991), докторе исторических наук, сотруднице ; другой сын - инженер-изобретатель Жорж Балаховский (1892-1976), автор книг «Sur la dependance entre l"aimantation remanente, l"aimantation spontanee et la temperature» (1917) и «Dans le sillage de Mary Baker Eddy: introduction à l"étude de la science chrétienne» (1965).
• Сестра (по отцу) - Дора Исааковна Шварцман, была замужем за инженером Денисом Николаевичем Поддергиным, инспектором Профессиональной строительной школы в Одессе и Нежинского ремесленного училища, в 1897-1900 годах директором Ивано-Вознесенского низшего механико-технического училища, в 1900-1915 годах директором Александровского механико-технического училища .
• Сестра - Фаня Исааковна Шварцман (нем. Fanny Lowtzky , 1873-1965), философ и психоаналитик, была замужем за музыковедом, композитором и критиком Германом Леопольдовичем Ловцким (1871-1957, брат шахматиста Мойше Ловцкого).
• Брат - Михаил Исаакович Шварцман (25 июля 1870 - 20 сентября 1937), с 1900 года управлял отцовским предприятием в Киеве.
• Племянница - скульптор и график Сильвия Львовна Мандельберг (в замужестве Луцкая; 1894-1940), дочь сестры философа - пианистки Марии Исааковны Шварцман (1863-1948) и жена поэта Семёна Абрамовича Луцкого (1891-1977).
• Двоюродный брат (сын сестры отца, Софьи Моисеевны Шварцман, 1850-1910) - Николай Яковлевич Прицкер (1871-1956), основал в Чикаго адвокатскую контору Pritzker & Pritzker , а также династию Прицкер , среди членов которой его внук - основатель гостиничной сети Hyatt Hotels Corporation и архитектурной Прицкеровской премии Джей Прицкер (1922-1999). Жена Н. Я. Прицкера Анна - также приходилась Льву Шестову двоюродной сестрой (племянница его матери Анны Григорьевны Шварцман).
• Внучатый племянник (внук его сводного брата, кардиолога Григория Исааковича Шварцмана) - художник и педагог Михаил Матвеевич Шварцман .
• У Л. И. Шестова были также сестра Елизавета Исааковна Мандельберг (1873-1943) - замужем за учредителем (с 1897 года) «Товарищества Ис. Шварцман», врачом Владимиром Евсеевичем Мандельбергом (с 1908 года - председатель правления), и брат Александр Исаакович Шварцман (1882-1970, с 1909 года член правления паевого товарищества Ис. Шварцмана).

Напишите отзыв о статье "Шестов, Лев Исаакович"

Литература

• Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона / Сост., подг. текста В. Хазана, Е. Ильиной; вст ст. и ком. В. Хазана. - М.: Водолей, 2014. - 280 с., тираж не указан, ISBN 978-5-91763-187-5

Публикации

• Собрание сочинений Т. 1-6. СПб, Шиповник, 1911
• Сочинения в 2-х томах. Томск, Водолей, 1996
• Сочинения. М., Раритет, 1995
• Сочинения в 2-х томах. М., Наука, 1993

• (СПб., 1905)
• Париж: Ymca-press, 1971. - 228 с.
• (1938)
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 316-664
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 97-100
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 132-133
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 111-113
• // Путь. - 1930. - № 22. - C. 97-103
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 96-97
• Власть ключей. Берлин, Скифы, 1923
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - 142 с.
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 411-509
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 243-277
• // Путь. - 1934. - № 42. - C. 88-93
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 285-300
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 63-64
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 143-231
• . СПб., 1900
• Берлин. Скифы, 1923
• . Paris, 1971
• . СПб., 1903
• Достоевский и Нитше. Берлин, Скифы, 1922
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 100-102
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 83-85
• (1937)
• // Путь. - 1935. - № 48. - C. 20-37
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 49-51
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 117-129
• // Путь. - 1936. - № 50. - C. 58-65
• // Путь. - 1933. - № 39. - C. 67-77
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 113-114
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 153-172
• Париж, 1929. - 371 с.
• (1929)
• На весах Иова. Харьков, Фолио, 2001
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 94-139
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 7-24
• Начала и концы. СПб., 1908
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 301-336
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 78-80
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 60-61
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 339-408
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 138-142
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - 106 с.
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 107-108
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 609-664
• //Современные записки. Париж, 1921. - № 5. - С. 104-142
• //Русские записки. Париж, 1937. - № 2. - С. 125-154
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 513-606
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 129-131
• //Современные записки. Париж, 1920. - № 1. - С. 81-123
• //Русские записки. Париж, 1938. - №12. - С. 127-145; 1939. - № 13. - С. 108-116
• //Мосты. München, 1962. - № 9. - С. 229-243; 1963. - № 10. - С. 341-356
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 420-431
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 85-91
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 27-93
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - 94 с.
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 46-49
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 80-82
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 102-104
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 82-83
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 91-93
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 172-184
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 109-111
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 235-257
• //Современные записки. - Париж, 1921. - № 3. - С. 123-141
• (26 сентября 1927)
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 66-73
• //На весах Иова. Париж, 1929. - С. 337-371
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 95-96
• . СПб., 1898
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 61-63
• //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 104-106
• // Путь. - 1931. - № 27. - C. 95-100
• // Путь. - 1937. - № 54. - C. 23-51
• Париж: Ymca-press, 1966. - 293 с.

Примечания

2. .
4. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
5. Шестов, Лев Исаакович - статья из Большой советской энциклопедии .
7. Nathalie Baranoff . Bibliographie des oeuvres de Leon Chestov. Bibliotheque russe de l"Institut d"etudes slaves, 1975 et 1978; Nathalie Baranoff . Жизнь Льва Шестова (по переписке и воспоминаниям современников). Париж: La Presse Libre, 1983; Nathalie Baranoff . Vie de Léon Chestov. Éd. de la Différence, 1991 et 1993.
8. Брат инженера и изобретателя Д. Г. Балаховского и юриста и литератора С. Г. Балаховской-Пети .
10. : С. Д. Балаховский - автор монументальной монографии «Методы химического анализа крови» (3-е издание - М.: Медгиз, 1953, - 747 с., в соавторстве с сыном Игорем Сергеевичем Балаховским , также биохимиком), книг «Реакция оседания эритроцитов» (М.: Медгиз, 1928) и «Микрохимический анализ крови и его клиническое значение» (М.: Медгиз, 1930 и 1932).
15. Семье Прицкер, среди прочего, принадлежит также Superior Bank of Chicago , холдинг Marmon Group , кредитное бюро TransUnion и круизная линия Royal Caribbean . Сын Н. Я. Прицкера Абрам (1896-1986) был учредителем Медицинской школы Прицкера в Чикаго.
17. : неподтверждённые данные.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Шестов, Лев Исаакович

«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n"a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее, эту страшную ее ».

Читай биографию философа мыслителя: факты жизни, основные идеи и учения
ЛЕВ ИСААКОВИЧ ШЕСТОВ
(1866-1938)

Российский философ-экзистенциалист и литератор. В своей философии, насыщенной парадоксами и афоризмами, восстал против диктата разума (общезначимых истин) и гнета общеобязательных нравственных норм над суверенной личностью. Традиционной философии противопоставил "философию трагедии" (в центре которой - абсурдность человеческого существования), а философскому умозрению - откровение, которое даруется всемогущим Богом. Шестов предвосхитил основные идеи экзистенционализма. Основные сочинения: "Апофеоз беспочвенности" (1905), "Умозрение и откровение" (изд. в 1964 году).

Шестов Лев Исаакович (настоящие фамилия и имя Шварцман Иегуда Лейб) родился 31 января (12 февраля) 1866 года в Киеве. Отец, Исаак Моисеевич Шварцман, был крупным коммерсантом, купцом 1-й гильдии. Выходец из небогатой среды, он создал собственное большое дело - "Мануфактурные склады Исаака Шварцмана". Отличался незаурядным знанием древнееврейской письменности и пользовался авторитетом в еврейской общине. Сын, однако, остался чужд всем этим интересам отца.

Торгово-финансовые дела отца на протяжении долгих лет были мучительной "кармой" Шестова. В 12 лет он был похищен анархистской организацией, в течение полугода тщетно ожидавшей за него выкупа от отца Шестова, затем, уже став известным писателем, был вынужден изо дня в день сидеть за счетами и вплоть до самой революции разбирать денежные тяжбы между многочисленными членами семейного клана.

Обучение Шестов начал в Киеве, но заканчивал гимназию в Москве В 1884 году поступил на физико-математический факультет Московского университета, затем перешел на юридический факультет, один семестр учился в Берлине, окончил университет уже в Киеве. Диссертация его "О положении рабочего класса в России" была запрещена к печати цензурой. Так, не став доктором юриспруденции, Шестов был записан в сословие адвокатов, хотя и ни разу не выступил на адвокатском поприще.

По окончании университета, в 1890-1891 годах, проходил военную службу как вольноопределяющийся, затем недолго был помощником присяжного поверенного в Москве. В1891 году Шестов вернулся в Киев, чтобы помочь отцу. Это был период интенсивных литературных и философских занятий, первых литературных опытов, углубленного изучения В. Шекспира, оказавшего на Шестова большое влияние. В киевских газетах публикуются его критические заметки о Шекспире и Вл. Соловьеве, а также ряд статей по финансовым и экономическим вопросам.

Шестов участвовал в торговом деле отца до конца 1895 года, когда заболел острым нервным расстройством, вызванным, вероятно, гнетущей атмосферой предприятия. Это было время глубочайшего отчаяния Льва Исааковича, его внутренней катастрофы. В1896 году он отправился за границу для лечения, побывал в Вене, Карлсбаде, Берлине, Мюнхене, Париже Наконец, в начале 1897 года переехал из Берлина в Рим.

В ресторане его настигла русская студенческая экскурсия. Разговорились, и он, как прибывший ранее, в течение двух дней служил ей гидом. Какая-то трагическая черта в его лице поразила курсистку-медичку Анну, и, когда ее товарищи отправились дальше, она осталась сиделкой, поддержкой никому не известного молодого еврея. Вероятно, она и вправду уберегла Шестова, но, может быть, и позже не раз ее спокойствие, трезвость и самоотвержение служили ему опорой.

В феврале Лев Исаакович Шестов и православная русская девушка Анна Елеазаровна Березовская поженились. Религиозная нетерпимость отца заставила долгие годы хранить этот брак в тайне и препятствовала возвращению семьи Шестова в Россию. В течение 10 лет Шестовы жили врозь, в разных городах, чтобы скрыть брак от родителей. Отец Шестова, видимо, так и не узнал о нем, а матери он признался после смерти отца. По русским законам брак этот был недействительным, а дети, рожденные в нем, - незаконнорожденными.

В 1897 году у Шестовых родилась дочь Татьяна, в 1900-м - Наталья. С согласия отца дети были крещены. Только осенью 1908 года Шестов воссоединился с семьей. Но вернемся к его творческой жизни. В 1897 году Лев Шестов оканчивает первую книгу "Шекспир и его критик Брандес" (1898) и приступает к работе над книгой "Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше. Философия и проповедь" (1899). Обе книги остались почти незамеченными критикой Шестов не ставит социальных вопросов, его занимают прежде всего проблемы этические и метафизические. Именно поэтому он и восстает в своей первой книге против позитивистско-обывательского толкования Шекспира датским критиком Г. Брандесом.

Шестова возмущает, что "Брандес не слышит, как "распалась связь времен", и потому Шекспир не мешает ему спать. Отсюда моралистическое безвкусие по отношению к трагической глубине жизни "мы чувствуем с Гамлетом", "мы испытываем с Шекспиром". Если для Шекспира ужас и катастрофичность человеческого существования вели либо к пробуждению, либо к смерти, то для Брандеса это только повод поговорить о "художественных" и "моральных" достоинствах литературы.

Еще сильнее протест против обожествления морали выражен во второй книге Шестова. Автор пережил философскую драму Ф. Ницше как "потрясение", "внутренний переворот", "я чувствовал, что мир совершенно опрокидывался", - вспоминал он впоследствии. "Добро - братская любовь, - мы знаем теперь из опыта Ницше, - не есть Бог". "Горе тем любящим, у которых нет ничего выше сострадания". "Ницше открыл путь. Нужно искать того, что выше сострадания, выше добра. Нужно искать Бога".

Этот тезис остается основополагающим в дальнейшем творчестве Льва Шестова. Все последующие его статьи и книги одушевлены одной всепоглощающей страстью - борьбой с идолами философии, морали, религии или науки, претендующими на место последнего судии. Правда, вначале борьба эта ведется Шестовым в русле романтической эстетики. Однако, в отличие от романтиков или символистов, Шестов не признает никакой скрытой "истинной сущности", будто бы таящейся под "корою вещества" или "покровами обыденности". Выявление первооснов человеческого существования означает для него не удвоение мира на ложное "здесь" и истинное "там", но бесстрашное обнаружение катастрофической алогичности, бессмысленности, абсурдности господствующего порядка вещей, основанного на рационалистическом и сциентистском миропонимании.

В 1901 году Сергей Дягилев предложил Шестову сотрудничество в журнале русских модернистов "Мир искусства". С этого времени начинается сближение Шестова с петербургскими и киевскими литераторами, философами, проповедниками "нового религиозного сознания" - Д. Мережковским, З. Гиппиус, В. Розановым, А. Ремизовым, Н. Бердяевым, С. Булгаковым, Г. Челпановым. Шестов публикует свои статьи в редактируемых ими журналах или сборниках, одна за другой выходят его книги "Достоевский и Ницше (Философия трагедии)" (1903), "Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления)" (1905), "Начала и концы" (1908), "Великие кануны" (1911).

В это первое десятилетие творческой деятельности Шестов не отделяет литературной критики от философии. Призвание писателя и призвание мыслителя для него совпадают Шекспир, Ницше, Ибсен, Достоевский, Толстой для него не только великие художники, но и учители жизни, проводники в мир неразгаданных откровений о концах и началах человеческого бытия. В диалоге с ними и складывается собственный метод Шестова, заменивший ему ненавистную диалектику ("диалектика властна только над общими понятиями и не может уследить за волнующейся, капризной жизнью"), этот метод - "странствование по душам" диалогическое проживание "чужого слова", затронутость которым уже сама по себе порождает бесконечный спектр взаимоотношений с авторским словом.

Одна из лучших работ этого периода - статья "Творчество из ничего" (1905), посвященная А. П. Чехову. В противовес общепринятому взгляду на Чехова как на "мягкого, нежного лирика", "поэта сумеречных настроений" и "певца хмурых людей" - Шестов характеризует Чехова как писателя беспощадного и признает у него "удивительное искусство одним прикосновением, даже дыханием, взглядом убивать все, чем живут и гордятся люди". Книгой "Великие кануны" (1911) заканчивается первый - "литературно-критический" - период творчества Льва Шестова.

В 1898-1902 годах Шестов жил в Берлине, Италии, Швейцарии, наезжая на время в Петербург и Киев. В ноябре 1903 года из-за болезни отца вернулся в Киев, где вел семейные дела. Осенью 1908 года Лев Шестов поселился с семьей во Фрейбурге (Германия), с марта 1910-го он жил, главным образом, в Швейцарии, в маленьком городке Коппе на берегу Женевского озера, занимаясь классической европейской философией и богословием. Здесь Шестов открыл для себя нового героя - Мартина Лютера, изучал труды средневековых мистиков и схоластов, многотомные немецкие истории догматических учений, средневековой церкви, лютеранства, в этот период практически не писал.

В 1913 году он начал работу над новой книгой - "Sola Fide" ("Только верою"), однако не успел ее закончить в связи с началом первой мировой войны вынужден был вернуться в Россию (начатая рукопись осталась за границей, в 1920 году, уже находясь в эмиграции, Шестову удалось ее получить, частично главы из этой рукописи и высказанные в ней идеи вошли в другие его книги или были опубликованы отдельно, а целиком рукопись "Sola Fide" была издана уже после смерти мыслителя, в Париже в 1966-м).

Летом 1914 года Шестовы возвращаются в Россию и поселяются в Москве на Плющихе. Теперь он часто выступает в литературных и философских обществах, поддерживает дружбу с Вяч. Ивановым, М. Гершензоном, Н. Бердяевым, С. Булгаковым, сестрами Герцык, Г. Челпановым, Г. Шпетом. Его статьи печатают журналы "Русская Мысль", "Вопросы философии и психологии". Октябрьскую революцию Шестов не принял и не понял (его брошюра 1920 года "Что такое большевизм" - единственное, что было написано им на эту тему, - оттолкнула своей близорукой беспомощностью и тривиальностью суждений даже поклонников его таланта).

После гибели на фронте единственного сына в июне 1918 года Шестов переезжает в Киев, где читает курс "История древней философии" в Народном университете, а также выступает с докладами и публичными лекциями. В октябре 1919 года семья из Киева перебралась в Ялту в надежде выехать оттуда за границу. По ходатайству Булгакова и профессора Киевской духовной академии И. Четверикова, а также благодаря широкой известности своих трудов Шестов был зачислен приват-доцентом Таврического университета. Однако уже в начале 1920 года вместе с семьей он выехал из Ялты в Севастополь, оттуда - в Константинополь, а затем через Италию в Париж.

Парижский период - самый продуктивный в творческой судьбе Льва Шестова. Он много и интенсивно работает ведет курс в Сорбонне по русской религиозной философии, выступает с докладами и лекциями, публикует статьи в крупнейших французских журналах, принимает деятельное участие в изданиях и переводах своих книг. В эти годы он лично знакомится с "властителями дум" нашего века - Т. Манном, А. Жидом, М. Бубером, А. Эйнштейном, Э. Гуссерлем, М. Хайдеггером, Л. Леви-Брюлем, М. Шелером, А. Мальро.

В Париже были написаны важнейшие книги Шестова "На весах Иова (Странствования по душам)" (1929), "Киркегард и экзистенциальная философия" (по-французски в 1936 году, первое русское издание появилось посмертно, в 1939 году), "Афины и Иерусалим" (французский и немецкий переводы вышли в 1938 году, первое русское издание в 1951-м). И хотя главное в этих книгах - фундаментальная философская проблематика, Шестов остается и в них верен темам, избранным в начале его литературного пути. Для него по-прежнему важен его исходный, всю жизнь терзавший его вопрос к чему пришли мы вместе со всей нашей новоевропейской цивилизацией, к чему мы идем?". Пока было весело, причина и следствие все объясняли, с ними было лучше, чем с Богом, ибо они никогда не корили. Но каково жить с ними в горе? Когда несчастия, одно за другим, обрушиваются на человека, когда бедность, болезни, обиды сменяют богатство, здоровье, власть? Каково Иову, покрытому струпьями, лежать на навозе, с страшными воспоминаниями о гибели всех близких?".

Этот отрывок - из первой книги Шестова "Шекспир и его критик Брандес". Книга "На весах Иова", написанная тридцать лет спустя, не столько ответ, сколько "исповедание веры" современного Иова, так и не примирившегося с утешениями и обещаниями жрецов Разума, Морали и Прогресса. В центре этого исповедания - убежденность Шестова, подкрепленная свидетельствами Плотина, Паскаля, Достоевского, Толстого, что путь, которым мы все идем и которым ребячливо гордимся, есть путь рабства и смерти, а не путь свободы и жизни. Этот путь начался в Афинах, провозгласивших верховную власть умозрительных истин, и уже далеко увел нас от Иерусалима, с его дерзновенной верой в возможность невозможного.

Современный человек, как и вся наша цивилизация, не в силах признаться, что он находится в рабстве у обожествленного разума, тиранически господствующего над жизнью, - в рабстве у научного мышления, у "всеобщих и необходимых истин" (не важно, истины ли это идеализма, материализма или атеизма). У "объективных" законов и безличных моральных принципов. Высшее достижение человека - беспрекословная покорность законам самодержавного разума и порожденной разумом морали. Ведь именно разум - и только он один - определяет истинную границу между действительностью и мечтой, между добром и злом, должным и недолжным.

"Даже сам Бог, если он хочет получить предикат бытия, должен обратиться за ним к разуму. И разум, быть может, ему этот предикат и пожалует, а может быть, и даже вернее всего, откажет". Вот почему напрасно ждать помощи от философии и философов сегодняшнему Иову. Его страдания, крики, проклятия для них лишь единичный "частный случай", ничего не меняющий во всеобщих законах мироздания, с математической точностью установленных разумом.

Два всегда больше одного. Один плюс один - два. И, если современный Иов все-таки упорствует, отказываясь преклониться перед этими незыблемыми истинами, если он утверждает, что один и один только в математике равняется постоянно двум, а в действительности бывает и так, что равняется и трем, и пяти, и нулю, если он будет продолжать проклинать и вопить о своей "человеческой, слишком человеческой" правоте, тогда, быть может, и его "вопли философ будет исследовать с тем же равнодушием и спокойствием, с каким он исследует перпендикуляры, плоскости, круги".

В 1928 году, по совету философа Эдмунда Гуссерля, Шестов начинает изучать творчество датского мыслителя Серена Кьеркегора (Шестов называет его Киркегардом), - предтечу "экзистенциальной философии" XX века. Поразительное совпадение важнейших исходных позиций, пути конечных выводов Шестова с идеями Кьеркегора, восставшего против умозрительной философии Гегеля и также обратившегося за поддержкой к "частному мыслителю Иову", - все это помогло Шестову еще острее сформулировать свои идеи.

Теперь главным словом, опорным символом для него становится слово "вера", "свобода от всех страхов, свобода от принуждения", "безумная борьба человека за невозможное, борьба и преодоление невозможного".

Во Франции Шестов прожил до конца своих дней. До 1930-го жил в Париже, в 1930-1938 годах - в парижском предместье, где вел очень замкнутую жизнь. С июня 1921 года Шестов стал членом Русской академической группы.

В феврале 1922 года он был назначен преподавателем (1 час в неделю) историко-филологического факультета Русского отдела Института славяноведения при Парижском университете. Здесь Шестов почти 16 лет читал свободные курсы по философии ("свободные" - потому что всегда читал и говорил только о тех проблемах философии, которые занимали его в данный момент). "Русская философия XIX столетия", "Философские идеи Достоевского и Паскаля", "Основные идеи древней философии", "Русская и европейская философская мысль", "Владимир Соловьев и религиозная философия", "Достоевский и Кьеркегор", "Религиозно-философские идеи Толстого и Достоевского". В эти годы произведения Шестова публиковались в переводах на европейские языки, он выступал с публичными лекциями и докладами в Германии и Франции, в 1936 году по приглашению культурного отдела рабочей федерации посетил Палестину, читал лекции в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе.

Репутация Шестова в среде французских интеллектуалов была очень высока. С 1925 года он являлся членом президиума Ницшевского общества, членом Кантовского общества. В декабре 1937 года Лев Исаакович тяжело заболел (кишечное кровотечение), после выздоровления силы восстановить полностью не смог и вскоре прекратил чтение лекций. В октябре 1938 года Шестов заболел бронхитом, который перешел в туберкулез. Умер мыслитель 20 ноября в клинике Буало, похоронен на Новом кладбище в Булони, предместье Парижа, в фамильном склепе.

Шестов - один из самых своеобразных мыслителей начала XX века, предвосхитивший основные идеи позднейшего экзистенциализма. По свидетельству людей, близко знавших Шестова, писать он не любил, вынашивал свои мысли в уединенных прогулках и только после этого заставлял себя "закрепить" их на бумаге; язык его произведений отличается классической простотой, точностью и эмоциональностью.

Главная тема философии Шестова - трагизм индивидуального человеческого существования, переживание безнадежности Шестов отвергает возможность рационального достоверного суждения о смысле мироздания, не верит логике как единственному способу познания окружающего и пытается найти другие формы проникновения в тайны мира. Знание рассматривается им как источник грехопадения человеческого рода, подпавшего под власть "бездушных и необходимых истин" и утратившего свободу. Человек - жертва законов разума и морали, жертва универсального и общеобязательного Шестов восстает против диктата разума над сферой жизненных переживаний, борется за личность против власти общего, за индивидуально-неповторимое. Освобождения от оков необходимости, от законов логики и морали Шестов ищет в Боге, он хочет вернуться в рай, к подлинной жизни, которая находится по ту сторону познанного добра и зла. По существу основная тема размышления Шестова - конфликт библейского откровения и греческой философии. Вера дает ему возможность прорыва к тайнам мира и их постижению.

* * *
Вы читали биографию философа, факты его жизни и основные идеи его философии. Эту биографическую статью можно использовать, как доклад (реферат, сочинение или конспект)
Если вас интересуют биографии и учения других (русских и зарубежных) философов, то читайте (содержание слева) и вы найдёте жизнеописание любого великого философа (мыслителя, мудреца).
В основном, наш сайт (блог, сборник текстов) посвящён философу Фридриху Ницше (его идеям, произведениям и жизни) но в философии всё связано и нельзя понять одного философа, совсем не читая тех мыслителей, которые жили и философствовали до него...
... Век XIX - век философов революционеров. В этом же веке появились Европейские иррационалисты - Артур Шопенгауэр, Кьеркегор, Фридрих Ницше, Бергсон... Шопенгауэр и Ницше являются представителями нигилизма (философии отрицания)... В XX веке среди философских учений можно выделить - экзистенциализм - Хайдеггер, Ясперс, Сартр... Исходным пунктом экзистенциализма является философия Кьеркегора...
Русская философия (по мнению Бердяева) начинается с философских писем Чаадаева. Первый известный на Западе русский философ - Владимир Соловьев. Лев Шестов был близок к экзистенциализму. Наиболее читаемый на Западе из русских философов - Николай Бердяев.
Спасибо за чтение!
......................................
Copyright:

ЛЕВ ИСААКОВИЧ ШЕСТОВ

Российский философ-экзистенциалист и литератор. В своей философии, насыщенной парадоксами и афоризмами, восстал против диктата разума (общезначимых истин) и гнета общеобязательных нравственных норм над суверенной личностью. Традиционной философии противопоставил «философию трагедии» (в центре которой - абсурдность человеческого существования), а философскому умозрению - откровение, которое даруется всемогущим Богом. Шестов предвосхитил основные идеи экзистенционализма. Основные сочинения: «Апофеоз беспочвенности» (1905), «Умозрение и откровение» (изд. в 1964 году).

Шестов Лев Исаакович (настоящие фамилия и имя Шварцман Иегуда Лейб) родился 31 января (12 февраля) 1866 года в Киеве. Отец, Исаак Моисеевич Шварцман, был крупным коммерсантом, купцом 1-й гильдии. Выходец из небогатой среды, он создал собственное большое дело - «Мануфактурные склады Исаака Шварцмана». Отличался незаурядным знанием древнееврейской письменности и пользовался авторитетом в еврейской общине. Сын, однако, остался чужд всем этим интересам отца.

Торгово-финансовые дела отца на протяжении долгих лет были мучительной «кармой» Шестова. В 12 лет он был похищен анархистской организацией, в течение полугода тщетно ожидавшей за него выкупа от отца Шестова, затем, уже став известным писателем, был вынужден изо дня в день сидеть за счетами и вплоть до самой революции разбирать денежные тяжбы между многочисленными членами семейного клана.

Обучение Шестов начал в Киеве, но заканчивал гимназию в Москве В 1884 году поступил на физико-математический факультет Московского университета, затем перешел на юридический факультет, один семестр учился в Берлине, окончил университет уже в Киеве. Диссертация его «О положении рабочего класса в России» была запрещена к печати цензурой. Так, не став доктором юриспруденции, Шестов был записан в сословие адвокатов, хотя и ни разу не выступил на адвокатском поприще.

По окончании университета, в 1890–1891 годах, проходил военную службу как вольноопределяющийся, затем недолго был помощником присяжного поверенного в Москве. В1891 году Шестов вернулся в Киев, чтобы помочь отцу. Это был период интенсивных литературных и философских занятий, первых литературных опытов, углубленного изучения В. Шекспира, оказавшего на Шестова большое влияние. В киевских газетах публикуются его критические заметки о Шекспире и Вл. Соловьеве, а также ряд статей по финансовым и экономическим вопросам.

Шестов участвовал в торговом деле отца до конца 1895 года, когда заболел острым нервным расстройством, вызванным, вероятно, гнетущей атмосферой предприятия. Это было время глубочайшего отчаяния Льва Исааковича, его внутренней катастрофы. В1896 году он отправился за границу для лечения, побывал в Вене, Карлсбаде, Берлине, Мюнхене, Париже Наконец, в начале 1897 года переехал из Берлина в Рим.

В ресторане его настигла русская студенческая экскурсия. Разговорились, и он, как прибывший ранее, в течение двух дней служил ей гидом. Какая-то трагическая черта в его лице поразила курсистку-медичку Анну, и, когда ее товарищи отправились дальше, она осталась сиделкой, поддержкой никому не известного молодого еврея. Вероятно, она и вправду уберегла Шестова, но, может быть, и позже не раз ее спокойствие, трезвость и самоотвержение служили ему опорой.

В феврале Лев Исаакович Шестов и православная русская девушка Анна Елеазаровна Березовская поженились. Религиозная нетерпимость отца заставила долгие годы хранить этот брак в тайне и препятствовала возвращению семьи Шестова в Россию. В течение 10 лет Шестовы жили врозь, в разных городах, чтобы скрыть брак от родителей. Отец Шестова, видимо, так и не узнал о нем, а матери он признался после смерти отца. По русским законам брак этот был недействительным, а дети, рожденные в нем, - незаконнорожденными.

В 1897 году у Шестовых родилась дочь Татьяна, в 1900-м - Наталья. С согласия отца дети были крещены. Только осенью 1908 года Шестов воссоединился с семьей. Но вернемся к его творческой жизни. В 1897 году Лев Шестов оканчивает первую книгу «Шекспир и его критик Брандес» (1898) и приступает к работе над книгой «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше. Философия и проповедь» (1899). Обе книги остались почти незамеченными критикой Шестов не ставит социальных вопросов, его занимают прежде всего проблемы этические и метафизические. Именно поэтому он и восстает в своей первой книге против позитивистско-обывательского толкования Шекспира датским критиком Г. Брандесом.

Шестова возмущает, что «Брандес не слышит, как «распалась связь времен», и потому Шекспир не мешает ему спать. Отсюда моралистическое безвкусие по отношению к трагической глубине жизни «мы чувствуем с Гамлетом», «мы испытываем с Шекспиром». Если для Шекспира ужас и катастрофичность человеческого существования вели либо к пробуждению, либо к смерти, то для Брандеса это только повод поговорить о «художественных» и «моральных» достоинствах литературы.

Еще сильнее протест против обожествления морали выражен во второй книге Шестова. Автор пережил философскую драму Ф. Ницше как «потрясение», «внутренний переворот», «я чувствовал, что мир совершенно опрокидывался», - вспоминал он впоследствии. «Добро - братская любовь, - мы знаем теперь из опыта Ницше, - не есть Бог». «Горе тем любящим, у которых нет ничего выше сострадания». «Ницше открыл путь. Нужно искать того, что выше сострадания, выше добра. Нужно искать Бога».

Этот тезис остается основополагающим в дальнейшем творчестве Льва Шестова. Все последующие его статьи и книги одушевлены одной всепоглощающей страстью - борьбой с идолами философии, морали, религии или науки, претендующими на место последнего судии. Правда, вначале борьба эта ведется Шестовым в русле романтической эстетики. Однако, в отличие от романтиков или символистов, Шестов не признает никакой скрытой «истинной сущности», будто бы таящейся под «корою вещества» или «покровами обыденности». Выявление первооснов человеческого существования означает для него не удвоение мира на ложное «здесь» и истинное «там», но бесстрашное обнаружение катастрофической алогичности, бессмысленности, абсурдности господствующего порядка вещей, основанного на рационалистическом и сциентистском миропонимании.

В 1901 году Сергей Дягилев предложил Шестову сотрудничество в журнале русских модернистов «Мир искусства». С этого времени начинается сближение Шестова с петербургскими и киевскими литераторами, философами, проповедниками «нового религиозного сознания» - Д. Мережковским, З. Гиппиус, В. Розановым, А. Ремизовым, Н. Бердяевым, С. Булгаковым, Г. Челпановым. Шестов публикует свои статьи в редактируемых ими журналах или сборниках, одна за другой выходят его книги «Достоевский и Ницше (Философия трагедии)» (1903), «Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления)» (1905), «Начала и концы» (1908), «Великие кануны» (1911).

В это первое десятилетие творческой деятельности Шестов не отделяет литературной критики от философии. Призвание писателя и призвание мыслителя для него совпадают Шекспир, Ницше, Ибсен, Достоевский, Толстой для него не только великие художники, но и учители жизни, проводники в мир неразгаданных откровений о концах и началах человеческого бытия. В диалоге с ними и складывается собственный метод Шестова, заменивший ему ненавистную диалектику («диалектика властна только над общими понятиями и не может уследить за волнующейся, капризной жизнью»), этот метод - «странствование по душам» диалогическое проживание «чужого слова», затронутость которым уже сама по себе порождает бесконечный спектр взаимоотношений с авторским словом.

Одна из лучших работ этого периода - статья «Творчество из ничего» (1905), посвященная А. П. Чехову. В противовес общепринятому взгляду на Чехова как на «мягкого, нежного лирика», «поэта сумеречных настроений» и «певца хмурых людей» - Шестов характеризует Чехова как писателя беспощадного и признает у него «удивительное искусство одним прикосновением, даже дыханием, взглядом убивать все, чем живут и гордятся люди». Книгой «Великие кануны» (1911) заканчивается первый - «литературно-критический» - период творчества Льва Шестова.

В 1898–1902 годах Шестов жил в Берлине, Италии, Швейцарии, наезжая на время в Петербург и Киев. В ноябре 1903 года из-за болезни отца вернулся в Киев, где вел семейные дела. Осенью 1908 года Лев Шестов поселился с семьей во Фрейбурге (Германия), с марта 1910-го он жил, главным образом, в Швейцарии, в маленьком городке Коппе на берегу Женевского озера, занимаясь классической европейской философией и богословием. Здесь Шестов открыл для себя нового героя - Мартина Лютера, изучал труды средневековых мистиков и схоластов, многотомные немецкие истории догматических учений, средневековой церкви, лютеранства, в этот период практически не писал.

В 1913 году он начал работу над новой книгой - «Sola Fide» («Только верою»), однако не успел ее закончить в связи с началом первой мировой войны вынужден был вернуться в Россию (начатая рукопись осталась за границей, в 1920 году, уже находясь в эмиграции, Шестову удалось ее получить, частично главы из этой рукописи и высказанные в ней идеи вошли в другие его книги или были опубликованы отдельно, а целиком рукопись «Sola Fide» была издана уже после смерти мыслителя, в Париже в 1966-м).

Летом 1914 года Шестовы возвращаются в Россию и поселяются в Москве на Плющихе. Теперь он часто выступает в литературных и философских обществах, поддерживает дружбу с Вяч. Ивановым, М. Гершензоном, Н. Бердяевым, С. Булгаковым, сестрами Герцык, Г. Челпановым, Г. Шпетом. Его статьи печатают журналы «Русская Мысль», «Вопросы философии и психологии». Октябрьскую революцию Шестов не принял и не понял (его брошюра 1920 года «Что такое большевизм» - единственное, что было написано им на эту тему, - оттолкнула своей близорукой беспомощностью и тривиальностью суждений даже поклонников его таланта).

После гибели на фронте единственного сына в июне 1918 года Шестов переезжает в Киев, где читает курс «История древней философии» в Народном университете, а также выступает с докладами и публичными лекциями. В октябре 1919 года семья из Киева перебралась в Ялту в надежде выехать оттуда за границу. По ходатайству Булгакова и профессора Киевской духовной академии И. Четверикова, а также благодаря широкой известности своих трудов Шестов был зачислен приват-доцентом Таврического университета. Однако уже в начале 1920 года вместе с семьей он выехал из Ялты в Севастополь, оттуда - в Константинополь, а затем через Италию в Париж.

Парижский период - самый продуктивный в творческой судьбе Льва Шестова. Он много и интенсивно работает ведет курс в Сорбонне по русской религиозной философии, выступает с докладами и лекциями, публикует статьи в крупнейших французских журналах, принимает деятельное участие в изданиях и переводах своих книг. В эти годы он лично знакомится с «властителями дум» нашего века - Т. Манном, А. Жидом, М. Бубером, А. Эйнштейном, Э. Гуссерлем, М. Хайдеггером, Л. Леви-Брюлем, М. Шелером, А. Мальро.

В Париже были написаны важнейшие книги Шестова «На весах Иова (Странствования по душам)» (1929), «Киркегард и экзистенциальная философия» (по-французски в 1936 году, первое русское издание появилось посмертно, в 1939 году), «Афины и Иерусалим» (французский и немецкий переводы вышли в 1938 году, первое русское издание в 1951-м). И хотя главное в этих книгах - фундаментальная философская проблематика, Шестов остается и в них верен темам, избранным в начале его литературного пути. Для него по-прежнему важен его исходный, всю жизнь терзавший его вопрос к чему пришли мы вместе со всей нашей новоевропейской цивилизацией, к чему мы идем?». Пока было весело, причина и следствие все объясняли, с ними было лучше, чем с Богом, ибо они никогда не корили. Но каково жить с ними в горе? Когда несчастия, одно за другим, обрушиваются на человека, когда бедность, болезни, обиды сменяют богатство, здоровье, власть? Каково Иову, покрытому струпьями, лежать на навозе, с страшными воспоминаниями о гибели всех близких?».

Этот отрывок - из первой книги Шестова «Шекспир и его критик Брандес». Книга «На весах Иова», написанная тридцать лет спустя, не столько ответ, сколько «исповедание веры» современного Иова, так и не примирившегося с утешениями и обещаниями жрецов Разума, Морали и Прогресса. В центре этого исповедания - убежденность Шестова, подкрепленная свидетельствами Плотина, Паскаля, Достоевского, Толстого, что путь, которым мы все идем и которым ребячливо гордимся, есть путь рабства и смерти, а не путь свободы и жизни. Этот путь начался в Афинах, провозгласивших верховную власть умозрительных истин, и уже далеко увел нас от Иерусалима, с его дерзновенной верой в возможность невозможного.

Современный человек, как и вся наша цивилизация, не в силах признаться, что он находится в рабстве у обожествленного разума, тиранически господствующего над жизнью, - в рабстве у научного мышления, у «всеобщих и необходимых истин» (не важно, истины ли это идеализма, материализма или атеизма). У «объективных» законов и безличных моральных принципов. Высшее достижение человека - беспрекословная покорность законам самодержавного разума и порожденной разумом морали. Ведь именно разум - и только он один - определяет истинную границу между действительностью и мечтой, между добром и злом, должным и недолжным.

«Даже сам Бог, если он хочет получить предикат бытия, должен обратиться за ним к разуму. И разум, быть может, ему этот предикат и пожалует, а может быть, и даже вернее всего, откажет». Вот почему напрасно ждать помощи от философии и философов сегодняшнему Иову. Его страдания, крики, проклятия для них лишь единичный «частный случай», ничего не меняющий во всеобщих законах мироздания, с математической точностью установленных разумом.

Два всегда больше одного. Один плюс один - два. И, если современный Иов все-таки упорствует, отказываясь преклониться перед этими незыблемыми истинами, если он утверждает, что один и один только в математике равняется постоянно двум, а в действительности бывает и так, что равняется и трем, и пяти, и нулю, если он будет продолжать проклинать и вопить о своей «человеческой, слишком человеческой» правоте, тогда, быть может, и его «вопли философ будет исследовать с тем же равнодушием и спокойствием, с каким он исследует перпендикуляры, плоскости, круги».

В 1928 году, по совету философа Эдмунда Гуссерля, Шестов начинает изучать творчество датского мыслителя Серена Кьеркегора (Шестов называет его Киркегардом), - предтечу «экзистенциальной философии» XX века. Поразительное совпадение важнейших исходных позиций, пути конечных выводов Шестова с идеями Кьеркегора, восставшего против умозрительной философии Гегеля и также обратившегося за поддержкой к «частному мыслителю Иову», - все это помогло Шестову еще острее сформулировать свои идеи.

Теперь главным словом, опорным символом для него становится слово «вера», «свобода от всех страхов, свобода от принуждения», «безумная борьба человека за невозможное, борьба и преодоление невозможного».

Во Франции Шестов прожил до конца своих дней. До 1930-го жил в Париже, в 1930–1938 годах - в парижском предместье, где вел очень замкнутую жизнь. С июня 1921 года Шестов стал членом Русской академической группы.

В феврале 1922 года он был назначен преподавателем (1 час в неделю) историко-филологического факультета Русского отдела Института славяноведения при Парижском университете. Здесь Шестов почти 16 лет читал свободные курсы по философии («свободные» - потому что всегда читал и говорил только о тех проблемах философии, которые занимали его в данный момент). «Русская философия XIX столетия», «Философские идеи Достоевского и Паскаля», «Основные идеи древней философии», «Русская и европейская философская мысль», «Владимир Соловьев и религиозная философия», «Достоевский и Кьеркегор», «Религиозно-философские идеи Толстого и Достоевского». В эти годы произведения Шестова публиковались в переводах на европейские языки, он выступал с публичными лекциями и докладами в Германии и Франции, в 1936 году по приглашению культурного отдела рабочей федерации посетил Палестину, читал лекции в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе.

Репутация Шестова в среде французских интеллектуалов была очень высока. С 1925 года он являлся членом президиума Ницшевского общества, членом Кантовского общества. В декабре 1937 года Лев Исаакович тяжело заболел (кишечное кровотечение), после выздоровления силы восстановить полностью не смог и вскоре прекратил чтение лекций. В октябре 1938 года Шестов заболел бронхитом, который перешел в туберкулез. Умер мыслитель 20 ноября в клинике Буало, похоронен на Новом кладбище в Булони, предместье Парижа, в фамильном склепе.

Шестов - один из самых своеобразных мыслителей начала XX века, предвосхитивший основные идеи позднейшего экзистенциализма. По свидетельству людей, близко знавших Шестова, писать он не любил, вынашивал свои мысли в уединенных прогулках и только после этого заставлял себя «закрепить» их на бумаге; язык его произведений отличается классической простотой, точностью и эмоциональностью.

Главная тема философии Шестова - трагизм индивидуального человеческого существования, переживание безнадежности Шестов отвергает возможность рационального достоверного суждения о смысле мироздания, не верит логике как единственному способу познания окружающего и пытается найти другие формы проникновения в тайны мира. Знание рассматривается им как источник грехопадения человеческого рода, подпавшего под власть «бездушных и необходимых истин» и утратившего свободу. Человек - жертва законов разума и морали, жертва универсального и общеобязательного Шестов восстает против диктата разума над сферой жизненных переживаний, борется за личность против власти общего, за индивидуально-неповторимое. Освобождения от оков необходимости, от законов логики и морали Шестов ищет в Боге, он хочет вернуться в рай, к подлинной жизни, которая находится по ту сторону познанного добра и зла. По существу основная тема размышления Шестова - конфликт библейского откровения и греческой философии. Вера дает ему возможность прорыва к тайнам мира и их постижению.

Из книги Философия одного переулка автора Пятигорский Александр Моисеевич

Глава шестая: 14-го июля 1938 г., 4-5 вечера Найти и записать этот кусочек оказалось чрезвычайно трудно. Главное - пришлось пожертвовать по ей мере двумя версиями дворовой легенды о Фиолетовом экспрессе, на котором якобы Ника от Москвы доехал прямо до Мадрида. На самом же

Из книги На весах Иова автора Шестов Лев Исаакович

Глава седьмая: 14-го июля 1938 г., 5-7 вечера Солнце заливало это пространство, оставляя в чернильно-черной тени двери и часть паперти Ильи Обыденского. Ника увидел, как из этой черноты буквально «выделилась» фигура человека. Но что за фигура! Даже если бы на груди и спине

Из книги Том 16 автора Энгельс Фридрих

Лев Шестов НА ВЕСАХ ИОВА (Странствования по душам) Если бы взвешена была горесть моя, и вместе страдание мое на весы положили: то ныне было бы оно песка морей тяжелее. Книга Иова, VI, 2, 3 Великая и последняя борьба ждет человеческие души. Плотин, I, 6,

Из книги Два образа веры. Сборник работ автора Бубер Мартин

ИЗ ПИСЬМА ЖЕННИ МАРКС И. Ф. БЕККЕРУ ОТ 29 ЯНВАРЯ 1866 ГОДА Мы приводим следующие строки из одного лондонского письма от 29 января: «В отношении к религии в затхлой Англии развивается в настоящее время весьма важное движение. Виднейшие ученые во главе с Гексли (школа

Из книги Германская военная мысль автора Залесский Константин Александрович

а) Англия 1846–1866 гг. Ни один период в развитии современного общества не является до такой степени благоприятным для изучения капиталистического накопления, как период последних 20 лет. Кажется, будто найдена сумка Фортуната. Но из всех стран классический пример

Из книги Введение в чтение Гегеля автора Кожев Александр Владимирович

Гельмут фон Мольтке ЗАМЕЧАНИЯ О СОСРЕДОТОЧЕНИИ В ВОЙНУ 1866 г. Февральский номер «Австрийского военного журнала» содержит размышления об операциях войны 1866 г., представляющие тем больший интерес, что до сего времени по этому поводу в печати появилось очень мало

Из книги Философия Науки. Хрестоматия автора Коллектив авторов

Из книги Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль автора Коллектив авторов

Резюме курса лекций 1937–1938 учебного года {Из Ежегодника Высшей практической школы за 1938–1939 учебный год. Секция религиеведения)Курс лекций в этом году был посвящен объяснению главы VII «Феноменологии духа», озаглавленной Die Religion, в которой Гегель рассматривает структуру и

Шестов Лев Исаакович
Родился: 12 февраля 1866 года.
Умер: 19 ноября 1938 (72 года) года.

Биография

Лев Исаакович Шестов (при рождении Иегуда Лейб Шварцман; 31 января (12 февраля) 1866, Киев, Российская империя - 19 ноября 1938, Париж, Франция) - русский философ-экзистенциалист.

Лев Исаакович Шварцман родился 31 января (12 февраля) 1866 году в Киеве, в семье крупного фабриканта, купца Исаака Моисеевича Шварцмана (1832-1914) и его жены Анны Григорьевны (урождённой Шрейбер, 25 декабря 1845, Херсон - 13 марта 1934, Париж). Это был второй брак отца. Располагавшееся на Подоле «Товарищество мануфактур Исаак Шварцман» с трёхмиллионным оборотом было известно качеством закупаемой им английской материи. Основано оно было супругами Шварцман в 1865 году, а с 1884 года владело крупнейшим в городе магазином, с 1892 года - филиалом в Кременчуге. Отец был большим знатоком древнееврейской письменности, но был человеком свободомыслящим. У Л. И. Шестова были два младших брата и четыре сестры. Учился в Киевской 3-й гимназии, но был вынужден перевестись в Москву.

Обучался на математическом факультете Московского университета, затем перевёлся на юридический факультет Киевского университета, который окончил со званием кандидата права в 1889 году. Диссертация «О положении рабочего класса в России» была запрещена к печати и реквизирована Московским цензурным комитетом, в силу чего Шестов так и не стал доктором прав.

Несколько лет Шестов жил в Киеве, где работал в деле отца, одновременно интенсивно занимаясь литературой и философией. Однако совмещать бизнес и философию оказалось нелегко. В 1895 г. Шестов тяжело заболел (нервное расстройство), а в следующем году уехал за границу для лечения. В дальнейшем коммерческое предприятие отца станет для мыслителя своего рода семейным проклятием: он неоднократно ещё будет вынужден отрываться от семьи, друзей, любимой работы и мчаться в Киев, чтобы навести порядок в делах фирмы, расшатанных стареющим отцом и безалаберными младшими братьями.

В 1896 году в Риме Шестов женился на Анне Елеазаровне Березовской, которая в это время изучала медицину; через два года они вместе переехали в Берн, а в 1898 году вернулись в Россию.

В 1898 году в свет вышла первая книга Шестова «Шекспир и его критик Брандес», в которой уже были намечены проблемы, позже ставшие сквозными для творчества философа: ограниченность и недостаточность научного познания как средства «ориентировки» человека в мире; недоверие к общим идеям, системам, мировоззрениям, заслоняющим от наших глаз реальную действительность во всей её красоте и многообразии; выдвижение на первый план конкретной человеческой жизни с её трагизмом; неприятие «нормативной», формальной, принудительной морали, универсальных, «вечных» нравственных норм.

Вслед за этой работой появилась серия книг и статей, посвященных анализу философского содержания творчества русских писателей - Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Д. С. Мережковского, Ф. Сологуба. Шестов развивал и углублял темы, намеченные в первом исследовании. В это же время Шестов познакомился с известным русским меценатом Дягилевым, сотрудничал с его журналом «Мир искусства».

В 1905 г. была опубликована работа, вызвавшая самые острые споры в интеллектуальных кругах Москвы и Петербурга, самые полярные оценки (от восторга до категорического неприятия), ставшая философским манифестом Шестова - «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)».

В 1915 году на фронте погиб внебрачный сын Льва Шестова Сергей Листопадов.

Февральская революция особенного восторга у Шестова не вызвала, хотя философ всегда был противником самодержавия. В 1920 г. Лев Шестов с семьёй покинул Советскую Россию и обосновался во Франции, где и жил до своей смерти. Теперь предметом его философского интереса стало творчество Парменида и Плотина, Мартина Лютера и средневековых немецких мистиков, Блеза Паскаля и Бенедикта Спинозы, Сёрена Кьёркегора, а также своего современника Эдмунда Гуссерля. Шестов входил в элиту западной мысли того времени: общался с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом, Максом Шелером, Мартином Хайдеггером, читал в Сорбонне лекции.

Семья

Жена - Анна Елеазаровна Шварцман (урождённая Березовская; 1870-1962), врач-дерматовенеролог, выпускница Бернского университета; в эмиграции во Франции работала массажисткой.
Дочери - Татьяна (1897-1972) и Наталья (в замужестве Баранова, 1900-1993), автор мемуаров «Жизнь Льва Шестова» (1975), жена инженера-геофизика Владимира Николаевича Баранова (1897-1985), капитана Марковского артиллерийского дивизиона.
Сестра - Софья Исааковна Балаховская (1862-1941), была замужем за инженером и промышленником Даниилом Григорьевичем Балаховским (1862-1931), сахарозаводчиком и меценатом; в 1926-1929 годах Лев Шестов с семьёй жил в их парижской квартире. Их дочь (племянница Л. И. Шестова) Евгения (1890-1965) была замужем за виолончелистом Иосифом Прессом (1881-1924, англ.); сын - профессор Сергей Данилович Балаховский (1896-1957), доктор медицинских наук, заведующий кафедрой биохимии Третьего московского медицинского института и лабораторией Института биохимии им. А. Н. Баха АН СССР, лауреат Сталинской премии (1946), был женат на дочери основоположника советской биохимии, академика А. Н. Баха Ирине Алексеевне Бах-Балаховской (1901-1991), докторе исторических наук, сотруднице Института Маркса Энгельса Ленина; другой сын - инженер-изобретатель Жорж Балаховский (1892-1976), автор книг «Sur la dependance entre l"aimantation remanente, l"aimantation spontanee et la temperature» (1917) и «Dans le sillage de Mary Baker Eddy: introduction à l"étude de la science chrétienne» (1965).
Сестра (по отцу) - Дора Исааковна Шварцман, была замужем за инженером Денисом Николаевичем Поддергиным, инспектором Профессиональной строительной школы в Одессе и Нежинского ремесленного училища, в 1897-1900 годах директором Ивано-Вознесенского низшего механико-технического училища, в 1900-1915 годах директором Александровского механико-технического училища.
Сестра - Фаня Исааковна Шварцман (нем. Fanny Lowtzky, 1873-1965), философ и психоаналитик, была замужем за музыковедом, композитором и критиком Германом Леопольдовичем Ловцким (1871-1957, брат шахматиста Мойше Ловцкого).
Брат - Михаил Исаакович Шварцман (25 июля 1870 - 20 сентября 1937), с 1900 года управлял отцовским предприятием в Киеве.
Племянница - скульптор и график Сильвия Львовна Мандельберг (в замужестве Луцкая; 1894-1940), дочь сестры философа - пианистки Марии Исааковны Шварцман (1863-1948) и жена поэта Семёна Абрамовича Луцкого (1891-1977).
Двоюродный брат (сын сестры отца, Софьи Моисеевны Шварцман, 1850-1910) - Николай Яковлевич Прицкер (1871-1956), основал в Чикаго адвокатскую контору Pritzker & Pritzker, а также династию Прицкер, среди членов которой его внук - основатель гостиничной сети Hyatt Hotels Corporation и архитектурной Прицкеровской премии Джей Прицкер (1922-1999). Жена Н. Я. Прицкера Анна - также приходилась Льву Шестову двоюродной сестрой (племянница его матери Анны Григорьевны Шварцман).
Внучатый племянник (внук его сводного брата, кардиолога Григория Исааковича Шварцмана) - художник и педагог Михаил Матвеевич Шварцман.
У Л. И. Шестова были также сестра Елизавета Исааковна Мандельберг (1873-1943) - замужем за учредителем (с 1897 года) «Товарищества Ис. Шварцман», врачом Владимиром Евсеевичем Мандельбергом (с 1908 года - председатель правления), и брат Александр Исаакович Шварцман (1882-1970, с 1909 года член правления паевого товарищества Ис. Шварцмана).