19 марта Россия отмечает День моряка-подводника. Это профессиональный праздник военнослужащих подводных сил ВМФ России, а также гражданского персонала и всех, кто имеет отношение к подводному флоту.

В наше время подводный флот остается одним из самых важных инструментов обороны нашей страны, неотъемлемым компонентом ядерного щита. Подводники – элита российского флота, сложнейшая и почетнейшая военно-морская профессия. Между тем, еще чуть более 100 лет назад подводный флот только делал в России свои первые шаги. В память о событиях тех лет и была выбрана дата 19 марта для празднования Дня моряка – подводника. С этой датой связано эпохальное событие в истории российского военно-морского флота.

19 марта (по старому стилю 6 марта) 1906 года, 112 лет назад, император Николай II включил в классификацию судов российского императорского военного флота новый вид судов – подводные лодки. Приказ о включении подводных лодок в состав флота подписал тогдашний морской министр вице-адмирал Алексей Алексеевич Бирилев. Так началась официальная история российского подводного флота, хотя на самом деле о возможностях применения подводных кораблей в России задумались гораздо раньше.

Еще в 1718 г. плотник Ефим Никонов подал челобитную Петру I с предложением о строительстве «потаенного судна», которое могло бы внезапно атаковать корабли противника. Петру I идея Никонова понравилась и он даже вызвал талантливого мастерового в Петербург, где на верфи приступили к постройке судна. Однако, со смертью Петра разработки прекратились.

Вернулись к теме подводной лодки в России лишь в 1834 году, когда на Александровском литейном заводе по проекту военного инженера генерал-адъютанта Карла Шильдера была построена подводная лодка, вооруженная специальными установками для запуска ракет. Передвигалась лодка с помощью четырех гребков, расположенных попарно на каждом борту лодки, а приводились в действие гребки усилиями матросов-гребцов. Однако, скорость подводного хода лодки не превышала полукилометра в час. Шильдер планировал перевести гребки на электрическое движение, но тогдашний уровень развития технологий еще не позволял реализовать эту задумку. В итоге, в 1841 году испытания лодки и работы по ее совершенствованию были прекращены, а дата создания в России подводного флота опять отдалилась.

Тем не менее, именно в Российской империи впервые в мире было налажено серийное производство подводных лодок. У его истоков стоял русский инженер и конструктор польского происхождения Степан Карлович Джевецкий. Выходец из богатой и знатной семьи, Джевецкий получил техническое образование в Париже, где познакомился и близко дружил с Гюставом Эйфелем, прославленным автором Эйфелевой башни. Обширные знания Джевецкого привлекли внимание великого князя Константина Николаевича – российского наместника в Царстве Польском, который предложил Степану Карловичу устроиться на службу в Морской технический комитет в Санкт-Петербурге. Во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Джевецкий добровольно пошел на Черноморский флот – простым матросом, участвовал в бою парохода «Веста» с турецким броненосцем «Фехти-Булленд», за храбрость получил Георгиевский крест.

После демобилизации Джевецкий жил в Одессе, где и сконструировал первую подводную лодку, построенную на местной верфи на деньги мецената Феодора Родоконаки. Вторая подводная лодка была построена по проекту Джевецкого в 1879 году уже в Санкт-Петербурге, а испытали ее 29 января 1880 года на Серебряном озере в Гатчине, в присутствии наследника престола великого князя Александра Александровича. Наследник престола был в восторге и вскоре последовал заказ на производство целой серии подводных лодок, которые должны были обеспечивать безопасность российских крепостей. В 1881 году лодки построили и распределили по крепостным гарнизонам, но в бою их так и не применили. Низкая эффективность подводных лодок Джевецкого привела к тому, что в 1886 году их сняли с вооружения и более не производили.

Следующей серьезной вехой в истории российского подводного флота стала постройка подводной лодки «Дельфин» в 1900-1904 гг. Главным конструктором «Дельфина» был русский инженер Иван Григорьевич Бубнов, в 1903 – 1904 гг. руководивший кораблестроительной чертежной Морского технического комитета. В марте 1902 года «миноносец №113» был зачислен в списки флота под названием «миноносец № 150». В октябре 1903 года его зачислили в состав Балтийского флота, в 1904 году перебросили на Дальний Восток – для участия в Русско-японской войне, а 28 февраля 1905 года подводная лодка «Дельфин» под командованием Георгия Завойко впервые вышла в море.

24 мая 1904 года Российская империя подписала контракт о строительстве для нужд российского военного флота трех подводных лодок типа «Е» («Карп»), изготовленных на судостроительной верфи Фридриха Круппа в Киле (Германия). Поскольку Крупп обещал подарить России в случае заключения контракта свою первую подводную лодку, 7 июня 1904 года подводная лодка «Форель» по железной дороге была перевезена в Россию. Ее сопровождали немецкие офицеры, которые должны были обучить русский экипаж. В России на лодку были установлены два торпедных аппарата, подготовлен экипаж, после чего лодка была зачислена в состав флота как миноносец «Форель» и 25 августа 1904 года переброшена по железной дороге на Дальний Восток, где вошла в состав Сибирской военной флотилии. «Форель» стала первой настоящей и полноценной подводной лодкой русского флота на Тихом океане.

Еще две подводные лодки Российская империя приобрела в США. Так, 31 мая 1904 года была приобретена лодка «Фултон», построенная по проекту Holland-VIIR Джона Филипа Голланда. В составе российского флота она получила имя «Сом». 18 июня 1904 года в состав российского флота была принята американская подводная лодка «Протектор», получившая в России новое имя «Осетр». Подводная лодка «Сом» дала начало целой серии российских подводных лодок. На Дальнем Востоке из шести подводных лодок был сформирован отряд миноносцев.

Естественно, что появление в Российской империи своего подводного флота потребовало от морского командования и принятия соответствующих мер по подготовке личного состава. В первую очередь, требовалось подготовить командиров и офицеров подводных лодок. Уже 29 мая 1906 года на военно-морской базе в Либаве был создан Учебный отряд подводного плавания. Его командиром был назначен контр-адмирал Эдуард Николаевич Щенснович – один из «отцов-основателей» подводного плавания и минного дела в российском военно-морском флоте.

Выпускник Морского училища, контр-адмирал Щенснович прошел путь от минного офицера канонерской лодки до командира броненосца, а затем и младшего флагмана Балтийского флота. Во время Русско-японской войны капитан 1 ранга Эдуард Щенснович, командовавший тогда броненосцем «Ретвизан», был тяжело ранен, после чего вернулся на Балтийский флот. Именно ему Николай II и Морское ведомство доверили возглавить необычное и очень важное направление – создание и укрепление российского подводного флота. Именно по инициативе Щенсновича, в Либаве была создана первая в Российской империи полноценная база для подводных лодок, построен специальный бассейн, который мог вместить до 20 подводных лодок. Огромный вклад внес контр-адмирал Щенснович и в разработку «Правил плавания в подводном флоте и отбора людей для службы на подводных лодках», в систему дополнительного образования морских офицеров, готовившихся в Учебном отряде для службы на подводных лодках.

Первый выпуск офицеров подводного плавания состоялся в 1907 году – российский флот получил 68 дипломированных специалистов – подводников. Только в течение 1907-1909 гг. учебный отряд в Либаве выпустил 103 офицера и 525 специалистов нижних чинов для российских подводных лодок. Интересно, что в 1906-1911 гг. обучение в Либавском отряде прошли и 12 морских врачей, которые также получили специальность офицеров подводного плавания. От врачей, помимо наличия профильного медицинского образования, требовался опыт службы на корабле врачом и двухмесячный опыт плавания на подводной лодке во время учебы. Как видим, к обучению подводников в Либаве подходили достаточно основательно.

Для российских моряков первое время подводные лодки были чем-то диковинным, но это скорее пробуждало у офицеров и унтер-офицеров интерес к профессии подводника. В те далекие годы служба подводников была очень тяжелой, не шедшей ни в какое сравнение со службой на обычном корабле. Технические особенности тогдашних подводных лодок не могли обеспечить комфортное несение службы, но это не пугало героических моряков, стремившихся попробовать себя в профессии подводника. Офицеры подводной лодки во время плавания спали в небольшой кают-компании, а нижние чины – прямо на рундуках для хранения мин.

25 февраля 1911 года была создана первая в российской истории бригада подводных лодок в составе двух дивизионов, а возглавил бригаду контр-адмирал Павел Павлович Левицкий, сменивший контр-адмирала Эдуарда Щенсновича на посту командира Учебного отряда подводного плавания в Либаве. Левицкий был потомственным моряком, всю жизнь прослужил на флоте, участвовал в Русско-японской войне в должности командира крейсера, а затем командовал Учебным отрядом подводного плавания.

Темпы создания отечественных подводных лодок активизировались перед Первой мировой войной. Так, уже в 1912 году на Балтийском судостроительном заводе была выпущена дизельная подводная лодка «Барс», вооруженная 12 торпедными аппаратами, 2 артиллерийскими орудиями и 1 пулеметом. После начала войны, в 1915 и 1916 гг., на вооружение Балтийского флота поступили 7 подводных лодок типа «Барс» и 5 подводных лодок «Американский Голланд», которые были приобретены в США, но собраны уже на российской верфи. В годы Первой мировой войны подводный флот уже полноценно применялся. Так, перечисленные лодки совершили 78 боевых походов, потопив 2 крейсера и 16 транспортных судов противника.

В то же время, вряд ли подводный флот мог похвастать в Российской империи особой любовью со стороны адмиралов и Морского ведомства. Воспитанные «старой школой» российские адмиралы в большинстве своем благоволили к крейсерам и броненосцам надводного флота, считая, что они куда больше заслуживают внимания, чем неказистые подводные лодки. Важность подводного флота понимали и признавали немногочисленные подвижники вроде контр-адмирала Щенсновича, но таких офицеров было в морском командовании не так много. Лишь Первая мировая война, давшая подводникам возможность действительно показать, на что способны подводные лодки и какую роль они будут играть в современной морской войне, способствовала изменению отношения к подводному флоту со стороны морского командования. Однако, в 1917 году произошли Февральская, а затем и Октябрьская революции, серьезно отразившиеся на положении российского флота и на отечественном судостроении.

Именно в советский период происходило стремительное и быстрое развитие отечественного подводного флота, благодаря которому и современная Россия в настоящее время является одной из крупнейших подводных держав мира. Все сто двенадцать лет официального существования российского подводного флота моряки – подводники остаются элитой российского военно-морского флота. Не зря говорят, что подводники – это особая каста. И это действительно так.

Сложнейшие условия службы, постоянный риск, нахождение многими месяцами вдали от дома, необходимость осваивать в совершенстве самую современную и трудную технику – все это требует и от офицеров и мичманов, и от матросов не только больших способностей, профессиональных знаний и отменного здоровья, но и небывалой психологической устойчивости. Служба в подводном флоте ВМФ России не зря пользуется таким престижем – и военнослужащие, и даже совершенно далекие от армии и флота люди понимают и всю значимость подводников для страны, и объем трудностей и невзгод, с которыми им приходится сталкиваться.

О бесстрашных моряках, которых не пугают не штиль, ни штормы, знают все. Но не все догадываются, что даже эти суровые парни, ходящие в море не смотря на метровые волны, тоже верят в приметы и многие очень суеверны. Сегодня мы хотим рассказать вам о семи самых популярных приметах и суевериях на море.

1) Никола Морской

У моряков, как и у многих верующих есть свой святой, которому они молиться за успех плавания – Никола Морской. Морская братия считает, что все остальные святые смогут помочь только с разрешения Бога, а Никола Морской разрешения не спрашивает и помогает. А в странствиях по морям иногда бывает дорога каждая секунда, поэтому моряки предпочитают просить о помощи Николу Морского.

2) Бутылка шампанского

Давным давно викинги для того, что бы их плавание было удачным окропляли свои корабли кровью пленников. Примета эта сохранилась и после исчезновения викингов, православные моряки заменили кровь на красное вино, в память о Тайной вечерне, на которой Христос подавая вино своим апостолам сказал: “Пейте вино это кровь моя”. После Французской революции многие моряки даже стали атеистами, но веру в примету все же сохранили, правда заменили бутылку вина на шампанское.

3) Последний раз

Никогда не стоит спрашивать у моряка, когда он последний раз был в море. Лучше заменить слово “последний” на “крайний”. Иначе можете нарваться на недовольство морского волка. И, да: моряки не плавают в море, они – ходят.

4) Купание на экваторе

У моряков есть традиция, согласно которой человек впервые пересекающий экватор должен обязательно искупаться. Кроме этой традиции существует еще приметы запрещающие при пересечении экватора бриться, садиться на кнехты и плеваться за борт.

5) Свист на корабле

У русских моряков была пословица: “Не посвистишь, ветра не будет”. Но просто так свистеть на судне нельзя (так как это приведет к бедам). Для призывания ветра у боцмана или у капитана был специальный свисток, который использовали только в крайних случаях. Высвистывали ветер мелодичным свистом, повернувшись в ту сторону, откуда ветер ждали. Количеством свиста определялась продолжительность ветра и его сила.

6) Татуировка настоящего моряка

Почти каждый настоящий моряк имеет татуировку, а некоторые несколько. Считается, что тату не только приносит удачу, но и “обратный билет” домой. Одно из популярных татуировок у моряков – звезда между большим и указательным пальцами рук. Так же были популярны татуировки на религиозные темы и портреты любимых девушек, которые ждали моряков на берегу. В давние времена некоторые наиболее умные моряки делали на спине татуировку с распятием, полагая, что в случае наказания боцман не будет их бить по спине “двенадцатихвостовой” кошкой.

7) Серьга в ухе у моряка

Хоть и носить серьгу в ухе это английская традиция, но русские моряки плавали на разных судах, разных стран и переняли эту привычку. Тогда считалось, что моряк может надеть серьгу только после того, как обогнул Мыс Горн (там почти всегда были штормы). После этого моряки имели право в портовых кабаках на бесплатную кружку алкоголя, а некоторых местах им даже разрешали класть ноги на стол.

Кроме этих суеверий на море еще много других. Например, моряки не любят наниматься на корабли, которые сменили свое имя, так как неудачи будут преследовать эти корабли. Так же не желательно выходить в море в пятницу или проходить по месту, где было кораблекрушение (духи утонувшего корабля могут напасть). Нельзя ступать на палубу левой ногой, а число залпов в салюте на корабле всегда нечетное.

Во что верят и какие традиции соблюдают моряки?

Море – загадочная и неуправляемая стихия. Поэтому издавна все, кто имеет с ним дело – рыбаки, моряки, пираты – верят во множество легенд и соблюдают строго установленные обычаи и традиции. Познакомимся же с самыми интересными из них.

Женщина на корабле - к несчастью

Миф о том, что женщина на корабле приносит несчастье, известен всем. Откуда же он появился? Дело в том, что раньше моряки называли свои корабли женскими именами, надеясь, что это принесет им удачу. Считалось, что при попадании на борт представительницы прекрасного пола судно может приревновать команду к ней и перестать слушаться капитана. Поэтому женщин в плаванье никогда не брали. Датский мореплавательный закон 16 века даже предписывал выкидывать за борт любую даму, обнаруженную на корабле. А в России женщин не принимали в члены яхт-клубов вплоть до начала 20 века.

Со временем отношение к женщинам на корабле изменилось, и брать их в море все же стали. Однако до сих пор у моряков существует неписанное правило, что слушать женских советов относительно своего корабля ни в коем случае нельзя.

На самом деле легенда о том, что женщины приносят на корабль несчастье, имеет под собой вполне прозаические корни, ведь в многомесячном путешествии из-за любой дамы среди моряков могут закипеть нешуточные страсти, что нередко приводит к плачевным последствиям.

Николай Чудотворец – покровитель мореплавателей

Моряки разных стран и континентов считают своим небесным покровителем Николай Чудотворца. Почему ими был выбран именно этот святой? Дело в том, что только у Николая Чудотворца можно просить помощи, не обратившись сначала к Богу. А во время шторма или другой чрезвычайной ситуации на корабле времени на долгие молитвы нет. Именно поэтому моряки обычно обращаются за помощью именно к Николаю Чудотворцу. Кстати, очень многие церкви в честь этого святого были построены именно моряками, которые во время опасности пообещали отблагодарить своего покровителя, если смогут вернуться домой живыми.

Легенда о Летучем Голландце

В морском фольклоре очень часто встречаются упоминания Летучего Голландца – корабля-призрака, который вечно бороздит моря и не может пристать к берегу. Считается, что увидеть призрачное судно – нехорошая примета. По легенде, в 17 веке голландское судно под командованием капитана Ван дер Декена (или Ван Страатена) возвращалось в Европу из Ост-Индии. На борту была молодая пара. Девушка очень понравилась капитану, и он убил ее возлюбленного, чтобы сделать прекрасной пассажирке предложение. Однако та не согласилась, а выбросилась за борт. Когда корабль добрался до мыса Доброй Надежды, поднялся шторм. Ван дер Декен не принял предложение команды переждать непогоду и даже застрелил несколько своих подчиненных. Капитан, который слыл страшным сквернословом и богохульником, провозгласил, что судно оплывет мыс, даже если на это понадобится целая вечность. Своим поведением Ван дер Декен навлек на корабль проклятие, и теперь ему суждено вечно бороздить морские просторы. Есть версия, что у Летучего Голландца есть надежда обрести долгожданный покой. Для этого его капитану нужно найти девушку, которая согласиться выйти за него замуж.

Существуют и другие версии легенды о Летучем Голландце. Так, по одной из них Ван дер Декен пообещал продать душу дьяволу, если сможет преодолеть мыс Доброй Надежды. По другой версии, капитан пообещал продолжать попытки пройти мыс в шторм до второго пришествия, что и случилось. Также говорят, что вся команда Летучего Голландец просто-напросто умерла от эпидемии и не была погребена, из-за чего корабль и стал призраком.

Самые известные морские приметы и обычаи

У моряков есть огромное количество самых разных примет и обычаев. Так, всем известна примета, гласящая, что крысы бегут с судна перед кораблекрушением. Это не просто суеверие – грызуны отлично чувствуют изменение влажности на корабле, поэтому первыми замечают даже самую маленькую течь и стараются спастись от гибели бегством. Особое отношение у моряков к котам – считается, что они приносят удачу. А если пушистый любимец команды принимается играть на палубе – жди ветра.

Много примет и обычаев у моряков связано с ветром. Раньше парусник из-за штиля мог надолго застрять посреди океана, поэтому в ходу были самые разные методики вызывания ветра: от молитв и жертвоприношений древним богам до царапания мачты. Но иногда ветер из друга превращался в злейшего врага, и тогда моряки прибегали к самым разным способам усмирения шторма. У каждого человека, который регулярно ходил в море были амулеты, предохраняющие от непогоды: ракушки, иконы, акульи зубы. На кораблях строжайше запрещалось свистеть – этим можно было накликать шторм.

Любой судоводитель, как в древности, так и сейчас, оказавшись в открытом море вне видимости берегов, прежде всего хочет знать, в каком направлении движется его ко­рабль. Прибор, по которому можно определить курс корабля, хорошо известен - это компас. По свидетельству большинства ученых-историков, магнитная игла - предок со­временного компаса - появилась примерно три тысячи лет назад. Общение между на­родами в те времена было затруднено, и, пока чудесный указатель направления дошел до берегов Средиземного моря, миновало немало веков. В результате это изобретение попа­ло в Европу только в начале II тысячелетия н. э., а затем уже широко распространилось.

Едва оказавшись в Европе, прибор претерпел ряд усовершенствований и получил на­звание компас, сыграв огромную роль в развитии цивилизации. Лишь магнитный компас вселил в людей уверенность в море, помог им преодолеть страх перед океанскими про­сторами. Великие географические открытия были бы просто немыслимы без компаса.

Имени изобретателя компаса история не сохранила. И даже страну, подарившую человечеству этот замечательный прибор, люди науки не могут назвать точно. Одни при­писывают его изобретение финикийцам, другие уверяют, что первыми, кто обратил вни­мание на чудесное свойство магнита устанавливаться в плоскости магнитного меридиа­на, были китайцы, третьи отдают предпочтение арабам, четвертые упоминают францу­зов, итальянцев, норманнов и даже древних майя, последних - на том основании, что когда-то в Эквадоре был найден магнитный стержень, который (при пылком воображе­нии) можно было посчитать прообразом магнитной стрелки.

Сначала прибор для определения стран света был очень прост: магнитную иглу вты­кали в кусочек пробки и опускали в чашку с водой, которую впоследствии стали называть котелком компаса. Иногда вместо пробки брали кусочек тростника или просто вставля­ли иглу в соломинку. Даже это нехитрое устройство принесло морякам неоценимые удоб­ства, с ним можно было выходить в открытое море и не бояться, что не найдешь дорогу назад к родному берегу. Но морякам-то хотелось большего. Они смутно чувствовали, что чудесная плавающая стрелка, точность показаний которой была, понятно, очень невысо-ка, еще не раскрыла всех своих великолеп­ных возможностей. Да и вода нередко вып­лескивалась из котелка, бывало, даже вме­сте со стрелкой. Только в XIII веке появил­ся компас с сухим котелком, а главное - с прикрепленной к стрелке картушкой. Картушка была нехитрым на первый взгляд, но поистине замечательным изоб­ретением: небольшой кружок из немаг­нитного материала вместе с жестко при­крепленной к нему магнитной стрелкой свободно подвешивается на острие верти­кальной иглы. Сверху на картушку нано­сили четыре главных румба: Норд, Ост, Зюйд и Вест, - да так, чтобы Норд точно совпадал с северным концом стрелки. Дуги между главными румбами делили на не­сколько равных частей.

Вроде бы ничего особенного? Но до этого старый компас с неподвижной кар­тушкой каждый раз приходилось повора­чивать в горизонтальной плоскости до тех пор, пока северный конец стрелки не со­впадал с Нордом. Только тогда можно было определить курс, по которому идет судно. Это, конечно, было очень неудобно. Но если картушка сама вращалась вместе со стрелкой и сама устанавливалась в плос­кости меридиана, достаточно было лишь мельком взглянуть на нее, чтобы опреде­лить любое направление.

И все же, несмотря на вносимые усо­вершенствования, компас долго оставался достаточно примитивным прибором. В России в XVII - начале XVIII века наибо­лее искусно его изготавливали поморы в городах и селах нашего Севера. Это была круглая коробочка диаметром 4-5 санти­метра из моржовой кости, которую помо­ры хранили у пояса в кожаном мешочке. В центре коробочки на костяной шпиль­ке находилась картушка с укрепленными снизу намагниченными металлическими иглами-стрелками. Если компасом (или меткой, как называли его поморы) не пользовались, сверху на него надевали глу­хую крышку. О подобном приборе напи­сано в Морском уставе Петра I: «Должны компасы добрым мастерством делать и смотреть, чтобы иглы, на чем компас вертится, были остры и крепки и не ско­ро бы сламывались. Также чтобы прово­лока (имеется в виду стрелка. - В.Д) на компасе к Норду и Зюйду крепко была на­терта магнитом, дабы компас мог быть верным, в чем надлежит крепкое смот­рение иметь, ибо в том зависит ход и целость корабля».

В наше время котелок компаса наглу­хо закрывается толстой стеклянной крыш­кой, туго прижатой к нему медным коль­цом. Сверху на кольцо наносят деления от О до 360° - по часовой стрелке от Норда. Внутри котелка протягивают две черные медные вертикальные проволочки, так чтобы одна из них приходилась точно под 0°, а другая - под 180°. Эти проволочки называются курсовыми чертами.

Компас на корабле устанавливается так, чтобы линия, проведенная между кур­совыми чертами, точно совпадала с лини­ей нос - середина кормы (или, как гово­рят во флоте, с диаметральной плоско­стью судна).

О том, кто именно изобрел компас с вращающейся картушкой, история также ответа не дает. Правда, существует распро­страненная версия, что в 1302 году италь­янец Флавио Джойя (по другим источни­кам, Жиойя) укрепил на магнитной стрел­ке картушку, разделенную на 32 румба, а стрелку поместил на острие шпильки. Бла­годарные земляки даже поставили Джойе бронзовый памятник на его родине - в городе Амальфи. Но уж если кому-то дей­ствительно стоило бы поставить памятник, так это нашему соотечественнику Петру Перегрину. В его сочинении «Послание о магнитах», датированном 1269 годом и посвященном описанию свойств магнита, содержатся достоверные сведения об усо­вершенствовании им компаса. Компас этот картушки не имел. На вертикальной шпильке была укреплена магнитная стрел­ка, а азимутальный круг на верхней части котелка был разделен на четыре части, каждая из которых имела разбивку в гра­дусах от 0 до 90. На азимутальный круг на­девался подвижный визир для пеленгова­ния, пользуясь которым можно было оп­ределять направления на береговые предметы и на светила, находящиеся не­высоко над горизонтом. Визир этот был очень похож на современный пеленгатор, до сих пор исправно служащий флоту.

Прошло примерно полтора века, прежде чем после Перегрина появилось новое изобретение, позволившее еще боль­ше облегчить работу с компасом.

Море очень уж редко бывает спокой­ным, и любое судно испытывает качку, а она, естественно, отрицательно влияет на работу компаса. Иногда волнение моря бывает настолько сильным, что вообще выводит компас из строя. Поэтому воз­никла необходимость в приспособлении, которое позволило бы котелку компаса оставаться спокойным при любой качке.

Как и большинство гениальных изоб­ретений, новая подвеска компаса была предельно проста. Котелок компаса, не­сколько утяжеленный снизу, подвешивал­ся на двух горизонтальных полуосях, опи­рающихся на кольцо. Это кольцо, в свою очередь, крепилось на двух горизонталь­ных полуосях, перпендикулярных первым, и подвешивалось внутри второго кольца, неподвижно скрепленного с судном. Та­ким образом, как бы круто и часто ни на­клонялось судно, причем в любую сторо­ну, картушка оставалась всегда горизон­тальной. По имени итальянского математика Д. Кардано, предложившего это замечательное устройство, подвес на­звали кардановым.

Португальцы же предложили делить картушку компаса на 32 румба. Они оста­лись на картушках морских компасов до нашего времени. Каждый получил свое название, и еще сравнительно недавно, лет пятьдесят назад, можно было застать где-нибудь в кубрике матроса, который зуб­рил компас с тенями: «Норд Норд тень Ост, Норд Норд Ост, Норд Ост тень Ост, Норд Ост, Норд Ост тень Зюйд» и так да­лее. Тень в данном случае по-русски озна­чает: в сторону. Сейчас же, хотя все 32 рум­ба остались на многих современных ком­пасах, на них прибавились и деления в градусах (а иногда и в долях градуса). И в наше время, сообщая курс, который надо держать рулевому, предпочитают гово­рить, например: «Курс 327°!» (вместо пре­жнего «Норд Вест тень Норд», что, по су­ществу, одно и то же - разница в 1/4° округляется).

С тех пор как в XIX веке магнитный компас обрел свою современную конст­рукцию, он усовершенствовался очень не­значительно. Но зато далеко вперед про­двинулось представление о земном магне­тизме и о магнетизме вообще. Это обусловило ряд новых открытий и изоб­ретений, которые если собственно компа­са и не касаются, то к навигации имеют прямое отношение.

Чем сложнее были задачи, которые ложились на военные и торговые (коммер­ческие) флоты, тем большие требования к показаниям компасов предъявляли моря­ки. Точнее стали наблюдения, и вдруг со­вершенно неожиданно для себя моряки заметили, что главный их помощник, ком­пас, которому они безгранично доверялись столько веков, очень редко дает правиль­ные показания. Любой магнитный компас на два-три градуса, а иногда и намного больше, мягко говоря, привирает. Замети­ли, что в разных местах Земли ошибки компаса не одинаковы, что с годами в од­них точках они увеличиваются, в других - уменьшаются, и что, чем ближе к полюсу, тем больше эти ошибки.

Но в начале XIX века на помощь мо­рякам пришла наука и к его середине спра­вилась с этой бедой. Немецкий ученый Карл Гаусс создал общую теорию земного магнетизма. Были проделаны сотни тысяч точных измерений, и теперь на всех нави­гационных картах отклонение стрелки компаса от истинного меридиана (так на­зываемое склонение) указано прямо на карте с точностью до четверти градуса. Здесь же указывается, к какому году при­ведено склонение, знак и величина его го­дового изменения.

Работы штурманам прибавилось - теперь стало нужно вычислять поправку на изменение склонения. Это было спра­ведливым лишь для средних широт. В вы­соких же широтах, то есть в областях от 70° северной и южной широт до полюсов, магнитному компасу вообще было верить нельзя. Дело в том, что в этих широтах очень большие аномалии магнитного скло­нения, так как сказывается близость маг­нитных полюсов, не совпадающих с гео­графическими. Магнитная стрелка стре­мится тут занять вертикальное положение. В этом случае и наука не помогает, и ком­пас врет без зазрения совести, а порой на­чинает и вовсе то и дело менять свои пока­зания. Недаром, собираясь к Северному по­люсу на самолетах (1925), знаменитый Амундсен не решился довериться магнит­ному компасу и придумал специальный прибор, который назвали солнечным ука­зателем курса. В нем точные часы повора­чивали маленькое зеркальце вслед за сол­нцем, и, пока самолет летел над облаками, не отклоняясь от курса, «зайчик» не ме­нял своей позиции.

Но на этом злоключения магнитного компаса не кончились. Судостроение бы­стро развивалось. В начале XIX века появи­лись пароходы, а вслед за ними и металли­ческие суда. Железные корабли быстро стали вытеснять деревянные, и вдруг... Один за другим при загадочных обстоя­тельствах утонуло несколько больших па­роходов. Разбирая обстоятельства круше­ния одного из них, на котором погибло около 300 человек, специалисты установи­ли, что причиной аварии были неверные показания магнитных компасов.

В Англии собрались ученые и мореп­лаватели, чтобы разобраться, что же тут происходит. И пришли к выводу, что ко­рабельное железо столь сильно влияет на компас, что ошибки в его показаниях просто неизбежны. Выступивший на этом со­брании доктор богословия Скорсби, быв­ший когда-то известным капитаном, по­казал на опыте присутствующим влияние железа на стрелку магнитного компаса и сделал вывод: чем больше масса железа, тем больше она отклоняет стрелку компа­са от меридиана. «Мы, - сказал Скорс­би, - плаваем по старинке, как на дере­вянных судах, то есть без учета влияния корабельного железа на компас. Боюсь, что никогда не удастся добиться на стальном судне правильных показаний компаса...» Отклонение стрелки магнит­ного компаса под влиянием судового же­леза назвали девиацией.

Противники железного судостроения ободрились. Но и на этот раз наука при­шла на помощь магнитному компасу. Уче­ные нашли способ свести это отклонение к минимуму, разместив рядом с магнит­ным компасом специальные магниты-уничтожители. Пальма первенства в этом, безусловно, принадлежит капитану Мэтью Флиндерсу, по имени которого и назван первый уничтожитель - флиндерсбар. Их стали размещать в нактоузах рядом с ко­телком компаса.

Прежде нактоузом называли деревян­ный ящичек, в который на ночь вместе с фонарем ставили компас. Английские мо­ряки так его и называли: ночной домик - найт хаус. В наше время нактоуз - дере­вянный четырех- или шестигранный шкафчик, на котором устанавливают ко­телок компаса. Слева и справа от него на нактоузе находятся массивные железные шары размером с маленькую дыньку. Их можно передвигать и закреплять поближе и подальше от компаса. Внутри шкафчика запрятан целый набор магнитов, которые тоже можно передвигать и закреплять. Изменение взаимного расположения этих шаров и магнитов почти полностью унич­тожает девиацию.

Сейчас перед выходом в рейс, когда груз уже погружен и закреплен, на судно поднимается девиатор и в специально отведенном районе моря на ходу часа пол­тора осуществляет уничтожение девиации. По его командам судно движется разны­ми курсами, а девиатор перемещает шары и магниты, уменьшая влияние судового железа на показания компаса. Уходя с бор­та, он оставляет маленькую таблицу оста­точной девиации, которую штурманам приходится учитывать каждый раз, когда корабль изменяет курс, как поправку на девиацию. Вспомним роман Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан», где негодяй Негоро подложил под нактоуз компаса то­пор, резко изменив его показания. В ре­зультате судно вместо Америки приплы­ло в Африку.

Необходимость периодически уничто­жать и определять остаточную девиацию заставила задумываться над проблемой создания немагнитного компаса. К началу XX столетия были хорошо изучены свой­ства гироскопа, и на этой основе сконст­руирован гироскопический компас. Прин­цип действия гирокомпаса, созданного немецким ученым Аншютцем, состоит в том, что ось быстро вращающегося волч­ка сохраняет неизменным свое положение в пространстве и может быть установлена по линии север - юг. Современные гиро­компасы заключены в герметически запа­янную сферу (гидросферу), которая, в свою очередь, помещена во внешний корпус. Гидросфера плавает во взвешенном состо­янии в жидкости. Положение ее регули­руется с помощью катушки электромаг­нитного дутья. Электромотор доводит ско­рость вращения гироскопов до 20 тысяч оборотов в минуту.

Для обеспечения комфортных условий работы гирокомпас (основной прибор) помещают в самом спокойном месте ко­рабля (поближе к его центру тяжести). С помощью электрокабелей показания ги­рокомпаса передаются на репитеры, рас­положенные на крыльях мостика, в цент­ральном посту, в штурманской рубке и других помещениях, где это необходимо.

В наши дни промышленность выпус­кает различные типы этих приборов. Пользование ими не составляет особых трудностей. Поправки к их показаниям, как правило, инструментальные. Они малы и постоянны. Но сами приборы сложны и требуют для своего обслуживания квалифицированных специалистов. Есть и дру­гие сложности в эксплуатации. Гироком­пас необходимо включать заблаговремен­но, до выхода в море, чтобы он успел, как говорят моряки, «прийти в меридиан». Что и говорить, гирокомпас обеспечивает не­сравненно более высокую точность курсоуказания и устойчивость работы в высо­ких широтах, но авторитет магнитного компаса от этого ничуть не снизился. Бое­вые действия флота в годы Великой Оте­чественной войны показали, что на кораб­лях он по-прежнему необходим. В июле 1943 года в ходе боевой операции гиро­компас на эсминце «Сообразительный» вышел из строя. Штурман перешел на маг­нитный компас и ночью, в штормовую по­году, вне видимости берегов, пройдя око­ло 180 миль (333 километров), вышел к базе с невязкой 55 кабельтовых (10,2 ки­лометров). Участвовавший в той же опе­рации лидер эсминцев «Харьков» в тех же условиях, но с исправным гирокомпасом имел невязку 35 кабельтовых (6,5 кило­метров). В августе того же года из-за по­жара на борту вышел из строя гироком­пас на канонерской лодке «Красный Аджаристан». Штурман корабля в ходе боевых действий успешно вел точную про­кладку, пользуясь только магнитными компасами.

Вот почему и сегодня даже на самых современных кораблях, оборудованных навигационными комплексами, радиотех­ническими и космическими системами, имеющими в своем составе несколько курсоуказателей, не зависящих ни от девиа­ции, ни от склонения, обязательно есть магнитный компас.

Но как бы точно мы ни измеряли курс, графически проложить его можно только на карте. Карта представляет собой плос­костную модель земного шара. Моряки используют только специально изготов­ленные, так называемые навигационные карты, расстояния на которых измеряют­ся в милях. Чтобы понять, как создавались такие карты, придется заглянуть в XV век, в те далекие времена, когда люди только-только научились наносить сушу и море на них и плавать, пользуясь ими. Были, конеч­но, карты и раньше. Но они были больше похожи на неумелые рисунки, сделанные на глазок, по памяти. Появились и карты, основанные на научных представлениях своего времени, довольно точно изобра­жавшие известные мореплавателям бере­га и моря. Конечно, и в этих картах было много ошибок, и строились они не так, как строятся карты в наше время, но все же они были подспорьем для моряков, пус­кавшихся в плавания по морям и океанам.

Это было время, полное противоречий. С одной стороны, «бывалые люди» клят­венно уверяли, что встречали в океане ужасных чудовищ, огромных морских змей, прекрасных сирен и прочие чудеса, а с другой - одно за другим совершались великие географические открытия. С од­ной стороны, святая инквизиция душила всякую живую мысль, а с другой - мно­гие просвещенные люди уже знали о ша­рообразной форме Земли, спорили о том, каков размер земного шара, имели пред­ставление о широте и долготе. Больше того, известно, что в том самом 1492 году, ког­да Христофор Колумб открыл Америку, немецкий географ и путешественник Мар­тин Бехайм уже построил глобус. Конеч­но, он был совсем не таким, как современ­ные глобусы. На глобусе Бехайма и более поздних, более совершенных моделях Зем­ли белых пятен было больше, чем точно показанных континентов, многие земли и берега изображались по рассказам «быва­лых людей», которым было опасно верить на слово. Некоторые материки на первых глобусах вообще отсутствовали. Но главное уже было - по большому кругу, перпен­дикулярному оси вращения, опоясывал модель Земли экватор, что по-латыни зна­чит уравнитель.

Плоскость, в которой он лежит, как бы разделяет земной шар пополам и уравни­вает его половины. Окружность экватора от точки, принятой за нуль, разделили на 360° долготы - по 180° к востоку и запа­ду. К югу и к северу от экватора на глобусе до самых полюсов нанесли малые круги, параллельные экватору. Их так и назва­ли - параллели, а экватор стал служить началом отсчета географической широты. Дуги меридианов, перпендикулярные эк­ватору, в Северном и Южном полушари­ях под углом друг к другу сошлись на по­люсах. Меридиан по-латыни значит «полуденный». Это название, конечно, не случайно, оно показывает, что на всей ли­нии меридиана, от полюса до полюса, пол­день (впрочем, как и в любой другой мо­мент) наступает одновременно. От эква­тора к северу и к югу дуги меридианов разбили на градусы - от 0 до 90, назвав соответственно градусами северной и южной широты.

Теперь, чтобы найти точку на карте или глобусе, достаточно было указать ее широту и долготу в градусах.

Географическая координатная сетка была наконец построена.

Но одно дело - найти точку на карте и совсем иное - отыскать ее в открытом море. Несовершенные карты, магнитный компас и примитивный угломерный ин­струмент для определения вертикальных углов - вот и все, чем располагал моряк, отправляясь в дальнее плавание. С арсена­лом даже таких навигационных приборов прийти в пункт, который находится в пре­делах видимости или пусть даже за гори­зонтом, - дело несложное. Если, конечно, вершины далеких гор, расположенных у этого пункта, были видны над горизонтом. Но стоило моряку отойти в море подаль­ше, как берега пропадали из виду и со всех сторон судно обступали однообразные волны. Даже если мореплаватель знал точ­ное направление, которое должно приве­сти его к цели, то и тогда трудно было рас­считывать на успех, так как капризные ветры и неизученные течения всегда сно­сят судно с намеченного курса. Это откло­нение от курса моряки называют дрей­фом.

Но и при отсутствии дрейфа выбрать нужное направление, пользуясь обычной картой, и провести по нему судно практи­чески невозможно. И вот почему. Допус­тим, что, вооружившись обыкновенной картой и компасом, мы задумали плавание вне видимости берегов из точки А в точку Б. Соединим эти точки прямой. Допустим теперь, что эта прямая в точке А ляжет точно по курсу 45°. Другими словами, ли­ния АБ в точке А будет расположена под углом 45° к плоскости меридиана, прохо­дящего через точку А. Направление это нетрудно удержать по компасу. И мы при­шли бы в точку Б, но при одном условии: если бы меридианы были параллельны и наша линия курса и в точке Б соответство­вала направлению 45°, как и в точке А. Но в том-то и дело, что меридианы не парал­лельны, а постепенно сходятся под углом друг к другу. Значит, и курс в точке Б будет не 45°, а несколько меньше. Таким обра­зом, чтобы прийти из точки А в точку Б, нам пришлось бы все время подворачивать вправо.

Если же, выйдя из точки А, мы будем постоянно держать курс по нашей карте 45°, то точка Б останется справа от нас, мы, продолжая идти этим курсом, пересечем все меридианы под одним и тем же углом и по сложной спирали приблизимся в кон­це концов к полюсу.

Спираль эта называется локсодромия. По-гречески это значит «косой путь». Все­гда можно подобрать такую локсодромию, которая приведет нас в любую точку. 14, пользуясь обычной картой, пришлось бы сделать много сложных вычислений и по­строений. Вот это-то моряков и не устра­ивало. Не одно десятилетие они ждали та­кую карту, по которой удобно будет про­кладывать любые курсы и плавать по любым морям.

И вот в 1589 году известный матема­тик и картограф фламандец Герард Мер-катор придумал карту, которая наконец удовлетворила моряков и оказалась на­столько удачной, что до сих пор ничего лучшего никто не предложил. Моряки всего мира и сегодня пользуются этой картой. Она так и называется: меркаторская кар­та, или карта равноугольной цилиндри­ческой меркаторской проекции.

Основания, заложенные в построение этой карты, гениально просты. Невозмож­но, конечно, восстановить ход рассужде­ний Г. Меркатора, но предположим, что рассуждал он так.

Допустим, что все меридианы на гло­бусе (который довольно точно передает взаимное расположение океанов, морей и суши на Земле) сделаны из проволоки, а параллели - из упругих нитей, которые легко растягиваются (резины в то время еще не знали). Разогнем меридианы так, чтобы они из дуг превратились в парал­лельные прямые, прикрепленные к эква­тору. Поверхность глобуса превратится в цилиндр из прямых меридианов, пересе­ченных растянувшимися параллелями. Разрежем этот цилиндр по одному из ме­ридианов и расстелем на плоскости. По­лучится географическая сетка, но мериди­аны на этой сетке не будут сходиться, как на глобусе, в точках полюсов. Прямыми параллельными линиями они будут идти вверх и вниз от экватора, а параллели - пересекать их везде под одним и тем же прямым углом.

Круглый островок у экватора как был на глобусе круглым, так и на этой карте останется круглым, в средних широтах такой же островок значительно растянет­ся по широте, а в районе полюса он будет вообще выглядеть как длинная прямая полоса. Взаимное расположение суши, моря, конфигурация материков, морей, океанов на такой карте изменятся до не­узнаваемости. Ведь меридианы остались такими, какими и были, а параллели-то ра­стянулись.

Плавать, руководствуясь такой картой, конечно, было невозможно, но это оказа­лось поправимым - надо было только уве­личивать расстояние между параллелями. Но, конечно, не просто увеличить, а в точном соответствии с тем, на сколько растя­нулись параллели при переходе намеркаторскую карту. На карте, построенной с помощь такой сетки, круглый островок и у экватора, и в любом другом участке кар­ты оставался круглым. Вот только, чем бли­же было к полюсу, тем больше места за­нимал он на карте. Другими словами, мас­штаб на такой карте от экватора к полюсам увеличивался, зато очертания объектов, нанесенных на карту, получались почти без изменений.

А как же учесть изменение масштаба к полюсам? Конечно, можно для каждой широты высчитать масштаб отдельно. Только очень хлопотным делом будет та­кое плавание, в котором после каждого передвижения к северу или югу придется делать довольно сложные расчеты. Но ока­зывается, что на меркаторской карте та­ких расчетов делать не приходится. Карта заключена в рамку, на вертикальных сто­ронах которой нанесены градусы и мину­ты меридиана. У экватора они покороче, а чем ближе к полюсу, тем длиннее. Пользу­ются рамкой так: расстояние, которое нужно измерить, снимают циркулем, под­носят к той части рамки, которая находит­ся на широте измеряемого отрезка и смот­рят, сколько минут в нем уложились. А так как минута и градус на такой карте изме­няются по величине в зависимости от ши­роты, а на самом-то деле остаются всегда одинаковыми, именно они и стали осно­ванием для выбора линейных мер, кото­рыми моряки измеряли свой путь.

Во Франции была своя мера - лье, рав­ная 1/20 градуса меридиана, что составляет 5537 метров. Англичане измеряли свои морские дороги лигами, которые тоже представляют собой дробную часть граду­са и по величине составляют 4828 метров. Но постепенно моряки всего мира со­шлись на том, что удобнее всего пользо­ваться для измерения расстояний на море величиной дуги, соответствующей одной угловой минуте меридиана. Так до сих пор и измеряют моряки свои пути и расстояния именно минутами дуги меридиана. А чтобы придать этой мере название, похо­жее на названия других путевых мер, ок­рестили минуту меридиана милей. Ее дли­на составляет 1852 метров.

Слово «миля» нерусское, поэтому заг­лянем в «Словарь иностранных слов». Там написано, что слово это английское. Потом сообщается, что мили бывают разные: гео­графическая миля (7420 м), сухопутные мили различны по величине в разных го­сударствах, наконец, морская миля - 1852,3 метра .

Все верно сказано о миле, кроме анг­лийского происхождения слова; на самом деле оно латинское. В древних книгах миля встречалась довольно часто и означала ты­сячу двойных шагов. Из Рима, а не из Анг­лии, впервые пришло к нам это слово. Так что в словаре ошибка Но эту ошибку мож­но понять и простить, так как составитель словарной статьи имел, конечно, в виду международную морскую, или, как англи­чане ее называют, адмиралтейскую, милю. В петровские времена она пришла к нам именно из Англии. У нас ее так и называли - английская миля. Иногда и сегодня ее называют так же.

Пользоваться милей очень удобно. Поэтому моряки и не собираются пока заменять милю какой-нибудь другой ме­рой.

Проложив свой путь на меркаторской карте по линейке, рассчитав и запомнив, какого курса при этом следует придержи­ваться, моряк смело может пускаться в плавание, не задумываясь над тем, что его путь, прямой как стрела, на карте вовсе не прямая линия, а как раз та самая кривая, о которой говорилось чуть раньше, - лок­содромия.

Это, конечно, не кратчайший путь между двумя точками. Но если эти точки лежат не очень далеко друг от друга, то моряки не огорчаются и мирятся с тем, что сожгут лишнее горючее и истратят лиш­нее время на переход. Зато на этой карте локсодромия выглядит прямой, которую ничего не стоит построить, и можно быть уверенным, что приведет она как раз туда, куда нужно. А если предстоит большое плавание, такое, например, как переход через океан, при котором дополнительные затраты на кривизну пути выльются в зна­чительную сумму и время? В этом случае моряки научились строить на меркаторс­кой карте другую кривую - ортодромию, что значит по-гречески «прямой путь». Ор­тодромия на карте совпадает с так называемой дугой большого круга, которая и является на море кратчайшим расстояни­ем между двумя точками.

Плохо укладываются в сознании эти два понятия: кратчайшее расстояние и дуга, стоящие рядом. С этим тем более трудно примириться, если смотреть на меркаторскую карту: ортодромия выгля­дит значительно длиннее, чем локсодро­мия. Если на меркаторской карте обе эти кривые проложить между двумя точками, ортодромия изогнется, как лук, а локсод­ромия вытянется, как тетива, стягиваю­щая его концы. Но не нужно забывать, что плавают-то корабли не по плоской карте, а по поверхности шара. А на поверхности шара отрезок дуги большого круга как раз и будет кратчайшим расстоянием.

С единицей измерения расстояний в море - милей - тесно связана единица скорости, принятая в мореплавании, - узел, о чем мы расскажем дальше.

Если на линии курса, проложенной на карте, периодически откладывать рассто­яния, пройденные кораблем, то судоводи­тель всегда будет знать, где находится его корабль, то есть координаты своего места в море. Такой метод определения коорди­нат называется счислением пути и широ­ко применяется в навигационной про­кладке. Но необходимым условием для этого является умение определять скорость корабля и измерять время, только тогда можно рассчитать пройденное рас­стояние.

Указатели скорости корабля. 2. Скляночки. 2. Лаг ручной. 3. Лаг механический

Выше мы уже говорили, что на кораб­лях парусного флота для измерения времени применялись песочные часы, рассчитан­ные на полчаса (склянки), один час и на че­тыре часа (вахта). Но были на кораблях и еще одни песочные часы - скляночки. Все­го на полминуты были рассчитаны эти часы, а в отдельных случаях даже на пятнадцать секунд. Можно только удивляться искусст­ву стеклодувов, ухитрявшихся изготовить такие точные по тем временам приборы. Как ни малы были эти часы, как ни коро­ток был промежуток времени, который они отмеряли, услуга, которую оказывали в свое время эти часы морякам, неоценима, и их, так же как и склянки, вспоминают каждый раз, когда говорят об определении скорости корабля, а также при измерении пройденного пути.

Проблема определения пройденного и предстоящего пути всегда стояла и сто­ит перед моряками.

Первые способы замера скорости были едва ли не самыми примитивными из навигационных определении: просто с носа корабля бросали за борт кусочек де­рева, коры, птичье перо или другой плава­ющий предмет и одновременно замечали время. Идя вдоль борта с носа на корму корабля, не выпускали из глаз плывущий предмет и, когда он проходил срез кормы, вновь замечали время. Зная длину кораб­ля и время, за которое предмет проходил ее, рассчитывали скорость хода. А зная общее время в пути, составляли приблизительное представление и о пройденном расстоянии.

На парусных судах при очень слабых ветрах этим древним способом определя­ют скорость судна и сегодня. Но уже в XVI веке появился первый лаг. Из толстой доски делали сектор градусов в 65-70, ра­диусом около 60-70 сантиметров. По дуге, ограничивающей сектор, укрепляли, как правило, свинцовый груз в виде поло­сы, рассчитанный таким образом, что сек­тор, брошенный в воду, погружался на две трети стоймя и над водой оставался виден небольшой уголок. К вершине этого угол­ка крепили тонкий прочный трос, кото­рый называли лаглинь. В секторе, прибли-зителыю в геометрическом центре погру­женной части, сверлили коническое отвер­стие 1,5-2 сантиметра диаметром и к нему плотно подгоняли деревянную проб­ку, к которой прочно привязывали лаглинь сантиметрах в восьми - десяти от при­крепленного к углу лага конца. Эта проб­ка довольно прочно держалась в отверстии погруженного лага, но резким рывком ее можно было выдернуть.

Зачем же так сложно крепили лаглинь к сектору лага? Дело в том, что плоское тело, движущееся в жидкой среде, распо­лагается перпендикулярно направлению движения, если сила, движущая это тело, приложена к его центру парусности (ана­логично воздушному змею). Стоит, одна­ко, перенести точку приложения сил к краю этого тела или к его углу, и оно, как флаг, расположится параллельно направ­лению движения.

Так и лаг, когда бросают за борт дви­жущегося судна, держится перпендику­лярно направлению хода его, так как лаг­линь прикреплен к пробке, стоящей в цен­тре парусности плоскости сектора. При движении судна сектор испытывает боль­шое сопротивление воды. Но стоит резко дернуть лаглинь, как пробка выскакивает из гнезда, точка приложения силы пере­носится на угол сектора, и он начинает планировать, скользить по поверхности воды. Сопротивления он практически не испытывает, и в таком виде вытащить сек­тор из воды было совсем нетрудно.

В лаглинь на расстоянии примерно 15 метров друг от друга (точнее, 14,4 м) вплетались короткие шкертики (тонкие кончики), на которых были завязаны один, два, три, четыре и так далее узелков. Иног­да отрезки между двумя соседними шкер тиками тоже называли узлами. Лаглинь вместе со шкертиками наматывался на не­большую вьюшку (типа катушки), кото­рую удобно было держать в руках.

Двое матросов становились на корму корабля. Один из них бросал сектор лага за борт и держал в руках вьюшку. Лаг, упав в воду, упирался и сматывал лаглинь с вьюшки вслед за идущим кораблем. Мат­рос же, подняв над головой вьюшку, вни­мательно следил за сматывающимся с вьюшки лаглинем и, как только первый шкертик подходил близко к кромке кор­мового среза, кричал: «Товсь!» (это значит «Готовься!»). И почти вслед за этим: «Вертай!» («Переворачивай!»).

Второй матрос держал в руках скля­ночки, рассчитанные на 30 секунд, но ко­манде первого переворачивал их и, когда весь песок пересыпался в нижний резер­вуар, кричал: «Стоп!»

Первый матрос резко дергал лаглинь, деревянная пробочка выскакивала из от­верстия, сектор лага ложился плашмя на воду и переставал сматывать лаглинь.

Заметив, сколько шкертиков-узелков ушло за борт при сматывании лаглиня, матрос определял скорость хода корабля в милях в час. Сделать это было совсем не­трудно: шкертики вплетались в лаглинь на расстоянии 1/120 мили, а часы показывали 30 секунд, то есть 1/120 часа. Следователь­но, сколько узлов лаглиня смоталось с вьюшки за полминуты, столько миль ко­рабль прошел за час. Отсюда и пошло вы­ражение: «Судно идет со скоростью столько-то узлов» или «Корабль делает столько-то узлов». Таким образом, узел на море - не линейная путевая мера, а мера скорости. Это нужно твердо усвоить, потому что, говоря о скорости, мы так при­выкли прибавлять «в час», что, бывает, и читаем в самых авторитетных изданиях «узлов в час». Это, конечно, неправильно, ибо узел - это и есть миля/час.

Сейчас ручным лагом уже никто не пользуется. Еще М.В. Ломоносов в своей работе «О большей точности морского пути» предложил механический лаг. Опи­санный М.В. Ломоносовым лаг состоял из вертушки, похожей на большую сигару, вдоль которой были расположены под уг­лом к оси крылья-лопасти, как на роторе современной гидротурбины. Вертушку, привязанную в лаглиню, сделанному из троса, который почти не скручивался, М.В. Ломоносов предлагал опускать за кор­му идущего судна. Она, естественно, вра­щалась тем быстрее, чем быстрее был ход этого судна. Передний конец лаглиня предлагалось привязывать к валу механи­ческого счетчика, который должен был крепиться на корме судна и отсчитывать пройденные мили.

Ломоносов предложил, описал, но не успел построить и испытать свой механи­ческий лаг. Уже после него появилось не­сколько изобретателей механического лага: Уокер, Мессон, Клинток и другие. Их лаги несколько отличаются друг от друга, но принцип их работы тот же, который был предложен М.В. Ломоносовым.

Еще совсем недавно, едва судно или корабль выходили в море, штурман с мат­росом выносили на верхнюю палубу вер­тушку лага, лаглинь и счетчик, который обычно называли машинкой. Вертушку с лаглинем броетли за борт, а машинку кре­пили на планшире кормового среза, и штурман списывал в навигационный жур­нал показания, которые значились на ее циферблате на момент начала работы. В любой момент, взглянув на циферблат та­кого лага, можно было довольно точно уз­нать о пути, пройденном кораблем. Есть лаги, которые одновременно показывают и скорость в узлах.

В наше время на многих кораблях ус­тановлены более совершенные и точные лаги. Их действие основано на свойстве воды и всякой другой жидкости оказывать давление на движущийся в ней предмет, увеличивающееся по мере увеличения ско­рости движения этого предмета. Не очень сложное электронное устройство величи­ну этого давления (динамического напора воды) передает в прибор, установленный на мостике или на штурманском команд­ном пункте корабля, предварительно, ко­нечно, преобразив эту величину в мили и узлы.

Это так называемые гидродинамичес­кие лаги. Есть и более совершенные лаги для определения скорости судна относи­тельно морского дна, то есть абсолютной скорости. Такой лаг работает по принци­пу гидролокационной станции и называ­ется гидроакустическим.

В заключение скажем, что слово лаг происходит от голландского log, что озна­чает расстояние.

Итак, получив в свое распоряжение компас, навигационную карту и единицы измерения расстояния и скорости -милю и узел, штурман может спокойно вести на­вигационную прокладку, периодически от­мечая на карте расстояния, пройденные кораблем. Но наличие счислимых коорди­нат своего места в море нисколько не от­вергает обсервованных, то есть определен­ных инструментальным способом по небес­ным светилам, радиомаякам или по береговым ориентирам, нанесенным на карту, а, наоборот, обязательно их подра­зумевает. Разницу между счислимыми ко­ординатами и обсервованными моряки на­зывают невязкой. Чем меньше невязка, тем искуснее штурман. При плавании в види­мости берегов определять обсервованное место лучше всего по маякам, которые днем хорошо видны, а ночью излучают свет.

Немного найдется на свете инженер­ных сооружений, о которых сложено столько преданий и легенд, как о маяках. Уже в поэме «Одиссея» древнегреческого поэта Гомера, датируемой VIII-VII века­ми до н.э., рассказывается, что жители Итаки зажигали костры для того, чтобы ожидаемый домой Одиссей мог узнать родную гавань.

Вдруг на десятые сутки явился нам
берег отчизны.
Выл он уж близок; на нем все огни
уж могли различить мы.
Это, собственно, первые упоминания об использовании моряками огней обык­новенных костров в навигационных целях при плаваниях вблизи берегов в ночное время.

С тех далеких времен прошли века, прежде чем маяки приобрели знакомый для всех внешний вид - высокая башня, увенчанная фонарем. А когда-то выполняв­шие функцию первых маяков смоляные бочки или жаровни с углем пылали прямо на земле или. на высоких шестах. Со вре­менем для увеличения дальности видимо­сти источников света они устанавливались на искусственных сооружениях, достигав­ших порой грандиозных размеров. Наибо­лее почтенный возраст имеют маяки Сре­диземного моря.

Одно из семи чудес древнего мира - Александрийский, или Фаросский, маяк высотой 143 метра, сооруженный из бе­лого мрамора в 283 году до н.э. Строитель­ство этого самого высокого сооружения древности продолжалось 20 лет. Огром­ный и массивный маяк, окруженный спи­рально идущей лестницей, служил путе­водной звездой для моряков, показывая им путь днем дымом от сжигаемой на его вер­шине нефти, а ночью - с помощью огня, как говорили древние, «более блестящего и неугасимого, нежели звезды». Благодаря специальной системе отражения света дальность видимости огня в ясную ночь до­стигала 20 миль. Маяк был построен на острове Фарос у входа в египетский порт Александрию и служил одновременно на­блюдательным пунктом, крепостью и ме­теостанцией.

Не меньшей известностью пользовал­ся в древности и знаменитый Колосс Ро­досский - гигантская бронзовая фигура Гелиоса, бога Солнца, установленная на острове Родос в Эгейском море в 280 году до н.э. Сооружение ее длилось 12 лет. Эта тоже считавшаяся одним из семи чудес света статуя высотой 32 метра стояла в Родосской гавани и служила маяком до разрушения ее землетрясением в 224 году до н. э.

Кроме названных маяков, в тот пери­од было известно еще около 20. Сегодня из них уцелел только один - маячная баш­ня у испанского портового города Ла-Корунья. Возможно, что этот маяк сооружен еще финикийцами. За свою долгую жизнь он не раз подновлялся римлянами, но в целом сохранил свой первозданный вид.

Строительство маяков развивалось чрезвычайно медленно, и к началу XIX века на всех морях и океанах земного шара их насчитывалось не больше сотни. Это объясняется прежде всего тем, что имен­но в тех местах, где маяки были более все­го нужны, их сооружение оказывалось очень дорогим и трудоемким делом.

Источники света маяков непрерывно совершенствовались. В XVII-XVIII веках в фонарях маяков горело одновременно несколько дюжин свечей массой по 2- 3 фунта (около 0,9-1,4 кг). В 1784 году по­явились масляные лампы Арганда, в кото­рых фитиль получал масло под постоян­ным напором, пламя перестало коптить и сделалось более ярким. В начале XIX века на маяках стали устанавливать газовое ос­вещение. В конце 1858 года на Верхнефорлендском маяке (английский берег Ла-Манша) появилась электрическая освети­тельная аппаратура.

В России первые маяки были построе­ны в 1 702 году в устье Дона и в 1704 году на Петропавловской крепости в Петербурге. Строительство старейшего маяка на Балти­ке - Толбухина близ Кронштадта - растя­нулось чуть ли не на 100 лет. Здание начали строить по приказу Петра I. Сохранился его собственноручный эскиз с указанием основ­ных размеров башни и припиской: «Протчее дастся на волю архитектору». Соору­жение каменного здания требовало значи­тельных средств и большого числа искусных каменщиков. Строительство затягивалось, и царь приказал срочно построить временную деревянную башню. Его приказание было выполз юно, и в 1719 году нa Котлинском ма­яке (название происходит от косы, на кото­рой он был установлен), вспыхнул свет. В 1736 году была предпринята еще одна по­пытка возвести каменное здание, но закон­чить его удалось только в 1810 году. Проект разрабатывался с участием талантливого русского зодчего АД. Захарова, создателя зда­ния Главного Адмиралтейства в Петербур­ге. С 1736 года маяк носит имя полковника Федора Семеновича Толбухина, разгромив­шего в 1705 году шведский морской десант на Котлинской косе, а затем военного ко­менданта Кронштадта

Древнейшие маяки мира. 1, 2. Старинные маяки с открытым огнем. 3. Фаросский (Александрийский) маяк. 4. Маяк Ла-Корунья

Круглую невысокую, кряжистую баш­ню Толбухина маяка знают десятки поко­лений русских моряков. В начале 70-х го­дов XX века маяк реконструировали. Бе­рег вокруг искусственного островка укрепили железобетонными плитами. На башне сейчас установлена современная оптическая аппаратура, позволяющая уве­личить дальность видимости огня, и пер­вая в стране автоматическая ветровая электростанция, обеспечивающая его бес­перебойное действие.

В 1724 году в Финском заливе начал работать маяк Керн (Кокшер) на острове того же наименования. К началу XIX века на Балтийском море действовало 15 мая­ков. Это старейшие маяки в России. Срок их службы превышает 260 и более лет, а маяк Кыпу на острове Даго существует уже более 445 лет.

На некоторых этих сооружениях впервые внедрялась новая маячная техни­ка. Так, на Кери, которому в 1974 году ис­полнилось 250 лет, в 1803 году был уста­новлен восьмигранный фонарь с масляны­ми лампами и медными отражателями -? первая в России светооптическая система. В 1858 году этот маяк оборудуется (так­же первой в России) френелевой системой освещения (по фамилии изобретателя французского физика Огюстена Жана Френеля). Эта система представляла собой оптическое устройство, состоявшее из двух плоских зеркал (бизеркал), располо­женных под малым (в несколько угловых минут) углом друг к другу.

Таким образом, Кери дважды стал ро­доначальником различных систем освеще­ния: капитрической - зеркальной отра­жающей системы, и диоптрической - системы, основанной на преломлении све­та при прохождении через отдельные пре­ломляющие поверхности. Переход на эти оптические системы во многом улучшил качественные характеристики маяка и повысил эффективность обеспечения бе­зопасности мореплавания.

Роль маяков выполняли и известные 34-мстровые Ростральные колонны, со­оруженные в 1806 году в ознаменование славных побед России на море. Они ука­зывали на разветвление Невы на Большую и Малую Неву и были установлены по обе стороны Стрелки Васильевского острова.

Один из старейших маяков на Черном море - Тарханкутский с башней высотой 30 метров. Он вошел в эксплуатацию 16 июня 1817 года. На одном из зданий маяка начертаны слова: «Маяки - святы­ня морей. Они принадлежат всем и непри­косновенны, как послы держав». Сегодня его белый огонь виден на 17 миль. Кроме того, он оборудован радиомаяком и зву­ковой сигнализацией.

В 1843 году на самой оконечности Карантинного мола Одесского залива был поставлен брандвахтенный постдом с мач­той, на которой с помощью лебедки под­нимали два масляных фонаря. Таким об­разом, этот год следует считать годом рождения Воронцовского маяка. Однако настоящий маяк на Карантинном молу был открыт только в 1863 году. Это 30-фу­товая (более 9 м) чугунная башня, увенчан­ная специальным фонарем.

В 1867 году одесский маяк стал пер­вым в России и четвертым в мире, переве­денным на электрическое освещение. Во­обще переход на новый источник энергии происходил крайне медленно. В 1883 году из пяти тысяч маяков земного шара толь­ко 14 были с электрическими источника­ми света. Остальные же еще работали на керосиновых, ацетиленовых и газовых све­тильниках и горелках.

После того как рейдовый мол значи­тельно удлинили, в 1888 году был постро­ен новый Воронцовский маяк, который простоял до 1941 года. Это была чугунная башня высотой 17 метров. В дни обороны Одессы маяк пришлось взорвать. Но имен­но он изображен на медали «За оборону Одессы». Новый маяк, тот, что мы видим сегодня, построен в начале 1954 года. Баш­ня, имеющая цилиндрическую форму, стала намного выше - 30 метров, не считая 12-метрового основания. В маленьком до­мике, что на втором причале, смонтиро­вано дистанционное управление всеми ме­ханизмами. Строгая белая башня, стоящая на самом краю рейдового мола, изображе­на на марках и почтовых открытках и ста­ла одним из символов города.

К 1917 году на всех морях России было построено 163 световых маяка. Наиболее слаборазвитую сеть маяков имели моря Дальнего Востока (всего 24 при протяжен­ности побережий в несколько тысяч ки­лометров). На Охотском море, например, действовал всего лишь один маяк - Ели­завета (на острове Сахалин), на Тихооке­анском побережье также, один - Петро­павловский на подходе к порту Петропав­ловск-Камчатский.

Во время войны значительная часть маяков была разрушена. Из 69 маяков на Черном и Азовском морях оказались пол­ностью уничтоженными 42, из 45 на Бал­тийском море - 16. Всего же было разру­шено и уничтожено 69 маячных башен, 12 радиомаяков, 20 звукосигнальных ус­тановок и более ста светящих навигаци­онных знаков. Почти все сохранившиеся объекты средств навигационного оборудо­вания находились в неудовлетворительном состоянии. Поэтому после окончания вой­ны Гидрографическая служба ВМФ при­ступила к восстановительным работам. По данным на 1 января 1987 года, на морях нашей страны действовало 527 световых маяков, из них 174 - на морях Дальнего Востока, 83 - на Баренцевом и Белом мо­рях, 30 - на побережье Северного Ледо­витого океана и 240 - на других морях.

В начале 1982 года огни еще одного дальневосточного маяка - Дум восточ­ная - загорелись на побережье Охотско­го моря. В пустынной местности между Охотском и Магаданом на склоне сопки поднялась 34-метровая красная чугунная башня.

В 1970 году закончилось строитель­ство стационарного маяка в Таллинском заливе в 26 километрах к северо-западу от порта Таллин (Эстония).

Современные манки. 1. Маяк Песчаный (Каспийское море). 2. Маяк Чибуйиый (остров Шумшу). 3. Маяк Передний Сиверсов (Черное море). 4. Маяк Пильтун (остров Сахалин). 5. Маяк Швентой (Балтийское море). 6. Маяк Таллии

Маяк Таллин был первым в СССР автоматическим ма­яком, все системы которого получают питание от атомных изотопов. Маяк ус­тановлен на глубине 7,5-10,5 метра в районе банки Таллинмадал на гидротех­ническом основании (каменная постель диаметром 64 метра и железобетонный конический массив-гигант с диаметром основания 26 метров). Коническая фор­ма основания (45°) значительно снижает ледовые нагрузки на сооружение. Маяк ограждает банку и обеспечивает подхо­ды к порту. Железобетонная монолитная цилиндрическая башня маяка высотой 24,4 метра заканчивается остекленным круговым стальным фонарным сооруже­нием. Общая высота маяка от уровня моря 31,2 метра, от дна - 41 метр. Баш­ня облицована чугунными тюбингами, ок­рашена в черный (нижняя уширенная часть), оранжевый (средняя часть) и бе­лый (верхняя часть) цвета. Имеет восемь этажей, в которых размещены техничес­кие и служебные помещения (изотопная энергетическая установка - на первом этаже). Светооптический аппарат обеспе­чивает дальность действия белого огня на 28 километров. Таллинский маяк обору­дован радиомаяком дальностью действия 55 километров, радиолокационным мая­ком-ответчиком и аппаратурой системы телеуправления всеми навигационными средствами маяка. На высоте 24,2 метра установлена тяжелая бронзовая мемори­альная доска, на которой, отлиты назва­ния эскадронных миноносцев, стороже­вых кораблей, подводных лодок и вспо­могательных судов - всего 72 корабля, погибших во время Великой Отечествен­ной войны в районе Таллина.

Маяки, подобные таллинскому, не нуждаются в обслуживающем персонале. Поэтому в настоящее время взят курс на строительство именно таких маяков.

Среди маяков, построенных и введен­ных в действие за последние годы, особое место принадлежит автоматическому ма­яку Ирбенский. Он построен в открытом море на гидротехническом основании. Все технические средства маяка работают ав­томатически. Маяк оборудован вертолет­ной площадкой.

Значительное место в навигационном оборудовании, особенно в последнее вре­мя, стали занимать импульсные светотех­нические средства, с внедрением которых отпадает необходимость в сложных опти­ческих системах. Светотехнические им­пульсные системы, обладающие огромной силой света, особенно эффективны на высокозасвеченных фонах портов и городов.

Для предупреждения об опасных ме­стах, расположенных в отдалении от бере­га, или в качестве приемных при подходе к портам используются плавучие маяки, представляющие собой суда специальной конструкции, стоящие на якорях и имею­щие маячное оборудование.

Чтобы уверенно опознать маяки днем, им придают различную архитектурную форму и окраску. Ночью же и в условиях плохой видимости экипажам кораблей помогает то, что каждому из маяков при­сваиваются радиосветовые и акустические сигналы определенного характера, а так­же огни различных цветов - все это эле­менты кода, по которому моряки опреде­ляют «имя» маяка.

На каждом корабле или судне имеет­ся справочник «Огни и знаки», в котором, содержатся сведения о типе постройки каждого маяка и его окраске, высоте его башни, высоте огня над уровнем моря, ха­рактере (постоянном, проблесковом, зат­мевающемся) и цвете маячного огня. Кро­ме того, данные о всех средствах навига­ционного оборудования морей внесены в соответствующие лоции и обозначены на навигационных картах у мест их располо­жения.

Дальность действия светящих мая­ков - 20-50 километров, радиомаяков - 30-500 и более, маяков с воздушными акустическими сигналами - от 5 до 15, с гидроакустическими сигналами - до 25 километров. Акустические воздушные сигналы ныне подают наутофоны - реву­ны, а раньше на маяках гудел колокол, пре­дупреждая об опасном месте - о мелях, рифах и других навигационных опасностях.

Сейчас трудно себе представить мо­реплавание без маяков. Погасить их свет - все равно, что каким-то образом убрать звезды с небосклона, используемые мореплавателями для определения места корабля астрономическим способом.

Выбором мест, установкой, обеспече­нием непрерывного действия маяка зани­маются люди особой специальности - гидрографы. В военное время их работа приобретает особое значение. Когда утром 26 декабря 1941 года корабли Черномор­ского флота и корабли, входившие в состав Азовской флотилии и Керченской военно-морской базы, начали высадку десанта на северо-восточное побережье Керченского полуострова, успешным действиям десан­та способствовало хорошо организованное гидрографическое обеспечение. Накануне высадки были оборудованы створы из двух светящих портативных буев вблизи бере­га на подходах к Феодосии, а также уста­новлены ориентирные огни, в том числе и на скале Эльчан-Кая.

Глухой ночью 26 декабря лейтенанты Дмитрий Выжулл и Владимир Моспан скрытно высадились с подводной лодки Щ-203, на резиновой шлюпке добрались до обледенелой отвесной скалы, с большим трудом поднялись с аппаратурой на ее вер­шину и установили там ацетиленовый фо­нарь. Этот огонь надежно обеспечивал подход наших кораблей с десантом к бе­регу, а также являлся хорошим ориенти­ром для подходивших к Феодосии десант­ных судов. Подводная лодка, с которой вы­садились смельчаки, была вынуждена отойти от скалы и погрузиться из-за появ­ления вражеского самолета. В установлен­ное время к месту встречи с гидрографа­ми лодка не подошла, а поиск их, произ­веденный несколько позднее, закончился неудачей. Имена лейтенантов Дмитрия Ге­расимовича Выжулла и Владимира Ефимо­вича Моспана занесены на мемориальную доску погибших, установленную в здании Гидрографического отдела Черноморско­го флота, их фотографии помещены на стенде гидрографов, погибших в годы Ве­ликой Отечественной войны, в Главном управлении навигации и океанографии.

Во время героической обороны Сева­стополя Херсонесский маяк под непре­рывной бомбежкой и артобстрелом про­должал действовать, обеспечивая вход и выход кораблей.

В период третьего штурма города, 2 июня - 4 июля 1942 года, на Херсонес обрушились атаки более 60 вражеских бомбардировщиков. Все жилые и служеб­ные помещения маяка были разрушены, оптика разбита.

Начальник маяка, отдавший флоту более 50 лет своей жизни, Андрей Ильич Дударь, несмотря на тяжелое ранение, ос­тавался на боевом посту до конца. Вот строки из ходатайства о присвоении пас­сажирскому теплоходу имени «Андрей Дударь»: «... потомственный моряк Чер­номорского флота - его дед был участ­ником первой обороны Севастополя, отец 30 лет служил смотрителем Херсонесского маяка. Родился Андрей Ильич на маяке, служил матросом на эскадрен­ном миноносце «Керчь». По окончании гражданской войны работал по восста­новлению флота. Великую Отечествен­ную войну начал в должности начальни­ка маяка...» Работа на маяке требует от людей особой закалки. Жизнь маячников устроенной не назовешь, особенно зимой. Народ этот большей частью суровый, не­избалованный.

У маячников удивительно остро отто­чено чувство долга и ответственности. Од­нажды Александр Блок писал матери из маленького порта Аберврак в Бретани: «Не­давно на одном из вертящихся маяков умер сторож, не успев приготовить ма­шину к вечеру. Тогда его жена заставила детей вертеть машину руками всю ночь. За это ей дали орден Почетного легиона». Американский поэт-романтик Г. Лонгфел­ло, автор замечательного эпоса о народном герое индейцев «Песнь о Гайавате», так писал о вечной связи маяка с судном:

Как Прометей, прикованный к скале, Держа похищенный у Зевса свет, Встречая грудью шторм в ревущей мгле, Он посылает морякам привет: «Плывите, величавые суда!»

Океан заставил гидрографов создать целую систему защиты от морских опас­ностей, которая совершенствовалась вме­сте с мореплаванием. Она будет развивать­ся и совершенствоваться до тех пор, пока существуют океан и корабли.

Таким образом, при плавании вблизи берегов маяки, вершины гор, отдельные приметные места на побережье давно слу­жат ориентирами для моряков. Определив по компасу направления (пеленги) на два-три таких предмета, моряки получают на карте точку - место, в котором находит­ся их корабль. А как быть, если нет при­метных мест или берег скрылся за гори­зонтом? Именно это обстоятельство дол­гое время было непреодолимым препятствием для развития мореплавания. Даже изобретение компаса - ведь он по­казывает лишь направление движения суд­на - не разрешило проблему.

Когда стало известно, что можно оп­ределить долготу по хронометру, а широ­ту - по высотам светил, потребовался на­дежный угломерный прибор для опреде­ления высот.

Прежде чем появился и утвердил свое превосходство угломерный прибор, устра­ивающий моряков, секстант, немало дру­гих приборов, его предшественников, пере­бывало на кораблях. Самым первым среди них, пожалуй, Была, морская астролябия - бронзовое кольцо с делениями на граду­сы. Через центр проходила алидада (линей­ка), обе половины которой были смеще­ны относительно друг друга. При этом край одной был продолжением противо­положного края другой, дабы линейка воз­можно точнее проходила через центр. На алидаде имелось два отверстия: большое - для поиска светила, а малое - для его фик­сирования. Во время измерений ее держали или подвешивали за кольцо.

Угломерные приборы и хронометр. 1. Астролябия. 2. Квадрант. 3. Хронометр. 4. Секстант

Такой ин­струмент годился лишь для грубых наблю­дений: он колебался не только во время качки и в ветреную погоду, но и от простого прикосновения рук. Тем не менее самые первые дальние плавания были со­вершены именно с подобным прибором.

Впоследствии в употребление вошло астрономическое кольцо. Кольцо тоже приходилось подвешивать, но во время измерений не было надобности касаться его руками. Крошечный солнечный зай­чик, проникая через отверстие на внутрен­нюю поверхность кольца, падал на шкалу с делениями. Но и астрономическое коль­цо было примитивным прибором.

Вплоть до XVIII века навигационным инструментом для измерения углов служил посох Иакова, известный также под назва­ниями астрономический луч, стрела, зо­лотой жезл, но больше всего как градшток. Он состоял из двух реек. На длинную рей­ку перпендикулярно ей была насажена под­вижная поперечная. На длинной рейке на­несены деления на градусы.

Для измерения высоты звезды наблю­датель располагал длинную рейку одним концом у глаза, а короткую передвигал так, чтобы она одним своим концом коснулась звезды, а другим - линии горизонта. Одна и та же короткая рейка не могла служить для измерения любых высот звезд, поэто­му к прибору их прилагалось несколько. Несмотря на свое несовершенство, град­шток просуществовал около ста лет, пока в конце XVII века известный английский мореплаватель Джон Дэвис не предложил свой квадрант. Он состоял из двух секто­ров с дугой в 65 и 25° с двумя подвижны­ми диоптрами и одним неподвижным в общей вершине секторов. Наблюдатель, глядя в узкую прорезь глазного диоптра, проектировал нить предметного диоптра на визируемый предмет. После этого сум­мировали отсчет по дугам обоих секторов. Но и квадрант был далек от совершенства. Стоя на раскачивающейся палубе, совме­щать нить, горизонт и солнечный зайчик было делом нелегким. В спокойную пого­ду это удавалось, но на волнении высоты измерялись очень грубо. Если солнце све­тило сквозь мглу, его изображение на ди­оптре расплывалось, а звезды и вовсе были невидимы.

Для измерения высот нужен был при­бор, который позволял бы совместить све­тило с линией горизонта один раз и неза­висимо от движения корабля и положе­ния наблюдателя. Идея устройства такого прибора принадлежит И. Ньютону (1699), но сконструирован он был Дж. Гадлеем в Англии и Т. Годфреем в Америке (1730- 1731) независимо друг от д руга. Этот мор­ской угломерный прибор имел шкалу (лимб), которая составляла одну восьмую окружности, и потому был назван октан. В 1757 году капитан Кампелл усовершен­ствовал этот навигационный инструмент, сделав лимб в одну шестую окружности, прибор получил название секстант. Им можно измерять углы до 120°. Секстан, так же как и его предшественник октан, от­носится к многочисленной группе инстру­ментов, в которых использован принцип двойного отражения. Поворачивая боль­шое зеркало прибора, можно послать от­ражение светила на малое зеркало, совме­стить край отраженного светила, напри­мер солнца, с линией горизонта и в этот момент взять отсчет.

Стечением времени секстан совершен­ствовался: была поставлена оптическая трубка, ввели ряд цветных фильтров для защиты глаза от яркого солнца во время наблюдений. Но, несмотря на появление этого совершенного угломерного прибора и на то, что к середине XIX века мореход­ная астрономия стала уже самостоятельной наукой, методы определения координат были ограничены и неудобны. Определять широту и долготу в любое время суток мо­ряки не умели, хотя ученые и предложили ряд громоздких и трудных математических формул. Эти формулы практического рас­пространения не получили. Широту обыч­но определяли только раз в сутки - в ис­тинный полдень; в этом случае формулы уп­рощались, а сами расчеты сводились к минимуму. Хронометр позволял опреде­лить долготу в любое время суток, но при этом надо было знать широту своего места и высоту солнца. Лишь в 1837 году англий­ский капитан Томас Сомнер благодаря сча­стливой случайности сделал открытие, ока­завшее значительное влияние на развитие практической астрономии, он разработал правила получения линии равных высот, прокладка которых на карте меркаторской проекции давала возможность получить обсервованное место. Эти линии были назва­ны сомнеровыми в честь открывшего их ка­питана.

Имея секстант, хронометр и компас, штурман может вести любой корабль, не­зависимо от того, есть на нем другие, пусть даже самые современные навигационные электронные комплексы. С этими испы­танными временем приборами моряк сво­боден и независим от любых превратнос­тей в открытом море. Штурман, пренеб­режительно относящийся к секстану, рискует оказаться в тяжелом положении.

(1) В 1928 году Международное гидрографичес­кое бюро приняло округленное значение средней величины, равное 1852 метра. СССР присоединил­ся к этому решению в 1931 году (Циркуляр ГУ ВМС № 317 от 8 июля 1931 года).

Вперед
Оглавление
Назад

ВОСПИТАТЕЛЬ МОРЯКОВ

«Надо, чтобы каждый знал, что с выходом из школы учение не оканчивается и что всю свою службу офицер, не желающий идти назад, должен учиться и работать».

С. О. Макаров

Представляют большой интерес формы и методы, с помощью которых Макаров заинтересовывал моряков и прививал им любовь к своему кораблю, к морской службе, к морю и флоту. Степан Осипович был замечательным учителем и воспитателем молодых моряков-офицеров и матросов. Вся его многогранная кипучая деятельность была проникнута заботой о повышении боевой мощи родного флота, усовершенствовании всех его боевых средств и обучении и воспитании моряков в духе героических традиций русского флота. Люди, всесторонне подготовленные к любому действию как в боевой, так и в мирной обстановке, по мнению Макарова, и есть то главное, без чего невозможен успех на флоте. Неустанное учение, упражнения, маневры и тренировка в любую погоду, в обстановке, максимально приближенной к боевой, - вот что в течение всей своей жизни с замечательным искусством осуществлял Макаров и в чем он достиг огромных успехов. Он был очень требователен и строг и часто повторял, что никогда нельзя удовлетворяться достигнутым, а нужно идти вперед, учиться и совершенствовать свои знания, и делать это не только для себя, но и для других, делясь своим опытом с менее знающими. Только при этих условиях, при слаженной и дружной работе всего личного состава корабля в целом, можно рассчитывать на прочный успех при любых действиях на море.

Плавать и учиться, одновременно заботясь о повышении боевых качеств корабля, - вот основное, чему учил адмирал Макаров и что он завещал грядущим поколениям моряков. Он неоднократно указывал, что полная уверенность в своих действиях, хладнокровие и ясность мысли - качества, необходимые для моряка. Сама морская служба, пребывание в условиях непостоянной и полной неожиданностей стихии, представляет множество случаев упражнять свою находчивость, изобретательность и энергию. Умей только воспользоваться!

Макаров жил общей жизнью со всем экипажем корабля, был общителен, внимателен к каждому своему подчиненному. Его деятельность, энергия и интерес к делу, которому он был предан всей душой, всегда служили примером для команды. Служба под начальством Макарова являлась для многих моряков в полном смысле практической школой мореплавания.

В 1896 году Макаров плавал в Балтийском море на эскадренном броненосце «Петр Великий» в качестве флагмана Практической эскадры. Это было одно из тех плаваний, в котором во всем блеске развернулись его способности наставника и воспитателя моряков. Оно велось настолько поучительно и все занятия были организованы Макаровым столь тщательно, что, без сомнения всякий участник кампании за это лето получил больше опыта, чем за несколько предыдущих кампаний.

На корабле Макарова ни одной минуты не терялось зря. Артиллерийские стрельбы сменялись минными атаками, постановкой мин заграждения, испытанием различных способов освещения. После короткого отдыха устраивались шлюпочные состязания на призы, устанавливаемые особым арбитражем с Макаровым во главе. После гонок следовал час испытания всевозможных рационализаторско-техничесиих предложений судовых изобретателей: офицеров и матросов, работавших в большинстве по заданным Макаровым темам. Затем начинались инспекторские смотры, экзамены команд и т. д. Все это, чередуясь одно с другим, хотя и требовало много труда и напряженного внимания, но не утомляло и не казалось скучным, так как давало много нового, будило мысль и вносило повсюду оживление и бодрость. К тому же, оставаясь всегда спокойным, адмирал никого не торопил и не нервировал. Все работали без принуждения, охотно и очень много, работали с удовольствием.

Макаров часто говорил: «В плавании не следует пропускать ни одного случая попрактиковаться в упражнениях, полезных в боевом отношении, но случаи эти часто пропускаются», или: «То, что офицер будет требовать от своих подчиненных, он обязан безукоризненно выполнять сам; учась сам, он должен учить и воспитывать других», «нет общих мерок для всех и каждого; прежде всего необходимо изучить способности и индивидуальность своего подчиненного, а уже после этого повести работу с ним».

Макаров настойчиво внушал офицерам мысль о необходимости знать во всех деталях свой корабль, все его особенности и управление им как в нормальных условиях, так и при аварии или повреждении в бою. Макаров всячески подчеркивал важность предварительного овладения на практике всеми методами и средствами исправления полученных кораблем повреждений. Он имел в виду именно это, когда писал: «Люди, не практиковавшиеся в деле, действительно не могут принять мер; если же люди практикуются, то в критическую минуту они в состоянии с необычайной быстротой сделать весьма многое»88. Если смотры и парады не обходятся без репетиций, иронизировал Макаров, то как же можно допустить, что в таких сложных условиях, как исправление повреждений, полученных в бою, можно обойтись без предварительной тренировки89.

Во все время плавания Макаров ни на минуту не забывал о назначении практической эскадры. Он неустанно учил личный состав тому, что необходимо будет знать и делать, если грянет война, или корабль в мирных условиях попадет в беду.

Ежедневно адмирал приглашал к себе в роскошно отделанный адмиральский салон, находившийся в кормовой части броненосца, одного из офицеров. Беседа протекала за обеденным столом, не отличавшимся изысканностью блюд, но неизменно, вплоть до глубокой осени украшенном цветами. Здесь в несколько интимной обстановке, с глазу на глаз с подчиненным, флотоводец-адмирал, запросто, по-отечески беседуя с молодым мичманом, например, о том, как сегодня утром на гонках он не совсем удачно управлял катером или ничем себя не проявил во время стрельбы по движущейся мишени, давал ему ценные советы, разъясняя, как необходимо действовать впредь. Беседа, касавшаяся зачастую и многих других вопросов, давала возможность адмиралу составить полное представление о своем подчиненном.

После обеда, если не было ничего срочного, желающие могли отдыхать, но сам Макаров во время кампании редко пользовался этим правом в дневные часы. Он или принимался за отделку очередной статьи для журнала, или приглашал своего флаг-офицера и диктовал ему очередную главу своей «Тактики», для работы над которой находил время даже в плавании.

Иногда, чаще всего это бывало по субботам, Макаров вызывал одного из мичманов и говорил, что не худо бы, после недели усиленных трудов, поразвлечься. Это означало, что нужно устроить своими силами концерт. Концерт, к большому удовольствию матросов, устраивался обычно в нижней батарейной палубе, а иногда и на открытом воздухе. Участниками были сами матросы: солисты-певцы, балалаечники, гармонисты и танцоры, выступал и хор. Непременным посетителем концертов был сам адмирал.

Некоторые учения, проводившиеся Макаровым в эту кампанию, поражали смелостью приемов. Так, во время практических стрельб на ходу, по движущейся мишени, помещенной между двумя броненосцами, промежуток между ними был настолько мал, что это вызвало удивление одного артиллерийского офицера, посетившего как-то броненосец. Он заметил Макарову:

Такая стрельба даже мне, специалисту в этом деле, в диковинку. Я думаю, что сухопутные войска при боевой стрельбе с маневрированием никогда бы не решились на подобные вещи!

Разумная смелость предпринимает дела трудные, но не покушается на невозможные, - отвечал Макаров своим любимым афоризмом.

В описываемое плавание Макаров усиленно внедрял на флоте разработанную им чрезвычайно легкую и удобную для усвоения систему сигнализации флажками. Одним из лучших сигнальщиков на «Петре Великом» был, несомненно, сам адмирал. Почти все на его эскадре умели более или менее хорошо сигналить. Но были и отстающие, не спешившие овладеть искусством быстрой и четкой работы с флажками. Обстоятельство это не укрылось от зоркого глаза флагмана, решившего самолично проверить сигнализационный уровень своих подчиненных. «Сигнало-производство дневное и ночное должно, по нашему мнению, войти в курс морской практики и не только изучаться… но и всесторонне разрабатываться», - писал Макаров в своей «Тактике». Пятьдесят шесть сигналов в минуту - вот та норма, которую Макаров требовал от хорошего сигнальщика. Преимущества флажной сигнализации были настолько очевидны, что Макаров задался целью обучить семафору возможно большее число моряков на эскадре.

А ну-ка пожалуйте сюда, господин мичман, - подзывал Макаров проходившего мимо офицера.

Что прикажете, ваше превосходительство? - подлетал тот.

Свободны?

Так точно, ваше превосходительство.

Так вот что… возьмите эти два флажка… - Макаров вытаскивал из необъятных карманов своего адмиральского сюртука два сигнальных флажка и подавал их мичману. - Вы, вот, станете сюда, а я… - и адмирал отправлялся в дальний конец броненосца.

Начиналось любопытное состязание адмирала с мичманом на скорость передачи друг другу сигналов.

Отлично сигналите, хвалю! - говорил довольный Макаров мичману по окончании состязания, принимая от него флажки. - Научились, а теперь поучите и других, вот как со мной сейчас упражнялись… Еще много есть у нас на корабле отстающих.

Но иногда следовали и другие отзывы, например: «Разбираете сигналы быстро, а отвечаете медленно, что-то в голове, видно, заедает». Порою же адмирал решительно оставался недоволен.

Слабина, батенька, совсем слабина, - говорил он. - Никуда не годится! Этак в нужный момент вы рискуете и совсем без языка остаться. Надо поупражняться. Ежедневно упражняйтесь по полчаса с лейтенантом таким-то. Через три недели проверю.

И после подобного педагогического воздействия недели через три-четыре на корабле, кроме священника и врача, не оставалось ни одного человека, не овладевшего в совершенстве искусством сигнализирования.

Макаров всегда стремился, как он сам говорил, учить не рассказом, а показом. Всякое объяснение он старался сделать максимально наглядным и понятным, продемонстрировать все так, как происходит «на самом деле». Вот почему он пользовался решительно каждой возможностью, чтобы извлечь полезный для моряков урок на случай, если с кораблем и «на самом деле» приключится какое-нибудь происшествие или катастрофа. Ярким примером этого является случай с броненосцем «Гангут», входившим в отряд Макарова во время кампании 1896 года, в котором в полной мере проявилась замечательная распорядительность самого Макарова. «Гангут» вблизи финских шхер наскочил на подводный камень, получив настолько серьезную пробоину, что вода стала заливать корпус и уже подходила к самым топкам. Вместе с группой моряков с «Петра Великого» Макаров немедленно прибыл к месту катастрофы. Он использовал все возможные средства, чтобы спасти броненосец, вызвал из Кронштадта и Ревеля спасательные портовые суда для откачивания воды, заготовил плоты из огромных бревен, которые должны были поддерживать «Гангут». С одного из кораблей морского корпуса, стоявших вблизи учебного отряда Макарова, он взял огромный парус, изготовил из него пластырь и, ознакомившись с чертежами «Гангута», чтобы нагляднее представить себе, куда нужно подвести пластырь, подробно объяснил группе офицеров, каков именно характер полученных кораблем повреждений и что необходимо предпринять, чтобы его спасти. Макаров напоминал в эти минуты знаменитого профессора, читающего у постели тяжело больного лекцию студентам.

Командир и личный состав «Гангута», приободренные примером Макарова, удесятерили свои силы, и работы пошли как «по маслу». Корабль был опасен: огромная пробоина была затянута пластырем, и «Гангут» самостоятельно дошел до Кронштадта, где и встал в док. Один из очевидцев происшествия, наблюдавший спасательные работы от начала до конца, справедливо заметил, что из несчастного случая с кораблем получилось интересное и поучительное «упражнение».

Иной раз умение Макарова вовремя подбодрить людей и внушить им веру в собственные силы производило, даже в наиболее тяжелых положениях, эффект необыкновенный. Вот пример. Вскоре после описанного происшествия с «Гангутом» миноносец из отряда Макарова ночью в туманную погоду наскочил на камни. Случай был тяжелый. К тому же, по всем признакам, ожидалась свежая погода, и миноносец могло разбить о камни. Спасать корабль отправился с двумя броненосцами сам адмирал. В помощь он вытребовал из Ревеля портовый пароход «Могучий», имевший мощные водоотливные средства.

Свежело. Разрезая волну, к миноносцу под контр-адмиральским флагом быстро подходил катер. Уже издали заметил Макаров, что спасательные работы ведутся на корабле вяло. На палубе его встретил командир, молодой лейтенант. Растерянное лицо его выражало беспокойство, унылыми были и лица матросов, казалось, потерявших веру в свои силы. Видя, что положение и в самом деле серьезно, Макаров слегка нахмурился, но уже в следующее мгновение лицо его приняло, как всегда, энергичное, бодрое выражение. Чувствовалось, что Степан Осипович что-то придумал.

Выслушав рапорт командира, ожидавшего получить адмиральский выговор, Макаров, пожимая ему руку, произнес с улыбкой:

А вы, батенька, совершенно напрасно раньше времени, как вижу, нос повесили. Дело, мне кажется, очень даже поправимое. С кем и чего только не бывает на море! Виноваты вы разве, что туман сбил вас с толку, а места эти еще плохо исследованы… Ну-с, а теперь живо, все как один, за работу. Мои молодцы вам также помогут… Готовьте заводить тросы… Давайте сюда боцмана!

И пошла работа! Заулыбались люди, куда девались сомнения и неуверенность. Все трудились с необычайной энергией, позабыты были и усталость, и сон, и отдых. Особенно отличался командир, вихрем летал он по кораблю, казалось, что для него не существовало теперь никаких препятствий. Был доволен и Макаров. К вечеру при громовом «ура» миноносец общими усилиями был снят с камней. В ночь разразился шторм, а на утро командир миноносца был вызван к адмиралу. Когда он уходил от него, то по его смущенному виду и багровому лицу можно было заключить, что он получил изрядную головомойку. Но этим все и ограничилось.

В те времена тарану, как боевому средству нападения, придавали немалое значение; в своей «Тактике» Макаров даже посвятил тарану особую главу. Будучи флагманом Практической эскадры, он, естественно, хотел попрактиковать моряков и в искусстве нанесения противнику таранных ударов. «А то, когда нужно будет, то, пожалуй, и не смогут этого сделать», - говорил Макаров90. Но как обеспечить подобное учение, не идти же броненосцу на броненосец? Впрочем, выход вскоре был найден. Купили большую финскую лайбу, поставили на ней паруса, поправили руль и пустили по ветру. Началось учение, причем каждый корабль эскадры по очереди таранил лайбу в заранее определенное место. Вскоре от лайбы остались одни лишь щепки.

Производя смотр эскадрам, Макаров часто прибегал к затоплению отдельных отсеков корабля, чтобы убедиться в водонепроницаемости переборок и их прочности, и попутно узнать, сколько времени займет вся эта процедура. На опробование собиралось обычно множество офицеров, и адмирал лично давал обстоятельные объяснения, обращая внимание присутствующих на все подробности производимого испытания. Однажды Макаров решил испытать прочность переборок на «Петре Великом», для чего приказал заполнить водой один из отсеков. Были пущены в ход пожарные помпы, но наполнение шло очень медленно.

Скоро ли они там справятся? - в нетерпении заметил адмирал. - Вероятно помпы не в порядке.

Никак нет. Помпы в порядке, ваше превосходительство. Но надо открыть кингстон, - уверенно заявил трюмный механик, молодой человек, совершавший первое плавание на военном корабле.

Вы же знаете, что этого сделать нельзя.

Нет, можно! - возражал механик.

Ах, если так, то немедленно же отправляйтесь в трюм и сами откройте кингстон.

Козырнув, механик быстро отправился выполнять приказание.

Вы сейчас увидите, господа, в каком виде он вернется, - обратился Макаров к офицерам и засмеялся. - Только крысы чувствуют себя свободно в междудонном пространстве, а человеку беда там. На себе испытал: две грыжи заработал!

И в самом деле, через некоторое время механик вернулся сильно сконфуженный. Весь испачканный какой-то липкой грязью, с оторванными на тужурке пуговицами, с исцарапанным лицом, он имел самый жалкий вид.

Ничего себе! - заметил Макаров. - Совсем как из преисподней. Ну, что же, открыли кингстон?

Никак нет, ваше превосходительство.

Ничем, кажется, нельзя было так досадить Макарову, как самоуверенным невежеством, явлением весьма нередким среди офицеров в то время. Не терпел он также нарушителей судовой дисциплины. Кто бы ни были последние, Макаров, невзирая на их чины и годы, поступал с ними подчас весьма круто, без всяких церемоний. Вот характерный случай. Летом 1886 года Макаров, стоя на мостике корвета «Витязь», вел его морским каналом из Петербурга в Кронштадт. Вдруг корабль совершенно неожиданно, на полном ходу, резко метнулся в сторону и стал наваливаться на гранитную стенку. Макаров не растерялся, подбежал к штурвалу, и когда всего лишь 5-6 футов отделяли корвет от стенки, искусным маневром отвел корабль в сторону, на середину фарватера. Дав малый ход, Макаров послал матроса в машинное отделение узнать, в чем дело. Посланный сообщил, что старший механик распорядился остановить правую машину. Макаров вызвал механика.

Как вы осмелились остановить машину без команды с вахты? - строго спросил Макаров механика.

Бугель эксцентрика стал нагреваться.

Бугель эксцентрика, говорите вы? - гневно переспросил Макаров.

Арестуйте старшего механика с приставлением часового, а по приходе в Кронштадт доставьте его на берег.

Малейший повод, например, падение фуражки в море, служил Макарову предлогом для выполнения нужного упражнения, в данном случае для подачи тревожного сигнала: «Человек за бортом». И корабль ложился в дрейф, со всей поспешностью спускались шлюпки, и моряки отправлялись разыскивать и «спасать» фуражку или какой-нибудь другой случайно упавший в воду предмет, отыскивать который среди волн было подчас задачей далеко не легкой. В итоге выходило интересное и полезное упражнение.

И подобных, часто курьезных примеров было множество. Разумеется, Макаров, как это бывает с каждым, иногда ошибался, допускал мелкие оплошности. Но случалось это очень редко.

Как-то в бурную погоду, когда «Петра Великого» заливало водой и вспененные волны перекатывались через палубу, Макаров, надев дождевик, поднялся в верхнюю рубку и сам повел корабль. Во время шторма он чувствовал в себе особый прилив энергии. У руля стоял матрос Зарин, опытнейший на корабле моряк. Он служил на флоте двадцать пять лет и еще в 1872 году на клипере «Изумруд» ходил на новую Гвинею за Миклухо-Маклаем. Последние двадцать лет он плавал на «Петре Великом». Старый, весь сморщенный как печеное яблоко, почерневший от штормов и ветров, с большой серьгой в ухе, Зарин, несмотря на ворчливость и несдержанный язык, был уважаем и любим на корабле.

Лево на борт, - командовал Макаров.

Есть лево на борт, - отвечал Зарин.

Так держать.

Есть так держать.

Вправо не катись.

Есть вправо не катись.

Однако последнее распоряжение было отдано не совсем правильно, и в совершенстве знавший все особенности своего корабля Зарин не выполнил этого приказания и сделал по-своему. Макаров тотчас заметил это, но, догадавшись в чем дело, ничего не сказал, а лишь переглянулся с командиром и шепнул ему улыбаясь:

А ведь перехитрил меня. Не проведешь старого! И дисциплину соблюл и корабль оставил на румбе. Вот это настоящая морская гибкость!

А когда вахта окончилась, Макаров обратился к рулевому:

Озяб, поди, Зарин! Сходи вниз и скажи баталеру, что я приказал выдать тебе чарку водки. Выпьешь за мое здоровье.

Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, - отвечал Зарин, и улыбка скользнула по его лицу.

А вот другой случай.

Однажды Макаров руководил учением эскадры. Все шло отлично, и Макаров был удовлетворен вполне. Но вот адмирал, решив повести эскадру в кильватерной колонне, приказал дать сигнал. Незначительная, вполне очевидная ошибка, происшедшая в сигнале, была замечена всеми командирами, но они пренебрегли ею и построили корабли в кильватерную колонну. Лишь один командир, несмотря на построение всей эскадры, педантично выполнил ошибочное распоряжение, что испортило всю картину. Формально командир был прав, но никто бы не сказал, что он поступил умно. Увидев беспорядок, Макаров разозлился, но вынужден был повторить сигнал правильно.

У моряка, - часто говорил Макаров, - должен быть очень зоркий морской глаз, не только зоркий, но и опытный в определении расстояний на море. Он должен уметь на глаз правильно оценивать положение своего корабля и эскадры относительно чужих судов и берегов. Это очень, очень важно, и надо приучать себя разбираться в морских расстояниях.

О том, насколько зоркий глаз был у самого Макарова, видно из следующего интересного случая, происшедшего все на том же «Петре Великом» в кампании 1896 года. Как-то во время маневрирования на Тронгзундском рейде «Петр Великий», точно придерживаясь карты и проходя на надлежащем расстоянии от вех, задел днищем за подводный камень. Все обошлось благополучно, корабль лишь слегка царапнул по камню и, не задержавшись, проскочил далее. Такой случай не мог, конечно, пройти мимо внимания Макарова. Ведь случись это с кораблем, который имел бы более глубокую осадку, последствия были бы самые печальные. Следовало определить, правильно ли проложен курс корабля относительно вехи. В момент, когда корабль коснулся камня, Макаров находился на мостике, рядом стояли командир, старший офицер и старший штурман. Он тотчас спросил их, каково расстояние от камня до вехи. По общему мнению, расстояние не должно было превышать 25-30 саженей. Это означало, что курс был взят неправильно.

Расстояние в три раза больше, во всяком случае не менее 75 саженей, - уверенно произнес Макаров. - Курс был проложен правильно. Не могу допустить такой ошибки!

Адмиралу никто не возражал, но каждый в глубине души сильно сомневался в правильности его утверждения. Чтобы предупредить возможность аварии в будущем, Макаров приказал во что бы то ни стало разыскать камень. Поиски велись на расстоянии 75 саженей от вехи, как определил Макаров. Два дня бились водолазы и, наконец, нашли камень на расстоянии 80 саженей от вехи. Макаров ошибся всего на 5 саженей. У опасного места он приказал тотчас же установить веху.

Макарову принадлежит множество различных афоризмов, метких замечаний и сжато сформулированных наставлений, имевших большое воспитательное значение для его подчиненных и окружающих. Так, перефразировав несколько Гете, он говорил: «Проводи каждый день так, как если бы это была вся твоя жизнь». Это означало у Макарова: будь всегда деятелен и веди полную смысла жизнь, не забывай ни на мгновение, что ты живешь, не превращай свою жизнь, по примеру многих, в тягучую дорогу к смерти, борись с леностью телесной, умственной и с душевным разгильдяйством, не разбрасывай на ветер своих способностей и пуще всего цени время.

К этим советам из области житейской мудрости Макаров присоединял поучения специально для моряков. Живи заветами своих великих предков, говорил он, изучай деяния обессмертивших свое имя мореплавателей и полководцев. Учись непрерывно в течение всей своей жизни, учись сам и учи других. Учись сам помочь себе во всех делах и случаях. Все, что ты будешь требовать от своих подчиненных, ты должен уметь безукоризненно выполнять сам, иначе нельзя будет правильно руководить и командовать ими. Ты должен хорошо знать каждого своего подчиненного, памятуя, что люди не бараны, и у каждого есть свои особенности и склонности к тому или иному делу, в соответствии с чем ты должен с них спрашивать и распределять обязанности по специальности. «…Люди так различны по складу своего ума и характера, - писал Макаров, - что один и тот же совет не годится для двух различных лиц. Одного следует удерживать, другого надо поощрять и лишь обоим следует не мешать»91. Строгость, говорил Макаров, существует лишь для тех, кто не выполняет своего долга.

Макаров предостерегал от поверхностного отношения к делу и учению, он говорил: не надо гоняться за многознайством, лучше изучить одно дело, но изучить основательно и во всех деталях и отношениях к другому делу, тогда попутно приобретешь познания и о многом другом. Полузнание, по большей части, хуже невежества. Недоучки и полузнайки - самые вредные люди. Тот, кто не желает учиться, не только будет идти назад, но и будет бит.

Воспитывай своих учеников и подчиненных в духе патриотизма, самопожертвования и дисциплины. Не расхолаживай людей своим педантизмом и сухим, бездушным отношением, особенно молодежь, увлекающуюся и чуткую ко всему новому и прогрессивному.

«Дело духовной жизни корабля есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия»92.

Таковы взгляды Макарова на воспитание моряков. В различных работах о Макарове часто приводится много и других его замечательно точных и метких высказываний по самым разнообразным вопросам обучения и воспитания военных моряков. Его авторитет в этой области бесспорен. Однако необходимо все же помнить о социальном и официальном положении Макарова, о буржуазной ограниченности многих его взглядов, не позволявших ему с должной глубиной осознать и разобраться, например, в психологии рядового матроса, любившего родину, но не любившего царя и его приближенных.

Макаров на первый план выдвигал задачу воспитания таких моряков, которые являлись бы послушным оружием в руках господствующего класса, к которому он и сам принадлежал. Образованию же он придавал лишь второстепенное значение, что вполне соответствовало официальным взглядам того времени, согласно которым темнота и невежество, отрыв от политики являлись гарантией сохранения существующего порядка.

Необходимо добавить также, что Макаров, в силу вышеуказанных причин, разделял иногда и просто неправильные, реакционные взгляды. Например, он был сторонником так называемых вечных и неизменных моральных устоев, понимая под этими устоями верное служение господствующему классу.

Есть у Макарова немало высказываний, которые говорят о том, что он стоял на позициях идеализма. Так, в одной из глав своей «Тактики», говоря о том, что каждый моряк должен освоиться с мыслью: «погибнуть с честью», Макаров высказывает такие соображения: «Каждый военный человек действительно должен воспитать в себе сознание того, что ему придется пожертвовать свою жизнь. Когда он подумает об этом серьезно в первый раз, то, вероятно, побледнеет и почувствует, как кровь в нем начинает стыть. На второй раз эта мысль не произведет уже на него столь тяжелого впечатления, а впоследствии он так с ней свыкнется, что она ему будет казаться родной и даже заманчивой»93.

С последним утверждением Макарова никак нельзя согласиться. Заманчивой смерть может казаться лишь человеку безнадежно больному. Молодому, здоровому человеку смерть не может показаться заманчивой. И если он, защищая родину, отдает свою жизнь, то делает это вовсе не потому, что заранее приучил себя к мысли обязательно умереть на войне и уже внутренне обрек себя на гибель, а потому, что так повелевает ему долг.

Большой интерес представляют взгляды и замечания Макарова по вопросу воспитания воли, почти полностью совпадающие с современной советской педагогической наукой, уделяющей много внимания развитию высоких волевых качеств. Особенно ценен в вопросе волевого самовоспитания личный жизненный опыт самого Макарова, с юных лет тренировавшего себя в совершении волевых действий и поступков. В своей «Тактике» Макаров приводит много исторических примеров и анализирует различные случаи, когда моряку приходится принимать то или иное решение. От общих соображений он переходит к специальным темам, к приложению теории к практике, к специальной «военной» психологии.

В момент, когда большинство современников Макарова отрицало возможность культуры воли и перевоспитания характера, Степан Осипович уверенно утверждал и доказывал, что всякий нормальный человек при желании (не без труда, конечно) может добиться удивительных результатов в деле воспитания в себе твердой воли. Никто не приносит обществу, говорил Макаров, такой пользы, как люди с твердым характером и сильной волей, направленной на общеполезное дело. Человек редко вступает в жизнь с уже сформировавшейся сильной волей, но он может воспитать ее в себе, ибо человеческий характер отнюдь не представляет собою нечто незыблемое, врожденное и складывается под влиянием тех или иных внешних причин и условий. Самое лучшее средство воспитания характера - это труд, работа, дело, стремление достигнуть поставленной перед собою цели. Человек активный, деятельный будет всегда испытывать меньше колебаний и неуверенности, чем человек, плывущий по течению, с пассивным характером. «Люди с большим самообладанием могут сделать чудеса, тогда как слабая воля исполнителей и недостаток настойчивости в значительной степени убавят результат»94.

Или: «Факт, что человек может развить в себе волю, не подлежит сомнению, и ввиду ее громадного значения как в жизни отдельного человека, так и целых обществ на воспитание воли следует обращать больше внимания, чем это делают теперь, хотя бы в этом направлении, ввиду недостаточных научных данных, каждому, работая над собой, приходилось бы идти ощупью»95.

«Наука, - считал Макаров, - не может дать точных наставлений каждому отдельно, как воспитать свою волю, но научные факты несомненно свидетельствуют, что воля может быть развита до высшего предела, до совершенного покорения чувства самосохранения»96.

Высказывания Макарова о воспитании воли имеют высокое воспитательное значение. И в самом деле, возможен ли успех в бою при отсутствии высоких волевых качеств, направленных на преодоление различного рода затруднений?

Возражая скептикам, отрицавшим возможность воспитания воли и твердившим: «Что написано на роду, с тем в могилу и сойду», Макаров говорил: «Исправиться никогда не поздно!» Способность человека владеть собой, сознательно управлять своими чувствами, поступками в любой обстановке совершенно необходима воину. Обладающий этими качествами моряк, не лишенный к тому же инициативы, учтет в бою малейшие изменения в создавшейся обстановке, примет новые решения и без малейших колебаний выполнит их.

В своем труде Макаров на ярких примерах из боевой практики флота показывает, как выдержка, спокойствие и хладнокровие, проявленные моряками в решительные минуты, обеспечивали во многих случаях полный успех.

Одна из глав «Тактики» посвящена самообразованию и самовоспитанию моряка. «Человек, окончивший школьное образование, должен вступить в жизнь с сознанием, что он еще ничего не знает и не имеет никакого военного воспитания и что его познакомили лишь с программой знаний и показали рамки, в которые должна вложиться его личность в смысле воспитания, но и то и другое ему придется достигнуть самому…», - начинает Макаров главу, имеющую не только военное, но и общепедагогическое значение.

Важнейшим средством работы молодого человека над собой служит самообразование, в частности чтение. Но что и как следует читать? «Наш совет молодому человеку, - говорил Макаров, - читать побольше оригинальных сочинений. Изучению истории все великие люди придавали большое значение». Чтение не только обогащает познаниями, но и показывает идеалы, к которым надо стремиться. Однако, читая, надо изучать не только общие черты, но и исследовать все подробности, чтобы вникнуть в связь вещей.

Одним чтением ограничиться, конечно, нельзя. Дополнением к нему служат жизненный опыт, из которого должно извлекать для себя полезные указания, и размышления. Без вдумчивого отношения ко всему виденному, слышанному и прочитанному человек утрачивает свое главное достоинство перед всем окружающим его неодушевленным миром - способность мыслить.

В доказательство Макаров приводит следующий пример. Как-то адмирал М. П. Лазарев неодобрительно отозвался об одном малоспособном офицере. Присутствующие, в оправдание офицера, заметили, что ведь он много плавал и поэтому все же приобрел большой опыт. Указывая на свой сундук, Лазарев произнес: «Вот этот сундук сделал со мной три кругосветных плавания, но так сундуком и остался».

Воспитание моряка должно протекать, конечно, на море, поэтому обучению личного состава в плавании Макаров уделяет в своей книге большое место.

«Надо уметь не находить затруднений» - так называется одна из глав «Тактики». Автор обращается в ней к молодежи, начинающей службу во флоте, советуя молодому члену экипажа корабля: следуй примеру своего командира и научись не находить ни в каком деле затруднений. «Если молодой человек, получив приказание, начнет находить затруднения, это значит, что он или не служил у хорошего командира или, служа у него, не старался чему-либо научиться. Человек, который, получив приказание, говорит о затруднениях, стоит на ложном пути, и чем скорее его направят на путь истинный, тем лучше!» Плохо, если получивший приказание начнет сомневаться в возможности его выполнения. Вот почему в военном деле так важна четкость и продуманность распоряжений. Отмена распоряжения порождает в исполнителе неуверенность и сомнение в целесообразности самого распоряжения.

Макаров в сущности сам был самородок-самоучка. Учеба в Николаевском штурманском училище много дать ему не могла. А между тем благодаря своей любознательности, замечательной способности черпать всякого рода сведения решительно отовсюду Макаров вышел оттуда достаточно образованным, чтобы быть зачисленным в гардемарины. На этом, собственно, его официальное образование и закончилось. Всю остальную жизнь он учился сам, вполне самостоятельно, и его знания выходили далеко за пределы специальных военно-морских. Превосходная память помогала ему без труда запоминать нескончаемые вереницы фактов и уметь ориентироваться среди этих фактов. Во всех решительно областях знания, с которыми Макарову приходилось сталкиваться, он в короткое время становился не только специалистом, но и учителем.

Как он успевал следить за всем, чтобы быть на уровне современных ему знаний, Макаров рассказал сам.

Это было в ноябре 1894 года. На банкете в честь Степана Осиповича, покидавшего пост главного инспектора артиллерии, произносилось много речей и тостов Но вот поднялся он сам и обратился к собравшимся с такими словами:

Три года работы с вами открыли мне новый горизонт, познакомили с силами, заслуживающими большого внимания, о существовании которых я и не подозревал. Возьму для примера моих двух помощников. Я к ним прислушиваюсь три года, и все время слышу от них новое и новое, основанное на полном и всестороннем знании теории и практики артиллерийского дела. Знания их по глубине представляются мне бездонными колодцами. Далее коснусь офицера опытного поля, артиллеристов, приемщиков на заводах, портовых артиллеристов, учебно-артиллерийского отряда и всего служащего состава морских артиллеристов, совершенствующих морскую артиллерию, являющуюся грозным оружием, служащим делу обороны государства. Мне пришлось начать работу с вами, тружениками огня, когда еще не был закончен мой труд «Витязь» и Тихий океан». Итак, я имел дело с двумя стихиями: с огнем и водой. Трудно было!.. Но теперь все исполнено…

Это признание Макарова в том, что он, заслуженный адмирал, в течение трех лет учился у своих подчиненных, у помощников, у офицеров опытного поля и даже у приемщиков на заводах, дает нам некоторое представление о методах его работы. Макаров, как мы видим, не боялся признаться в этом, и это нисколько не умаляло его авторитета ученого моряка.

Из книги Сказать жизни - Да автора Франкл Виктор

Из книги Алексей Константинович Толстой автора Жуков Дмитрий Анатольевич

Глава первая ВОСПИТАТЕЛЬ Говорят, что больше всего знаний о мире человек получает в первые несколько лет своей жизни, что именно тогда складывается его характер и склонности. Если это так, то именно первым младенческим шагам и первому лепету и надо отводить львиную долю в

Из книги Саманта автора Яковлев Юрий

Марш юных моряков В детстве жизнь кажется простой и прекрасной.Обиды быстро проходят, ссадины через день заживают.В детской игре даже война - увлекательное приключение: раненым не больно, а погибшие поднимаются с земли и нехотя плетутся делать уроки.Правда, ребенка

Из книги Небо начинается с земли. Страницы жизни автора

Воспитатель самолетов В день рождения Силуэт огромного самолета, плывшего в небе Подмосковья, был необычен: примерно посредине очень длинной серебристой сигары – прямые короткие крылья, в хвостовой части машины четыре двигателя. Ошибиться было нельзя – в голубой

Из книги С паровозами через Тихий океан [записки капитана] автора Бадигин Константин

В КЛУБЕ МОРЯКОВ Недели через две после нашего прихода в Портленд офицеры конвойной службы США пригласили меня в свой клуб. Клуб как клуб: кофе, пиво и, конечно, кока-кола, А вот то, что говорилось в тот вечер, надолго осталось в памяти.Дело было так. Обсуждались достоинства

Из книги Небо - на всю жизнь автора Моисеев Вячеслав Анатольевич

Воспитатель крылатых Рудницкий был хорошим спортсменом, отличным конструктором. Но наибольшую славу он все же приобрел как воспитатель. Даже краткое перечисление имен его воспитанников представляет собой яркое созвездие мастеров высочайшего класса, увенчанных

Из книги Друзья в небе автора Водопьянов Михаил Васильевич

ВОСПИТАТЕЛЬ САМОЛЕТОВ В день рождения Силуэт огромного самолета, плывшего в небе Подмосковья, был необычен: примерно посредине очень длинной серебристой сигары - прямые короткие крылья, в хвостовой части машины четыре двигателя. Ошибиться былонельзя - в голубой

Из книги Личная спецслужба Сталина автора Жухрай Владимир

Дела авиаторов и моряков Однажды Сталин пожаловался полковнику Джуге, что он, больной и старый человек, которому давно пора отойти от дел, вынужден распутывать всевозможные интриги, бороться с изменниками, очковтирателями, карьеристами и казнокрадами.Огорчения Сталина

Из книги Мятежный «Сторожевой». Последний парад капитана 3 -го ранга Саблина автора Шигин Владимир Виленович

Глава первая. САБЛИН КАК ПРОФЕССИОНАЛ-ВОСПИТАТЕЛЬ Прежде, чем последовать за идущим в Ригу большим противолодочным кораблем «Сторожевой», попробуем разобраться, что же представлял собой Валерий Михайлович Саблин как профессиональный политработник и

Из книги В садах Лицея. На брегах Невы автора Басина Марианна Яковлевна

Воспитатель и воспитанники «C назначением Энгельгардта в директоры, - рассказывал Пущин, - школьный наш быт принял иной характер: он с любовью принялся за дело. При нем по вечерам устроились чтения в зале (Энгельгардт отлично читал)… Летом, в вакантный месяц, директор

Из книги 10 гениев науки автора Фомин Александр Владимирович

Воспитатель завоевателя мира Сын Филиппа, будущий царь Македонии Александр Великий, - не только известнейший полководец. Он еще и один из самых популярных героев сказаний, легенд, произведений античной, средневековой, да и современной литературы. На данный момент

Из книги Корабли атакуют с полей автора Фрейберг Евгений Николаевич

У моряков На судах флотилии ночь прошла спокойно. Враги решили, по-видимому, пока только обороняться. А может быть, ждали подкреплений. Когда стало светать, вахтенный спустился в кубрик будить смену. Он обратил внимание на койку, где спал Родион. Одеяло там как-то странно

Из книги «Волчьи стаи» во Второй мировой. Легендарные субмарины Третьего рейха автора Громов Алекс

В штабе отряда моряков Начальник штаба, Владимир Фёдорович Гудков, спокойно выслушал комендора Грицких. - Вот что, друг! - сказал он. - В моём распоряжении десять моряков. Если двух пошлю, останется восемь! Маловато будет при нападении сорока бандитов! Но приказ есть

Из книги Нежнее неба. Собрание стихотворений автора Минаев Николай Николаевич

Набор моряков Германия располагала достаточным количеством военнообязанного населения, чтобы проявлять особую разборчивость при наборе моряков в подводники. Интересный факт: матросы, пришедшие в подводный флот добровольцами, в своей основной массе были уроженцами

Из книги Не служил бы я на флоте… [сборник] автора Бойко Владимир Николаевич

Ленин («Под рев солдат и крики моряков…») Под рев солдат и крики моряков: - «Долой войну!.. Долой капиталистов!..» Керенский истерически неистов Цитатами громил большевиков. Досадуя на этих мужиков, Чхеидзе звал к порядку их как пристав, А в ложе иностранных

Из книги автора

ВОСПИТАТЕЛЬ – НАСТАВНИК Михаил Андроникович Крастелев, начальник Севастопольского ВВМИУ с 1950 по 1971 год, очень своеобразно воспитывал нас, курсантов училища. Будучи настоящим мужчиной, однажды рассказал со сцены клуба училища о правилах поведения курсанта, тем самым,