Популярность сыграла не самую лучшую роль в личной жизни актера - он не выдержал испытания славой и большими деньгами, возможно поэтому и распался его первый брак - жена Сергея Филиппова Алевтина Горинович, устав от постоянных застолий мужа, забрав сына, ушла от него. Позже Алевтина Ивановна эмигрировала в США, и на этом закончилось общение актера не только с бывшей женой, но и с сыном, которого он так больше никогда и не увидел.

С Алей Горинович Филиппов познакомился в стенах Ленинградского эстрадно-циркового техникума, они начали встречаться, и вскоре поженились. У них родился сын Юрий, и первые годы из десяти прожитых вместе, супруги жили очень счастливо.

Сергей Николаевич очень любил Алю, а она его безумно ревновала, а еще обижалась на то, что для мужа слава дороже, чем они с сыном.

Когда пришла оглушительная популярность, личная жизнь Сергея Филиппова начала рушиться - в ней появились не только застолья с коллегами и поклонниками, но и другие женщины, с которыми он заводил романы.

Это доходило до Алевтины Ивановны, она мучилась и переживала, а потом ушла от Филиппова. Уехав из России, Горинович больше на родину не возвращалась, и поэтому официально с Филипповым они так и не разошлись.

Второй супругой актера стала детская писательница Антонина Голубева, с которой он познакомился в ресторане гостиницы «Астория», где жил в снятой для него режиссером Театра комедии Акимовым номере.

Это произошло почти сразу после расставания с Алевтиной Ивановной, и Филиппов вскре переселился из гостиницы к Голубевой. Антонина была на тринадцать лет старше Филиппова и ездила за ним повсюду.

Она следила за тем, чтобы он не заводил романов на стороне и пыталась отучить его пить.

А еще она была против общения Сергея Николаевича с сыном, но он все равно продолжал навещать Юру, пока тот с матерью не уехал в Америку. У Антонины Голубевой тоже была дочь от одного из предыдущих браков и внучка, но она с ними не общалась.

Все, кто знал эту пару, удивлялись, что держит их вместе - Антонина всегда была чем-то недовольна, да и сам Филиппов нередко в минуты откровений говорил, что не любит свою вторую жену, да и хозяйкой Голубева была неважной.

Рассказывают, что дома у них всегда был беспорядок, в театр актер часто приходил неопрятно одетым, но он не придавал этому никакого значения.

Вместе они прожили сорок лет, пока Антонина Голубева не умерла. Чтобы ни говорили, а вторая жена актера была его спасительницей - она поддерживала мужа, когда того уволили из театра, выхаживала после сложной операции.

Смерть Антонины стала черным днем в биографии Сергея Филиппова - он оказался никому не нужным и еле сводил концы с концами, живя на мизерную пенсию, у него начались проблемы с психикой. Свою жену актер пережил всего на год и умер в одиночестве в своей квартире в обстановке ужасающей бедности.

Подруга Сергея Филиппова рассказала сайт, почему у актера не сложились отношения с сыном и как он умирал.

«Я прочту вам лекцию о том, есть ли жизнь на Марсе» – 60 лет назад советские зрители увидели первый фильм Рязанова «Карнавальная ночь». Эта фраза стала визитной карточкой в фильмографии ее исполнителя Сергея Филиппова, после роли лектора он стал невероятно популярен. Позже в его жизни было много взлетов: звездные роли в легендарных картинах «12 стульев», «Иван Васильевич меняет профессию», «Девушка без адреса», «Золушка».

Но жизнь за кадром была вовсе не похожа на сказку: король комедии не смог справиться с ролью отца, он много лет не общался с единственным сыном. Народный артист России спился и умер в нищете в квартире, заваленной хламом. О трагедиях в жизни кинолегенды нам рассказала его близкая подруга, актриса «Ленфильма» Любовь Тищенко.

Любовь Тищенко / архив редакции

– Мы с Сергеем Николаевичем познакомились в 1967 году, он устроился на работу к нам в Ленинградский театр-студию киноактера. До этого он 30 лет выступал в театре комедии, но его оттуда выгнали за пьянку. Когда к нам пришел, был очень грубым, нелюдимым человеком. Его безумно тяготила популярность, к нему на улице все время приставали прохожие – одни предлагали выпить, другие просили автограф. В общем, не давали ему и шагу ступить, – говорит 75-летняя актриса Любовь Григорьевна. – А в душе, как я уже потом узнала, он был ранимым человеком и очень интеллигентным, но жизнь и слава его так озлобили...

А ведь Сергей Филиппов готов был на все ради этой славы, но когда она на него обрушилась, сломался. Еще до звездного часа в карьере встретил свою первую жену Алевтину Горинович. Они познакомились в 1932 году во время учебы в эстрадно-цирковом техникуме в Ленинграде. Практически сразу стали жить вместе, а вскоре и расписались. После окончания техникума Сергей Николаевич решил работать по специальности, стал балетным артистом. Но во время одного из выступлений у него случился сердечный приступ​, врачи выявили порок сердца и запретили заниматься балетом. Тогда Филиппов решил реализовываться в качестве эстрадного артиста. Во время одного из выступлений его заметил известный театральный режиссер Николай Павлович Акимов. Он разглядел в недавнем выпускнике техникума талант и пригласил его к себе в Ленинградский театр комедии. Режиссер его боготворил и закрывал глаза на все его недостатки. А Филиппов, как и его родной отец, имел пристрастие к спиртному. Шумные компании, веселье с утра до вечера – это все у него было. И режиссер, и его супруга все терпели... Акимов и вовсе говорил: «Один талантливый пьяница дороже ста трезвенников». Но любому терпению всегда приходит конец.

«Карнавальная ночь» (1956) / Global Look Press

В 1938 году у Алевтины и Сергея родился сын Юрий, но появление малыша не остановило артиста, он продолжал пить и купаться в женской ласке на стороне. Спустя 10 лет брака, незадолго до начала Великой Отечественной войны, жена, не выдержав, крикнула «Хватит!» и выставила Филиппова на улицу. Вскоре он познакомился со своей второй супругой, детской писательницей Антониной Голубевой. Однажды он сидел в кафе, выпивал, и во время одной из драк его ранили вилкой. Хоть он сам и не участвовал в конфликте собутыльников, но, как человек известный, оказался в центре скандала. Его спасла Антонина, она во время потасовки в ресторане сидела за соседним столиком. Узнав Филиппова, решила ему помочь, утрясла все вопросы вокруг его имени. На следующее утро актер проснулся в ее кровати в легендарном Доме писателей на канале Грибоедова в Ленинграде. Так он там и остался на 40 лет.

«Золушка» (1947) / kino-teatr.ru

Антонина Голубева до брака с Сергеем Николаевичем была несколько раз замужем, у нее была дочь, которую она впоследствии не пускала на порог своей квартиры.

– Голубева была старше его на 13 лет! Ревновала она Сергея Николаевича жутко. Женщин совсем на порог дома не пускала, – вспоминает Любовь Григорьевна. – Я при жизни Антонины Георгиевны почти не ходила к ним. Как-то мне Филиппов привез с гастролей в подарок кружку, попросил меня зайти к ним, забрать ее. Я не решилась, его жена тогда бы совсем от ревности с ума сошла. Помню, была только один раз у них в гостях при жизни Антонины – на одном из юбилеев Филиппова. Он собрал дома друзей, среди них были не только артисты, но и простые рабочие и архитекторы. На столе было все покупное, жена Сергея Николаевича ничего не готовила сама. Хозяйка она была неважная, в квартире у них всегда была антисанитария, жилище было захламлено ненужными вещами. Он не обращал на это никакого внимания. Они шутили над этим часто! Филиппов называл жену Барабулькой (рыба с выпученными глазами. – Авт.), а она его Долгоносиком. Однажды супруга ему купила свитер, дома его за считаные дни съела моль. Сергей Николаевич достал свитер и, шокированный, спросил: «Барабулька, а что это с ним?», а она тут же нашлась: «Свитера в дырочку сейчас в моде».

«Собачье сердце» / архив редакции

Филиппов часто приходил в театр неопрятным. Помню, у него был белый костюм, он его доносил практически до черного цвета. Я ему сказала: «Снимайте, постираю». Он не сразу, но согласился. Так мы и стали дружить. Я ему помогала, как могла.

Отношения с единственным сыном Юрием у артиста не складывались. Позже в своих интервью Филиппов-младший рассказывал о частых конфликтах со второй женой отца.

– Я бы с такой женщиной тоже запил, – сказал он. – Жить надо или с красивой, или с любимой! А иначе совместная жизнь превращается в пытку, что и было у моего папы.

«Не может быть!» (1975) / kino-teatr.ru

– Когда Юра в 70-х решил вместе со своей мамой эмигрировать в США, Сергей Николаевич был категорически против и не давал разрешения на отъезд сына, – продолжает Тищенко. – Но они все равно уехали. Филиппов был ярым коммунистом и безмерно любил свою Родину. Отъезд Юры и Алевтины воспринял как предательство. С тех пор сын для него стал отрезанным ломтем, он не вспоминал о нем. Сергею Николаевичу приходили письма из США, но он их не читал. Конверты так и лежали нераскрытые на полу в углу его комнаты. Он мне говорил: «Хочешь, прочти их сама!» Я, конечно, не делала этого. На звонки Филиппов редко отвечал, двери в квартире никому, кроме меня и еще одного своего друга из театра, не открывал. Так что контакты с сыном он практически все оборвал. После смерти Сергея Николаевича говорили, что он сильно тосковал по Юре, я этого не замечала – хотя мы могли поговорить с ним по душам, но ни разу он не вспомнил о нем. Вычеркнул из жизни раз и навсегда. Ну а сын особо тоже не стремился общаться. Когда отец заболел, его не было рядом, он даже на похороны не приехал. Я навещала Сергея Николаевича в больнице. Он врачей не очень-то жаловал. В 1965 году, ему тогда было 53 года, у него нашли опухоль мозга. Хирурги ее успешно удалили. Нужна была вторая операция, медики хотели поставить в череп пластину, но он отказался. У него было мягкое темечко, Сергей Николаевич шутил на эту тему: «С возрастом часть моей головы стала мягкой».

Сергей Николаевич снялся более чем в 100 фильмах, он 30 лет выступал на сцене Ленинградского театра комедии / Global Look Press

Но из-за того, что он много лет пил и курил, проблем со здоровьем было много. У него были серьезные заболевания желудочно-кишечного тракта, эмфизема легких. В 1989 году умерла его жена, после ухода из жизни Антонины Георгиевны он совсем сдал, ведь они прожили вместе больше 40 лет. С ним поселился его друг Константин, они с Филипповым общались еще со времен совместного обучения в эстрадно-цирковом техникуме. Что уж и говорить, жил Сергей Николаевич впроголодь. После смерти Барабульки он не пил, мало ел, у него начались проблемы с психикой. Его копеечной пенсии хватало только на оплату коммунальных услуг, ему никто не помогал – ни театр, ни Гильдия актеров, ни общественные организации. Я приходила к нему, приносила еду, какую могла позволить на свою скромную актерскую зарплату, стирала его вещи.

Сергей Николаевич пережил свою жену ровно на год, она умерла 20 апреля 1989 года, а он – 19 апреля 1990 года.

Евгений Моргунов / Георгий Тер-Ованесов / Global Look Press

– Последнее время он был совсем плох, – уверяет Любовь Григорьевна. – Я вызвала скорую и отправила его в больницу, потому что были приступы удушья, ему было тяжело самостоятельно дышать. В больницу он ушел своими ногами, но потом уже с кровати не поднимался. Я каждый день навещала его в палате, спрашивала, что привезти ему, он отмахивался: «Люба, ничего мне не надо!» Сергей Николаевич вообще был таким человеком, который никогда и ни о чем не просил. У него последнее время совсем не было сил жить, он не хотел лечиться, ему хотелось умереть. Перед смертью он сказал: «Выброси все письма Юры...»

Заслуженный артист России Евгений Моргунов (Бывалый из троицы Гайдая. – Авт.) после ухода из жизни своего коллеги был шокирован отношением к нему:

– Самое страшное – остаться одному. Знаете, горе какое случилось у прекрасного комика, удивительного человека Сергея Николаевича Филиппова? Как бессердечно отнеслась ленинградская общественность к артисту, который смешил всех, которого боготворили, которому предлагали выпить все. Он умер в одиночестве. Соседи обратились в «Ленфильм», но там приняли ужасающее решение (не дали на похороны ни копейки денег). И только Сашенька Демьяненко, замечательный наш Шурик, собрал по копейкам деньги у актеров, которые были на пенсии, у актеров, которые знали Филиппова, сделали гробик и закопали.

С сыном / семейный архив актера

– Мне Сергей Николаевич предлагал взять книги или еще что-нибудь на память о нем, но мне совесть не позволила, – говорит Любовь Тищенко. – А прямо в день его смерти в квартиру пришли дочка и внучка Голубевой, коллеги из театра Филиппова. Они в этот трагический день растаскивали его имущество, делили сервизы, торшеры, мебель. Представляете, один артист даже утащил диван, в который последние месяцы испражнялся Сергей Николаевич. Все-таки человеческая алчность не знает границ...

А спустя пару недель после погребения народного артиста России на Северном кладбище Санкт-Петербурга с его могилы пропал памятник. Потом его нашли в кустах неподалеку от могилы. На надгробии Филиппова написана фраза из его любимого стихотворения: «И не будет в день погребения ни свечей, ни церковного пения». Так и вышло: умер знаменитый комик тихо, похороны прошли без торжественных церемоний прощания, аплодисментов и моря цветов.

остроумным человеком и в жизни. Однако судьба уготовила ему тяжелые испытания, в том числе многолетнюю ссору с единственным сыном.

Посмотрел на меня внимательно: «Кто ты такой?» — «Я же твой сын». — «У меня нет сына», — холодно ответил он. «А меня, Сереженька, тоже не узнаешь?» — спросила мама. Отец взглянул на нее, лицо его исказилось, казалось, сейчас заплачет. Резко развернулся и побежал прочь. Тогда я понял, что он все еще любит маму...

Я принес в ОВИР заявление от папы: «К решению сына выехать на постоянное место жительства за границу никакого отношения не имею. Считаю, что его надо сурово наказать, а лучше — расстрелять. Материальных претензий не имею. Сергей Филиппов».
[ more = ]
«Где будете расстреливать? — спросил я у молоденьких сотрудниц ОВИРа. — Здесь или во дворе у стенки?»

Конечно, мне было известно, что отец рвал и метал, узнав, что я эмигрирую. Но написать подобное ему не пришло бы в голову. Так и стоит перед глазами воображаемая картина, как его сожительница мадам Голубева диктует эти строчки, полные ненависти к врагу.

После моего отъезда отец перестал общаться со мной, письма из-за бугра не распечатывал. А если друзья спрашивали обо мне, отвечал, что с предателями родины ни в какие контакты не вступает. И только в конце жизни признался, что если бы все начать сначала, остался бы с женой и сыном...

Никогда не забуду наш последний телефонный разговор.

— Нет, Юра, денег не присылай, лекарств тоже. У меня все есть.

— Может, в гости ко мне приедешь? Я все оплачу.

— Это тоже не надо.

— Столько лет не виделись... Если хочешь, я сам приеду, могу с мамой.

— Я ее очень люблю и всегда любил.

— Она это знает и, между прочим, замуж больше не вышла. Ну что вы как дети малые, пора вам встретиться и поговорить.

— Никогда ей не прощу, что она меня поленом выгнала!

Почему-то при этих словах о полене я вспомнил, как в детстве мечтал, чтобы мои любимые родители жили вместе, и сердце защемило. Удивительное дело. Я поменял страну, фамилию и отчество, думал, что каленым железом вытравил все, что было связано с отцом. Но в итоге вернулся в Петербург, иногда хожу в Театр комедии, где он всю жизнь проработал, собираю по крупицам его архив, фотографии, воспоминания о нем. Видно, филипповские гены во мне все же победили...


Мой дед, немецкий барон, был управляющим на гвоздильном заводе в Саратове. Там он женился на кружевнице, красавице-певунье Дуне, моей бабушке. У них и родился Сережа — мой отец. Но в начале Первой мировой войны дед вынужден был уехать на родину, а бабушка наотрез отказалась покидать Россию.

Мастер Николай Георгиевич, слесарь по профессии, работал на том же заводе. Когда-то его хозяин отправил перспективного работника повышать квалификацию в Германию, через год Николай вернулся оттуда в модной жилетке, украшенной цепочкой с часами. Местные девицы стреляли в его сторону глазками, но завидный ухажер предпочел одинокую к тому времени Дуню: хоть и с ребенком она, но настоящая красавица, к тому же поющая как соловей! Так у Сережи появился отчим.

По субботам новый глава семейства неизменно приходил домой пьяным, ругал жену, а потом забирался на комод и громко пел вызубренные за границей немецкие песни, в перерывах попрекая Сережу его буржуазным происхождением. Кстати, и местные мальчишки дразнили приятеля не иначе как Фон-бароном.

Все детство папы прошло на улице. «Волга видела нас гораздо чаще, чем домашние», — не раз говорил он. С соседскими пацанами, такими же голодранцами, воровал арбузы с идущих по реке барж. Ловил рыбу, но попадалась в основном мелочь. Ее на палочках жарили на костре, а сами кружили вокруг в диких пиратских танцах, в исполнении которых Сергей особо усердствовал.

Рассказывая мне про детские шалости, папа всегда приговаривал: «Да, я был далеко не подарок!» Среди школьных предметов он уважал литературу и химию. Из-за химии его и выгнали из школы с треском. Папа вдруг решил, что уже созрел для самостоятельных опытов, и в результате комбинаций с соляной кислотой и железными опилками создал такой едкий газ, что занятия пришлось прекратить на несколько дней.

Мать ломала голову: что дальше делать с таким любознательным сыном? В Саратове была безработица, и о том, чтобы устроить куда-то мальчишку без профессии, нечего было и думать. Сначала она отдала его учеником к пекарю, но он что-то напутал, загубил тесто и вылетел на улицу. «Ладно, у Горького тоже не получилось печь хлеб», — утешал себя начитанный Сережа. Потом мать отвела его к немцу-краснодеревщику. Тот плохо говорил по-русски и называл отца «малшык Филипоу». Назидательно поднимая вверх указательный палец, он говорил: «Малшык Филипоу, бэз срумента и вош нэ убеш». В мастерской папе понравилось: тишина, деревяшки, стружки, мебеля роскошные. Он потом часто с теплотой вспоминал своего педанта-учителя и в тяжелые времена говорил: «Не получится дальше с актерством — пойду в реставраторы!»

Но однажды его жизнь сделала крутой поворот. Как-то вечером шли они с другом мимо местного клуба, заглянули в окно. Там в большом освещенном зале девчонки в коротеньких юбках выделывали ногами такие кренделя, что у Сережи челюсть отвисла. У входа в здание висела табличка «Хореографическое училище». Парни недоуменно переглянулись и хмыкнули: это от слова «харя», что ли? Но папе настолько понравилось увиденное, что он уговорил товарища зайти. Учительница сразу же записала их в кружок, поскольку ни одного мальчика там не было. Приятель очень быстро охладел к танцам, а папа стал заниматься, и педагог, видя его рвение, со временем посоветовала ехать в Москву, учиться дальше.

У папы действительно были исключительные данные для классического танцовщика: прыжок, чувство ритма, длинные ноги. Но в столичном хореографическом училище набор уже был завершен, и он поступил на балетное отделение ленинградского Эстрадно-циркового техникума на Моховой. Там же с огромным энтузиазмом училась и моя мама Алевтина Горинович. Годы спустя папа вздыхал с сожалением: «Жаль, что она не стала актрисой. Талантом на Ермолову походила».


А вот моя бабушка Любовь Ипполитовна была недовольна выбором профессии дочери:

— Как ты могла? Внучка генерала Куприянова — и актерка! Уж если так творчества захотелось, пошла бы в художницы, что ли. Я же училась у Николая Рериха! Бумага, акварель... Чем это плохо?

— Бумага, акварель... А жизнь проходит мимо!

— Какая вообще может быть жизнь при рэволюционэрах?

Но как оказалось, училище — это было еще полбеды: Ася закрутила роман с Сережей, который мало того что готовился стать артистом балета, так еще и жил в общежитии на крохотную стипендию. И когда дочь привела Филиппова знакомиться с мамой, будущей теще жених сразу же категорически не понравился.

— Как ты можешь хотеть за него замуж? Он же хам. Посмотри на него повнимательнее. Это клоун, паяц! Из него никогда не выйдет хорошего мужа и отца твоим детям.

— А какой, по-твоему, у меня должен быть муж? Такой, какие были у тебя? — дерзко ответила моя мама.

— Мои мужья были из хороших семей, образованные усатые красавцы. А этот — голь перекатная. Ни кола ни двора. Твой отец был, между прочим, дворянином! Он был героем и пропал без вести на войне, — с пафосом завершила Любовь Ипполитовна, всхлипнула и приложила к глазам кружевной платочек.

— Мама, ты не права. Сережа — умный, красивый. Мы скоро заканчиваем техникум. И профессия у него будет хорошая.

При этих словах слезы Любови Ипполитовны мгновенно высохли.

— Разве это мужское дело — дрыгать ногами? Сама в актерки пошла, да еще и мужа-плясуна решила завести?!

Ася была уверена, что мама все-таки сменит гнев на милость и примет зятя. Но время шло, а Любовь Ипполитовна была непреклонна. Моего отца она только терпела. Для нее он был просто хамом, недостойным руки ее дочери. Она так ему все время и говорила: «Сереженька, вы же хам». Казалось бы, всего три буквы, но сколько чувства она в них вкладывала! В ней говорила классовая ненависть, а о своем баронстве отец никогда не рассказывал...

Любовь Ипполитовна была, как говорили раньше, из бывших. Генеральская дочь, занималась в Императорском обществе поощрения художеств. Я помню, как, сидя у окна, она пила чай из чашки саксонского фарфора, чудом уцелевшей, прошедшей с бабушкой через революцию, Гражданскую и Отечественную войны, через эвакуацию, переезды и возвращение на улицу Широкую в Ленинграде. Эта чашка без блюдца да несколько фотографий — все, что осталось у Любови Ипполитовны от прежней жизни.

А ведь, бывало, выезжая всей генеральской семьей на дачу, они везли с собой рояль. Он был специальный, летний. Зимой его держали в сарае при доме, накрывали толстой попоной и укутывали сеном. Бабушка с ностальгией вспоминала об этом. Конечно, она мечтала, что ее дочь выйдет замуж за принца на белом коне.

Однажды Ася и Сережа, так и не получив благословения, расписались, и папа на законных основаниях вселился в мамину комнату. Для бабушки это было трагедией. Вся квартира пропахла валерианой и нашатырем. С обвязанной головой Любовь Ипполитовна изредка выходила на общую теперь кухню, чтобы налить чаю в свою саксонскую чашку. Ни дочь, ни зятя к себе не допускала. Зато периодически подходила к их двери и громко стучала: «Нельзя так много этим заниматься! Это вредно для здоровья!»

А молодожены строили грандиозные планы на будущее. Папа окончил техникум в 1933 году. На выпускном концерте он исполнил зажигательный танец английского моряка «Веселый Джим». Номер имел большой успех. Всех поразило, что чечетка в нем чередовалась с классическими батманами. Это было смело. Самое удивительное, что благодаря этому танцу его приняли в Мариинский театр. Радости не было предела: «Ты представляешь, Асенька! Я, вчерашний саратовский мальчишка, и вдруг — артист всемирно известной труппы!»


В новом балете «Красный мак» он исполнял роль Кочегара: выбегал с ведром на сцену, весь перепачканный углем, и исполнял очень короткий танец, а потом, как было написано в либретто, убегал в кочегарку. Однажды папа задержался на сцене сверх положенного и вдруг неожиданно надел грязное ведро на руку стоящего на сцене капитана, белоснежный китель которого мгновенно покрылся черными пятнами. За эту выходку он получил серьезный нагоняй. Но не это стало причиной его ухода из «Мариинки». Однажды прямо на выступлении папа потерял сознание. Вердикт врача был категоричен: «У вас слабое сердце, о балете придется забыть».

Такого удара судьбы папа не ожидал. Он стал раздражителен и груб. Перепадало и маме. А тут еще и Любовь Ипполитовна подзуживала дочку: «Я тебя предупреждала! Разве это профессия для мужчины? И что вы будете делать?»

Отцу не оставалось ничего иного, как искать другую работу. Он выступал на эстраде, потом был мюзик-холл, где служила моя мама и начинали свою творческую деятельность Миронова и Менакер. Но и там папа пробыл недолго. Вскоре получил телеграмму: «Предлагаю работать принятом мною Театре комедии тчк Акимов». Оказывается, Николай Павлович запомнил отца еще по танцу «Веселый Джим». Папа тут же послал ответ: «Соглашаюсь безоговорочно».

Театр комедии тогда называли «театром при гастрономе», поскольку он находился в том же здании, что и Елисеевский магазин. Его главного режиссера не смутило даже то, что у отца не было школы драматического искусства. Но вот актеры отнеслись к Филиппову настороженно. Папе надолго запомнилась фраза, сказанная кем-то ему вслед: «Неужели этот тип с лицом убийцы — актер?!» Единственной, кто сразу же проявил симпатию к новичку, была Елена Маврикиевна Грановская, в сороковые годы публика валом валила на спектакли с ее участием — «Стакан воды», «Вишневый сад», «Враги». У гениальной актрисы было одно страстное увлечение: Грановская обожала маленьких поросят. И как собачку временами держала поросенка дома. Когда вырастал, Грановская передавала его, как она считала, в хорошие руки. Но беднягу эти «хорошие руки» отправляли на сковородку.


Зато на молодого актера сразу же обратили внимание кинематографисты. Экранный дебют состоялся в 1937-м. Это была эпизодическая роль без слов в фильме «Падение Кимас-озера». По сюжету папа должен был, отстреливаясь от красноармейца, пробежаться над речкой по бревну, но соскальзывал и падал в ледяную воду. После каждого дубля помощники режиссера растирали его спиртом, а на четвертом — сжалились и дали принять внутрь. И это отцу весьма понравилось. Как, впрочем, понравилось и сниматься. Хотя когда он впервые увидел себя на экране, возникло желание бросить актерскую профессию: «Неужели это я? Да такое безобразие не то что в кино, даже в трамвай нельзя пускать!»

Филиппов мог справиться с любой серьезной ролью, но режиссеры вовсю эксплуатировали его комедийный дар, предлагая роли разных гаденьких типов. Однажды папа даже просил директора «Ленфильма» дать ему возможность сыграть положительного героя. Тот в ответ расхохотался: «А ты в зеркало-то на себя смотрел?»

И все продолжилось. Когда сыграл немца в «Беспокойном хозяйстве», люди на улице стали отпускать в папин адрес проклятия, принимая актера за его героя. Он спасался бегством, а ему вслед кричали: «Ах ты, гнида фашистская!» И лишь дома, закрыв за собой дверь, папа облегченно вздыхал: «Любит меня народ, узнает».

Но он никогда не пользовался своей популярностью в корыстных целях. В очереди за водкой не раз уговаривали:

— Сергей Николаевич, ну что же вы стоите?! Проходите, мы вас пропустим.

Но папа неизменно отвечал отказом:

— Не за хлебом же стоим!

Отец говорил, что в России самый быстрый и надежный путь к популярности — через собутыльников. И пользовался этим. Застолье занимало в его жизни важное место. Сергей Николаевич любил заказать шикарный ужин в ресторане, приглашая к своему столу знакомых или чем-то приглянувшихся ему людей. Однажды внимание папы обратил на себя какой-то важный, огромного роста человек в форме, проходивший мимо.


— Подруливай, старик!

— Я не старик, Сергей Николаевич, а адмирал Засосов.

— Это меняет дело. Подгребайте, адмирал. Давайте засосем с вами по рюмочке.

Отец обладал превосходным чувством юмора. Он был автором крылатых фраз, которые уходили в народ. Так, открывая очередную бутылку, любил приговаривать: «Недолго мучилась старушка в бандитских опытных руках» или «Семь раз налей, один раз заешь». Кстати сказать, знаменитая фраза «Две звездочки, три звездочки, четыре звездочки, а лучше всего, конечно, пять звездочек» в фильме «Карнавальная ночь» — это папина импровизация.

Но когда популярность стала приобретать катастрофические размеры, его это стало раздражать. Ну кому понравится, если за тобой ходит табун поклонников и все норовят подергать за рубашку и даже за нос, назойливо лезут с глупыми вопросами. Не отвечать же всем, кто предлагал выпить на брудершафт, словами героя из «Карнавальной ночи»: «Не могу, голубчик, у меня лекция!»

В ресторане, когда начинали пялиться, отец прикрывал лицо тарелкой. А если кто-то бесцеремонно подходил к его столику, мог в бешенстве сорвать со стола скатерть вместе с посудой. Некая дама однажды попросила Филиппова оставить автограф на ее груди. Он бросился от нее бежать сломя голову, по пути дав в зубы поддатому старичку, который полез обниматься.

Папа не терпел панибратства. «О господи, — отчаянно кричал он, — что я вам — животное?! Вы можете пройти мимо и дать мне жить, как я хочу?» Иногда он устраивал розыгрыши, в которых был момент мстительности. Однажды зимой отец шел с Павлом Кадочниковым по Невскому. И вдруг бросился к сугробу и стал быстро разгребать мокрый снег. Кадочников удивленно спросил:

— В чем дело, Сережа?

Тот ответил нарочито громко:

— Да вот подарили перстень с бриллиантом, а он случайно упал в снег. Надо же, какая досада!


Кадочников понял, что это шутка, и подмигнул другу. Через минуту перстень искала уже целая толпа. И тут папа махнул рукой:

— Да ладно, мне другой подарят.

Они с Кадочниковым ушли, а люди все продолжали копаться в снегу.

Отец вообще любил розыгрыши. Мама рассказывала, как они вместе отправились в комиссионный магазин.

— Вы принимаете подержанный товар? — спросил папа.

— Наследство от бабушки? Что-то ценное? — оживился продавец.

— Весьма, — сказал папа и показал на портфель.

— Как вы можете в наше время с такими вещами ходить по улицам?!

Отец достал сверток и стал его долго разворачивать. Осторожно выложил на прилавок два бублика и посмотрел на продавца.

— Но позвольте, а где наследство от бабушки?

— Как где? Вот. Это ведь комиссионный? Подержанный товар принимаете? Антиквариат? — и он стал неистово колотить бубликами по прилавку, доказывая их «старинное» происхождение. Эта сценка могла войти в какую-нибудь комедию. Отец был великим импровизатором и что-то постоянно придумывал.

После выхода фильма «Девушка без адреса» ему житья совсем не стало. Люди кричали вслед: «Масик хочет водочки!» Он стал бояться творческих встреч со зрителями и всячески их избегать. Как сказал папин персонаж Алмазов, у него «расшатали центральную нервную систему». Филиппов мог послать матом совершенно незнакомого человека, который всего лишь попросил автограф. Если его упрекали в грубости, отвечал: «Грубо, зато справедливо!»

Но все это было потом. А в самом начале творческого пути отец буквально упивался славой. Особенно приятен ему был успех у женщин. Жизнь была бурной, он часто не приходил ночевать, и конечно, в семье росло напряжение. А тут подоспел я и постепенно стал вытеснять из сердца мамы дотоле безраздельно царствовавшего там любимого Сережу. В доме перестали восхищаться его талантом, вместо этого восхищались талантами маленького Юры.


— Ну что у нас на ужин? Никак манная каша? — спрашивал папа, усаживаясь за стол.

— Каша Юрочке, а тебе тушеные овощи.

Папа мрачно ковырял вилкой в тарелке:

— Что это?

— Гемюзе! — с торжеством объявляла теща.

— Работаешь как вол, а дома какой-то заячьей едой кормят.

— Сереженька, вы хам! — Любовь Ипполитовна хлопала дверью своей комнаты, а вслед ей летела тарелка с гемюзе.

— Ах, вот как! — восклицал папа, надевая пальто. — Меня здесь не любят. Преснятиной какой-то кормят. Пойду в кабак!

Отцу нужны были сияние юпитеров, обожание зрителей, восхищенные взгляды поклонниц. Мама же хотела, чтобы у нее была настоящая семья, уютный дом, верный муж и примерный сын.

Мне наняли няньку. Простую деревенскую девушку, которая и слыхом не слыхала про великого комика Филиппова. Папа стал проявлять к ней интерес, не подозревая, что за ними через замочную скважину следит Любовь Ипполитовна. «Ты — моя богиня! — стал он охмурять няньку. — Ты — моя грация...» Тут скрипнула дверь и на пороге появилась теща Любовь Ипполитовна. «Мы репетируем... «Собаку на сене», — быстро нашелся папа. Эта сцена потом вошла в фильм Рязанова «Девушка без адреса». А бабушка, надо отдать ей должное, скрывала от мамы «шалости» зятя вплоть до их развода...

Помнить себя я стал с того момента, как мне подарили акварельные краски. Вначале я разрисовал себя, а потом и папино бежевое пальто. Так уже с ранних лет во мне проявилось дарование художника. А еще я очень любил наблюдать, как папа бреется. И все время просил побрить и меня. Ему это надоело, и он выбрил половину моей головы. Когда я увидел себя в зеркале, разрыдался. Но бритва все равно притягивала меня как магнит. Однажды я спрятался в прихожей, намылил подол бабушкиной шубы и старательно ее побрил.


Меня часто оставляли дома одного. Когда родители собирались куда-нибудь пойти, бабушка тут же придумывала себе срочное дело, лишь бы в няньках не сидеть. Папа нашел выход из положения: он вбивал маленькие гвоздики в пол, выдавал мне молоток и поручал забить их по самую шляпку. И вплоть до родительского возвращения я с удовольствием колотил по гвоздям. А когда бабушка стала возмущаться, что по полу скоро ходить будет невозможно, папа велел мне вбивать гвозди в шкаф из красного дерева.

Семейная идиллия заканчивалась, как только папу приглашали сниматься. Он получал деньги, и вихрь свободы уносил его прочь. После очередного недельного загула мама собрала отцовский чемодан и показала ему на дверь, для пущей убедительности взяв в руку полено. Папа оскорбился: «Вы еще на коленях ко мне приползете! Ко мне, обожаемому всей страной!» И он ждал этого всю жизнь, но ждал напрасно. Много раз папа пытался вернуться в семью, просил прощения, клялся в вечной любви. Но, как говорила мама, «полено всегда было наготове, а ему не хватало чуть-чуть напора, чуть-чуть терпения...»

Вскоре началась война. Театр комедии эвакуировали. И хотя родители уже были в разводе, папа добился того, чтобы нас вместе с бабушкой вывезли из блокадного Ленинграда на Большую землю.

Первое время мы жили в Сочи в теплушках, а потом нас перевезли в Таджикистан. Помню, в Сталинабаде снимали фильм «Принц и нищий», где я играл оборванца в толпе. На время эвакуации семья соединилась вновь. Папа продолжал сниматься и по-прежнему вел богемный образ жизни. Возвращался домой очень поздно и со словами «Сегодня денег не давали!» падал замертво в прихожей.

Мама ночами шила тряпичных кукол, а бабушка рисовала им лица. Даром, что ли, у самого Рериха училась! Потом она их продавала на базаре.


Осенью 1945 года театр вернулся в освобожденный Ленинград. На улицу Широкую, где жили мы, мама отца не пустила. Он поселился в гостинице «Астория», а потом Акимов выхлопотал любимому артисту комнату. Но жить там отцу не пришлось...

Однажды он по обыкновению обедал в гостиничном ресторане. Кто-то что-то сказал, папа грубо ответил, завязалась драка, и отцу воткнули в руку вилку. Рядом за столиком сидела мадам Голубева. Она не только вступилась за актера, разогнав дебоширов, но и перевязала ему рану, после чего отвела обалдевшего от такого внимания и ласки Филиппова к себе домой. А утром намекнула: «Вы та-а-а-кое вчера, Сережа, кричали. Не дай бог, кто-то в органы стукнет!» Папа струхнул и остался жить у своей новой знакомой.

Барабулька, как называл ее отец, была старше его на тринадцать лет. На вопрос «Сергей Николаевич, а что такое барабулька?» он отвечал: «Маленькая паршивенькая рыбка с выпученными глазками». Мне до сих пор обидно, что у него была такая старая и некрасивая жена! Я уверен, что папа особо ее и не любил. А она его обожала, с любовью называла Долгоносиком. Голубева ездила за ним повсюду — на съемки, гастроли, не давала ему свободно вздохнуть.

Когда он приходил домой сильно подшофе, кричал на нее: «Старая ведьма, ты мне надоела! У меня есть красивая жена и талантливый сын!» А утром Антонина Георгиевна снова нашептывала: «Сережа, ты опять вчера такое нес, тебя в тюрьму посадят!» Она его держала на коротком поводке. Голубева была членом коммунистической партии и членом Союза писателей, вследствие чего испытывала трепетную любовь к партийным деятелям вообще, а к Сергею Кирову в особенности. Она даже книжку о его детстве написала — «Мальчик из Уржума». Но ее текст был настолько плох и по-детски коряв, что когда она сдала рукопись редактору Маршаку, тот ее полностью переписал. Когда у отца спрашивали:

писательница Антонина Голубева

— Почему ваша жена больше не пишет? — он мрачно отвечал:

— Чернила кончились.

Папа поселился у Голубевой в конце сороковых. На набережной канала Грибоедова, в доме номер девять, где жили писатели Михаил Зощенко, Евгений Шварц, Вениамин Каверин, Михаил Козаков. Иногда я приходил туда. Голубева, вовсю командовавшая отцом, пыталась муштровать и меня. Но я не признавал такого права за его сожительницей.

— Мальчик, а ты читаешь что-нибудь? — Она никогда не обращалась ко мне по имени, только «мальчик». — Ты любишь стихи?

— Люблю...

— Ну, почитай.

И я начинал из Архангельского: «Не женщина — малина, / Шедевр на полотне — / Маруся Магдалина, / Раздетая вполне».

— Какая пошлость! Тебе, мальчик, надо читать пионерские книжки.

— Например «Мальчик из Уржума», — язвил отец.

— Это очень полезная книга, на ней выросло не одно поколение пионеров, — сухо отвечала великая писательница.

Папа и Голубева не были официально женаты, хотя прожили вместе сорок лет. В 1948-м мама подала на развод официально. Но папа так и не получил свое свидетельство о расторжении брака. Наверно, пожалел двадцать копеек на пошлину.

С появлением в папиной жизни Голубевой у нас с мамой наступил тяжелый период. Однажды меня вызвали к директору школы. Незнакомые дяденьки и тетеньки задавали странные вопросы: хорошо ли я питаюсь, не бьют ли меня дома? На следующий день маму затребовали в РОНО. Оказывается, туда поступил сигнал, что она плохо обращается с сыном, а тот ведет аморальный образ жизни. Одна женщина из комиссии шепнула, что сведения эти сообщила коммунистка Голубева. Мама перевела меня в другую школу. А там опять придирки учителей и плохие оценки. Она ходила и к директору, и в РОНО, пытаясь понять, что происходит. Ей всюду говорили, что приходили от Сергея Николаевича и просили быть строже к его сыну: «Он отъявленный хулиган!» Да, Голубева всерьез взялась за мое «воспитание». Спасаясь от нее, я сменил пять школ.

А еще у нас было отчаянное положение с деньгами. После войны мама окончила иняз, преподавала технику речи. Вдобавок работала корреспондентом, пишущим на английском. Благодаря маме у меня отличное знание языка, которое впоследствии очень пригодилось в Америке. Но маминой зарплаты нам на жизнь все равно не хватало. А от отца никакой помощи не было. Он даже написал заявление в суд с просьбой освободить его от алиментов, так как мать ребенка, вместо того чтобы покупать для мальчика фрукты, на его, Филиппова, деньги делает ремонт. Судья ответила, что тогда она на него, великого артиста, попросту заведет уголовное дело. Позже отец с горечью признался, что пойти на это его заставила Антонина Георгиевна.

Думаю, именно из-за вечных ссор в новой семье отец сильно запил. Вместе с этим начались проблемы в театре и кино: на студии он говорил, что занят в спектаклях, в театре — что у него съемки. Правда, деньги на спиртное всегда находились. Так, однажды со своим другом поэтом Михаилом Дудиным отец отнес в букинистический магазин пятьдесят томов Большой советской энциклопедии, вслед за чем последовал трехдневный кутеж. Когда Барабулька спросила, куда делись книги, он ответил, что... дал их почитать Дудину. Тут-то и выяснилось, что в одном из томов запасливая писательница хранила приличную денежную сумму.

При этом Сергей Николаевич далеко не с восторгом относился к загулам коллег. Увидев на «Ленфильме» молодого актера, который буквально лыка не вязал, папа вздохнул и сказал ему по-отечески: «Не по таланту пьешь!»

Случалось, он выходил из дома наглаженный, ухоженный и в галстуке. А к вечеру, бормоча «Как низко я пал», возвращался уже без галстука, без рубашки и даже без носков! Барабулька его ревновала всю жизнь. Хотя что ревновать? Она едва не в матери ему годилась, а он, как непутевый ребенок, старался от нее улизнуть. Голубева всегда подкарауливала у служебного входа. А отец выходил из театра за пятнадцать минут до окончания репетиции и шел в знаменитую рюмочную на Моховой, куда заглядывали многие артисты.


режиссер Николай Акимов

В чьих-то воспоминаниях описывается такая сцена, которая регулярно повторялась. Папа входил в квартиру и громко требовал: «Барабулька, рюмку водки!» Если она не торопилась, он, держа в руках пустую рюмку, начинал считать: «Р-раз, два», на счет «три» рюмка летела в окно. За ней могли последовать и кофейные чашки.

Несмотря на любовь к выпивке, у отца была потрясающая память, коллеги-артисты рассказывали, как завидовали его способности запоминать огромные тексты. Он мог явиться на спектакль в стельку пьяным, но выходил на сцену и моментально преображался. Акимов к разгильдяйству Филиппова относился снисходительно: «Для меня талантливый пьяница дороже десятка бездарных трезвенников». Но после одного случая и его ангельское терпение лопнуло. Во время спектакля папа стоял за кулисами. Он был подшофе. На сцене герою налили стакан водки, тот стал ее пить маленькими глотками. Вдруг папа прокомментировал, да так, что было слышно в зале: «Кто так пьет? Бездарь! Полный стакан залпом надо выпивать! Сейчас выйду и покажу, как надо пить!» Зрители были в восторге. Но Акимов, который тоже сидел в зале, на следующий день вызвал его к себе в кабинет. Режиссер взял список артистов труппы и красным карандашом вычеркнул фамилию Филиппова.

— Все, Николай Павлович?

— Все, Сергей Николаевич.

У отца осталось только кино. Но зато в нем он был богом! Филиппов единственный из советских артистов получал деньги прежде, чем начинались съемки. «Сумма прописью!» — любимая папина фраза. И все потому, что он «делал кассу», как и его Алмазов из «Укротительницы тигров». Фраза отца «Люби свой гонорар, как самого себя!» стала крылатой среди актеров. А еще у него были бесконечные концерты по стране. Филиппову достаточно было выйти на сцену и произнести: «Две звездочки, три звездочки, четыре звездочки, а лучше... пять...», как зал начинал аплодировать стоя.


Отец настаивал на том, чтобы я тоже стал актером, говорил, что у меня есть данные. Мое детство прошло за кулисами театра, я видел на сцене много талантливых артистов, но отказывался категорически, не заразился этим ремеслом. А все потому, что страшный лентяй и работаю, только когда захочу. Актер же — человек подневольный.

В результате мою судьбу решила мама: «Сынок, раз ты ничего не любишь делать — иди в художники!» Естественно, папу мое решение стать человеком свободной профессии страшно разгневало, он долго не мог этого простить и часто повторял: «Без меня ты все равно ничего не достигнешь!» А я так хотел доказать, что смогу многого добиться и без его помощи! А еще отец возмущался по поводу моей хипповой прически, джинсов в обтяжку, в которые я вшивал металлические молнии от башмаков. Мы переживали обычный конфликт поколений.

Словом, я поступил в «Муху». И тут же выяснилось, что стипендия на студента Филиппова не выписана. В деканате объяснили, что приходили от Сергея Филиппова и сказали, что сын артиста в стипендии не нуждается, так как отец его всем обеспечивает. А я-то думал, что Голубевой надоело меня преследовать! Стипендию вернули, но осадочек остался....

А на втором курсе было еще «забавнее».

— Представительница Сергея Николаевича сообщила нам, что вы сидите в тюрьме, — сказали мне в деканате.

— Как в тюрьме? Я же каждый день хожу на занятия!

— Ну и ловкий вы, Филиппов! Как всюду поспевать ухитряетесь?

С отцом мы встречались все реже. Но когда после окончания института у меня начались неприятности еще и в Худфонде, я не выдержал и спросил у мамы:

— Мамочка, ты меня вырастила, выучила, отец участия в моем воспитании практически не принимал. Скажи, почему я тогда ношу его фамилию?

— Что случилось, сынок?


— Ты разве не знаешь, что эта коммунистка уже и до Художественного фонда добралась? Отец слабый человек, а она действует от его имени. Так что я хочу взять твою фамилию и твое отчество.

И я ей рассказал, как в Худфонде меня остановила некая дама со следами былой красоты на лице.

— Папа хочет с вами встретиться.

— Простите, ваш папа?

— Да нет, ваш папа! Сергей Николаевич себя неважно чувствует, и через меня вам просили передать...

— Мадам, — я стал закипать. — Какая такая папа?! Передайте этой папе, что я навещу ее столько раз, сколько эта папа приходила ко мне в больницу!

Прошло еще какое-то время. Я опять столкнулся с той же мадам в коридоре.

— Юра, навестите папу, он вас ждет.

— Вы меня, наверное, с кем-то путаете.

— Вы Юрий Сергеевич Филиппов, сын Сергея Филиппова?

— Ошибаетесь, — сказал я и торжественно вынул новенький советский паспорт. — Видите? Юрий Иванович Горинович!

Она с ужасом посмотрела на меня:

— Как же вы могли?

То, что я поменял фамилию, стало для отца страшным ударом. Но я не мог простить ему, что он не оградил меня от ядовитых укусов своей сожительницы. Ну не помогаешь — так не мешай нам с мамой жить!

Я всегда был свободным человеком. Однажды меня стали насильно тащить в ряды членов КПСС. Вызвали к большому партийному начальнику, но я ему честно признался:

— Мне нельзя в партию, люблю застолья, женщин, что ни неделя — новая дама, ничего не могу с собой поделать.

Тот посмотрел мрачно и сказал:

— Будем бороться вместе, товарищ! Мы вам поможем!

Мой ответ был слишком смелым для того времени:

— Спасибо, я сам справляюсь.

Пару раз удалось отшутиться. Но вскоре заметил, что меня стали затирать на работе. Я занимался оформлением музея Пушкина, поэтому был уверен, что и в Царскосельском лицее тоже буду работать. Но из-за того, что не был членом партии, заказ отдали другому. Я возмутился: «Но ведь Пушкин тоже никогда не был членом партии!» Это стало последней каплей, я решил уехать.


В ОВИРе потребовали письменное разрешение на выезд от отца. Мы с мамой пошли к нему за подписью. Но мадам Голубева нам даже дверь не открыла. Тогда мы решили караулить его у дома. Смотрим, идет к подъезду.

— Папа, мне нужна твоя подпись на документе, что ты не имеешь ко мне материальных претензий.

Отец посмотрел на меня очень внимательно.

— А кто ты такой? Не знаю!

— Как не знаешь? Я же твой сын.

— У меня нет сына, — холодно ответил он.

— А меня, Сереженька, тоже не узнаешь? — спросила мама.

Отец взглянул на нее, лицо его исказилось, казалось, он сейчас заплачет. Потом резко развернулся и побежал от нас прочь. Тогда я понял, что он все еще любит маму...

— Вот и дождался, что мы сами пришли к нему на поклон, — грустно сказала она.

Мама не вышла замуж после развода, а отец хоть и жил до конца дней с другой женщиной, так и не женился на ней. Мои родители даже умерли в один год, но в разных частях света: мама — в Америке, а папа — в Петербурге...

Та наша встреча с отцом на канале Грибоедова была последней. Больше мы не виделись. Никогда. Справку от него мне передали через третьи руки.

Много позже, когда отца уже не стало, все воспоминания о нем, о его жизни, я собирал по друзьям и знакомым. Написал письма всем артистам, которые знали Филиппова. Одной из первых мне ответила из Парижа Юлия Николаевна Предтеченская, мама Михаила Шемякина. В сороковых годах она работала вместе с отцом в Театре комедии. Юлия Николаевна рассказала две дивные истории. Однажды они вместе возвращались домой после спектакля. Пришлось долго идти пешком. Был изрядный мороз, а на Предтеченской — модная шапочка «менингитка», меховая жакетка, юбочка, чулки польские газуфки (так назывался капрон) и туфельки на каблуках. Вдруг она резко останавливается и говорит:


— Сережа, я больше не могу! Снимай быстрее штаны!

Отец оторопел:

— Юлия, ты не шутишь, неужели прямо терпеть не можешь?

— Не могу, снимай!

Отец подумал: «Почему бы и нет? Красивая женщина буквально дрожит от желания» — снял штаны, а она их быстро на себя натянула и бегом на Петроградскую...

Теперь вторая: отец одолжил у Юлии Николаевны три рубля и забыл об этом. А Мише Шемякину, которому тогда было лет тринадцать-четырнадцать, приглянулась в магазине книга. Он бегом к маме за деньгами, а та предлагает: «Пойди в театр к дяде Сереже Филиппову, он мне должен три рубля, скажи, что я за ними тебя прислала». Миша подошел к отцу за кулисами:

— Дядя Сережа, я сын Предтеченской. Мама велела долг отдать мне.

Папа посмотрел на него удивленно:

— Мальчик, вообще-то мы здесь играем! Подожди.

Протягивая после спектакля трешку, он сказал с досадой: «Какой настойчивый сынок у Юлии Николаевны!»

Предложение Гайдая сыграть в «12 стульях» Кису Воробьянинова так обрадовало отца, что он даже перестал пить. Но на съемках его постоянно мучили страшные головные боли, а перед озвучанием ему сделали сложнейшую операцию. Удивительный хирург Феликс Александрович Гурчин удалил отцу доброкачественную опухоль и часть черепной кости. У него на темечке была заметна дышащая пленка, врачи строго-настрого предупредили: не дай бог, что-нибудь на голову упадет! И папа стал носить кепки с плотным верхом, шапочки, шляпы. Он часто в шутку предлагал друзьям: «Хочешь пощупать мои мозги?» Отец считал, что ему крупно повезло, ведь после операции он прожил еще двадцать лет.

Игорь Усов в роли купца Смурова в «Табачном капитане» видел только Филиппова и лично отправился к нему домой уговаривать. Об этой сцене мне рассказала Лидия Борисовна Духницкая, второй режиссер. Они пришли на канал Грибоедова, поднялись к квартире Филиппова и замерли в изумлении — у входной двери на полу сидела Антонина Георгиевна, умолявшая разбуянившегося мужа впустить ее в собственную квартиру. Оттуда доносился только страшный мат, и Игорь Владимирович решил вмешаться:


— Дядя Сережа, хватит валять дурака! Давайте лучше вместе работать!

Дверь приоткрылась, но Филиппов впустил в квартиру только Усова, а Барабулька так и осталась на лестничной площадке. Папа пожаловался режиссеру:

— Мне ничего нельзя — ни пить, ни курить, ни сниматься в кино! Только матом можно ругаться!

На что тот ответил:

— Вы обязательно будете у меня сниматься, и мы вас будем беречь.

На площадке у папы было три дублера, их снимали со спины. А для него специально сшили несколько плотных париков, чтобы уберечь голову от ударов. После операции у отца начались сложности с запоминанием текста. Но даже если он что-то забывал, то так отыгрывал эпизод мимикой или жестами, что никто ничего и заподозрить не мог. Филиппов прекрасно справился с ролью, даже пел и танцевал в кадре.

Друзья рассказывали, что когда он болел, Голубева укладывала его в кружевную постель в ночной сорочке с воланами и жабо. Представляю себе эту картину: мне кажется, папа был похож на Волка из «Красной Шапочки». Антонина Георгиевна тряслась над ним, покупала ему цветы, приговаривая: «Сереженька так любит розы!» Что характерно, Барабулька никогда не вспоминала о своей родной дочери от первого брака и все свое нерастраченное материнство отдавала любимому Долгоносику.

На Новый год она вешала на старинный абажур по новогоднему шарику, каждый раз прибавляя еще один. Таким образом отмечался каждый прожитый Сереженькой после операции год.

Антонина Георгиевна умерла в конце восьмидесятых, и папа остался один. Я постоянно звонил ему, предлагал помощь, но он отказывался. Отец все еще снимался, принимал участие в творческих вечерах, получал неплохую, как он меня уверял, пенсию. Но один знакомый рассказывал, как однажды встретил Филиппова на рынке, тот покупал картошку. Отец пожаловался, что родственники Голубевой забыли о его существовании. Навещал отца только друг Костя, который еще в балетном училище с ним занимался. Теперь он помогал ему, иногда ходил в магазин за продуктами, готовил. Актриса «Ленфильма» Любовь Тищенко носила ему передачи в больницу, стирала рубашки. Папа жаловался Любе, что ему всюду мерещатся гэбэшники, что за ним следят. Может, и вправду следили. Ведь и сам он наш с мамой отъезд расценил как предательство Родины. И выходит, был отцом предателя..


Тищенко он показывал мои письма: «Вот видишь, Люба, сын пишет. Любит все-таки, скучает». А письма эти были не распечатаны — он их не читал, но бережно хранил...

Я жил в Америке, где попал в абсолютно другой мир. Поначалу меня в нем все раздражало. К тому же просился в тихий штат, а мне предложили Алабаму, где орудовал ку-клукс-клан. Нас с мамой поселили в самом эпицентре расовых разборок. Мне это все надоело, и я купил билет до Нью-Йорка.

Как художник-дизайнер я работал для многих известных фирм: Ralph Lauren, Estee Lauder, оформлял некоторые бродвейские театры, интерьеры в домах миллионеров. Сегодня у меня много наград и грамот: «Первые пятьсот в мире», «2000 замечательных людей двадцатого столетия», мое имя занесено в «Холл славы»...

Но меня никогда не покидала мысль, что при всем успехе я в жизни что-то упустил. Прошлые размолвки с отцом на большом расстоянии казались такими незначительными! Только он мог так сильно любить и ревновать нас с мамой к чужой жизни, к чужой стране. Воспоминания навалились снежным комом. Почему-то все чаще в памяти оживали эпизоды из детства. Например, как однажды отец взял меня на охоту. У него было редкое ружье с четырьмя стволами. Мы долго гуляли по лесу, но вернулись без всякой добычи. Чтобы разыграть маму, купили в булочной хлебного зайца. Пока не раскрыли наш секрет, она страшно переживала, что мы убили живое существо!

После смерти отца я вернулся в Петербург. Случайно встретился с Лидией Борисовной Духницкой.

— Как он любил вас, Юра! Он гордился вами.

— Странная любовь какая-то...

— Когда мы встречались с ним без Барабули, он всегда говорил о вас. Очень сокрушался, что вы уехали. Вы хоть звонили ему?

— Конечно, мы разговаривали, но на мои письма отец не отвечал.


Кажется, она посмотрела на меня с удивлением. Но не рассказывать же ей о всех подробностях наших семейных отношений, о том, каким долгим было возвращение друг к другу...

Когда еще была жива Голубева, я звонил отцу из Америки, но к телефону каждый раз подходила великая писательница, и я вешал трубку, зная, что поговорить нам она все равно не даст. Тогда я стал искать другой способ установить с ним контакт.

В Ленинграде жила моя старая знакомая. Ее звали Таня. Мы переписывались, она была в курсе всех моих дел. И у нас возник план. В ДК имени Горького шел творческий вечер Сергея Филиппова. В перерыве к отцу никого не подпускали, но Таня мужественно пробилась сквозь кордон.

— Что вам угодно?

— Я от вашего сына. Он просит узнать...

— Мне некогда. Пора на сцену. Кто вы такая?

— Знакомая вашего сына Юры. Он просто просил узнать, живы ли вы?

— Ну жив, жив. Так ему и передайте. Какая-то сумасшедшая!

Папа, так же как и я, не подозревал тогда, что эта «сумасшедшая» войдет в мою жизнь. Вскоре Таня приехала ко мне в Америку, мы

Как считается рейтинг
◊ Рейтинг рассчитывается на основе баллов, начисленных за последнюю неделю
◊ Баллы начисляются за:
⇒ посещение страниц, посвященных звезде
⇒ голосование за звезду
⇒ комментирование звезды

Биография, история жизни Филиппова Сергея Николаевича

24.06.1912, Саратов - 19.04.1990, Москва.

Начало - «хулиганское»

Сергей Филиппов родился 24 июня 1912 года в Саратове в простой рабочей семье. Отец его был слесарем, мать – портнихой. В школе учился неважно, а в старших классах и вовсе прослыл хулиганом. Лишь два предмета давались мальчику особенно хорошо –литература и химия, последний из которых его однажды очень сильно подвел. Как-то в отсутствии учителя он смешал соляную кислоту с железными опилками, добавил пару реактивов… создав тем самым по всей школе ужасно резкий запах. Занятия были сорваны, и горе-химика исключили из школы.

Учеба

Сергей Филиппов особенно не расстроился: пошел учеником пекаря в частную пекарню. Потом он перепробовал еще несколько профессий, от токаря до плотника, пока случай не привел его в балетную студию. И тут перед Филипповым открывалось блестящее будущее: через несколько недель он уже считался лучшим учеником. И юное дарование по совету преподавателей в 1929 году отправился поступать в Москву. Опоздав на приемные экзамены в балетное училище при Большом театре, а заодно и в хореографическое училище в Ленинграде, Сергей Филиппов, не растерявшись, подал документы в только что открывшийся эстрадно-цирковой техникум, куда и был принят.

Одаренному студенту все пророчили успех на многие годы. Окончив техникум, в 1933 году, Сергей Филиппов был принят в труппу Театра оперы и балета. Но карьера балетного танцора, к сожалению, оказалась слишком короткой - во время очередного спектакля ему стало плохо, сердечный приступ. Из балета пришлось уйти.

Сергей Филиппов поступил в эстрадный театр-студию. Он много выступал на эстрадных площадках Ленинграда и во время одного из концертов его заметил Николай Павлович Акимов, предложивший молодому актеру перейти в Театр комедии. У легендарного режиссера Филиппов играл в основном комедийные роли. Да и в амплуа комика он чувствовал себя как рыба в воде. Актер был безмерно счастлив, что сказав всего одну реплику, он может заставить смеяться целый зал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Кино

В кино впервые актер начал сниматься в начале 1937 года. И дебют стал судьбоносным в творчестве Сергея Филиппова. Его пригласили на бессловесную и, как казалась, в тот момент, легкую роль финна-шюцкоровца в фильме о гражданской войне в Карелии режиссеров Музыкантов «За Советскую Родину», но книге Геннадия Фиша «Падение Кимас-озера». Нужны были только ловкость, сноровка, смелость, что Филиппову не надо было занимать.

Герою актера надо было выскочить из засады, пробежать по бревну, переброшенному через незамерзающий каток между двумя озерами, и выстрелить в красноармейца. Почувствовав, что у его ног разорвалась граната, он должен тут же рухнуть в воду. Одного плохо: съемки проходили зимой и падать приходилось в ледяную воду.

Постановщики фильма жестоко обошлись с дебютантом. Приходилось повторять эпизод еще, и еще, и еще. Четыре раза Филиппов падал в воду, четыре раза, совершенно закоченевшего, парня извлекали из воды, растирали спиртом и переодевали. Казалось бы, все эти мытарства способны были отбить у кого угодно охоту сниматься в кино. Но Сергей Филиппов держался стойко, и желание сниматься росло с каждым дублем!

После «ледяного дебюта» актера заметили, и режиссеры охотно стали приглашать на съемки. Роль следовала за ролью.

Первый брак

К тому времени устроилась и личная жизнь актера. Он женился на Алевтине Ивановне Григорович, которая вместе с ним училась в эстрадно-цирковом техникуме. Рисковали они оба. Филиппов тем, что женился на дочери дворянина, а это ни как не поощрялось в те годы. Алевтина вполне могла навлечь на себя гнев бабушки, воспитывающей в строгости свою внучку (родители Алевтины погибли). Ведь у ее будущего мужа не было, как говорится, «ни кола, ни двора».

Бабушку, что говорится, просто поставили перед фактом, показав ей свидетельство о браке, и семья зажила. А в 1938 году у них родился сын Юрий.

Тридцатые годы

В 1939 году актер появился на экране сразу в трех фильмах. В картине «Член правительства» режиссеров Зархи и Хейфица в роли наглого и жестокого человека, лодыря и саботажника. Одного из тех, кто скоро начнет убивать из-за угла строителей новой колхозной жизни. С такими врагами Сергею Филиппову пришлось в свое время познакомиться. Будучи комсомольцем, он принимал участие в отрядах, отбиравших излишки зерна у кулаков. Хорошо запомнил он звериную ненависть этих врагов Советской власти и ярко перенес увиденное в жизни на экран.

Сергей Филиппов сыграл также эпизодическую роль погромщика в фильме «Выборгская сторона» Козинцева и Трауберга, где молодой артист выделился резкостью и точностью характера своего героя, и старого железнодорожника в картине «Аринка» Кошеверовой и Музыканта.

Сергей Филиппов переживал пору подъема. Талантливый режиссер Сергей Юткевич пригласил его в картину «Яков Свердлов» на роль матроса-анархиста и эта удачная работа как бы окончательно закрепила за молодым артистом право появляться на экране.

Своеобразие дарования актера, его легкая эмоциональная возбудимость, яркость и острота комедийных приемов, удивительно органическое существование в образе привлекало режиссеров. Артист поражал своей богатой мимикой и пластичностью. Его лицо могло передавать сложные психологические состояния, мимические реплики. Обращала на себя внимание и его невероятная физическая выносливость. Его трудно было удержать от опасных трюков и экспериментов.

«Приключение Корзинкиной»

Развитие советской эксцентрической кинокомедии проходило в сложных условиях. Этот жанр был отнесен к разряду «формалистических». Но первая картина - «Приключения Корзинкиной», режиссера Климентия Минца, с чудесной актрисой редкого комедийного дарования и огромного обаяния в главной роли, прошла с успехом. Сергей Филиппов сыграл в этом фильме роль мастера художественного слова, выступающего с чтением стихотворения на эстрадном конкурсе.

Герой актера, чтец вышел на сцену с мышкой, которая проскользнула за ворот фрака, читать «Умирающего гладиатора». Трагический смысл стихов Лермонтова и поведение самого исполнителя, хихикающего от того, что мышь его щекотала, находились в резком противоречии. Сергей Филиппов выдавал каскад мимических трюков, прибегал к самым острым приемам игры - гротеску и буффонаде - и достигал необыкновенного комического эффекта, роль удалась необыкновенно.

В таком же ключе сатирического преувеличения и буффонады актер сыграл следующую роль - ефрейтора Шпукке, в фильме «Новые похождения Швейка». В одной из своих статей режиссер этого фильма Сергей Юткевич, высоко оценивая творчество Сергея Филиппова, назвал его «великолепным буффоном».

«Ночной патруль»

Длинная вереница комедийных образов, созданных Сергеем Николаевичем в последующие годы, позволяет понять особенность его творчества. Он действительно ни на кого не был похож. У него были любимые комики, но, восхищаясь ими, их работой, он никогда не стремился повторять их приемы, не копировал их маски. Сергея Николаевича зрители узнавали сразу, да он и не пытается спрятаться под какой-либо маской. В каждой, даже самой маленькой роли он искал, прежде всего, характер.

«Чаще всего, - говорил Сергей Николаевич, - мне приходится играть роли советских людей, наших современников, а потому я и стараюсь найти в каждой из них общественный смысл» . Таким престал перед зрителями Сергей Филиппов в картине «Ночной патруль» в роли завмага Ползикова. Актер присутствовал на допросах проворовавшихся дельцов, подобных Ползикову. Ему казалось, что он нашел эту особенность и показал ее не просто как черту характера данного завмага, а как явление, обусловленное тем социальным строем. Это постоянный, панический страх Ползикова перед советским правосудием и неизбежным разоблачением его жульнических операций.

Личная жизнь

Слава, обрушившаяся на Сергея Филиппова, по сути, разрушила его семью. Актер пользовался огромной популярностью у женщин, чем с удовольствием и пользовался. Бесчисленные романы с первыми красавицами Москвы и Ленинграда, постоянные выпивки, все это привело к тому, что через полтора десятка лет Алевтина Ивановна забрала сына и ушла. Официально развод они так и не оформили…

Сергей Филиппов не долго оставался один. Очень скоро он сошелся с писательницей Антониной Георгиевной Голубевой, которая, кстати, была почти на двадцать лет его старше. Они зажили, как сегодня говорят, гражданским браком.

Филиппов очень любил свою супругу и одновременно очень ее боялся. Голубева, будучи женщиной весьма ревнивой, сразу же взяла его в руки. Она контролировала каждый шаг мужа и даже запрещала ему видеться с сыном и бывшей женой. Пыталась Антонина Георгиевна бороться и с его пристрастием к алкоголю, но все попытки оказались безрезультатными. Филиппов продолжал пить, превращаясь в настоящего алкоголика…

1950–е годы

С середины 50-х последовал новый взлет популярности Сергея Филиппова. Все началось с его Казимира Алмазова в «Укротительнице тигров». Несмотря на резкие сатирические краски, его персонаж не изображен злодеем, не превращен в символ или карикатуру. Филиппов создал живого человека, наделенного жизненными чертами. Наглый, самовлюбленный, дурак Алмазов на каждом шагу подчеркивает свое превосходство над другими. Но его, как и каждого, кто возомнит себя незаменимым в этой жизни, ждал бесславный конец.

Вторая половина 50-х – это время когда Филиппов безраздельно господствовал на комедийной сцене и пользовался огромной популярностью у зрителей: в те годы настоящих комиков было немного. Одна из самых ярких удач Сергея Николаевича - лектор «из Общества» в картине «Карнавальная ночь» . Несколько мгновений присутствовал на экране лектор «из Общества» - Сергей Филиппов, а перед зрителем возникал незабываемый образ живого человека с ясной и подробной биографией, человека, далекого от современности, от науки, жалкого невежды, превратившего свою интересную профессию в унылое ремесло. Он произносил очень мало слов. Но с помощью тонко разработанной мимики и жестов Филиппов передал неизмеримо больше того, что было отпущено актеру по тексту.

Невозможно не вспомнить еще одну работу артиста. В фильме «Девушка без адреса» он сыграл начальника конторы Василия Никодимыча Комаринского. Перед нами очередной «пустобрех», уверенный в своей необходимости и незаменимости и рассуждающий о «своевременности оборачиваемости поступающих директив своевременно и точно в свое время» в его конторе. Зато в домашнем кругу он превращается в подкаблучника Масика. Помните его фразу, обращенную к жене: «Масик хочет водочки» .

Последние роли

Судьба комедийного артиста зависит от развития комедийной драматургии. У Филиппова были годы, когда он не сыграл ни одной роли в кино. На репертуаре Филиппова, не пренебрегающего короткими сценками и эпизодами, отразилось и потребительское отношение к его творчеству иных кинематографистов, которые использовали его дарование как «острую приправу к пресному блюду».

Так возникали на экране многочисленные варианты шоферов, разновидности милиционеров, швейцаров, жуликоватых администраторов, подвыпивших граждан. Но и каждому из этих персонажей гениальный актер стремился придать живые человеческие черты. И ему всегда это блестяще удавалось. А если при этом еще актера не стесняли узкие рамки роли, то все убеждались в его широких возможностях.

В 1965 году Сергей Николаевич Филиппов перенес тяжелую операцию по удалению опухоли мозга. Но болезнь, казалось, не повлияла на его работоспособность - он продолжал много сниматься в кино. Чего стоит только Киса Воробьянинов в комедии «Двенадцать стульев». Именно после этой работы актеру вскоре было присуждено звание народного артиста РСФСР.

70-е годы подарили нам также незабываемого шведского посла в комедии «Иван Васильевич меняет профессию», требующего у царя «Кемску волость». Запомнились и роли Филиппова фильмах: «Не может быть!» и «Табачный капитан».

В 1980-е годы актер из-за проблем со здоровьем практически перестал сниматься. Однако достойны упоминания такие его работы, как роль Хювяринена в комедии

Имя: Сергей Филиппов (Sergey Filippov)

Возраст: 77 лет

Место рождения: Саратов

Место смерти: Ленинград

Деятельность: комедийный актер

Семейное положение: был женат на Антонине Голубевой

Сергей Филиппов - биография

Среди многих «злодеев поневоле» Сергей Филиппов отличался не только талантом, но и потрясающей «демонической» внешностью. Однако за его грубыми манерами скрывалась тонкая чувствительная натура - при жизни актера не всем удалось ее разглядеть...

Вначале прошлого века в одном из приволжских городков в рабочей семье Филипповых 24 июня 1912 года родился единственный сын Сережа. Отец трудился у станка, мать занималась хозяйством и подрабатывала шитьем. Жили бедно, но любимого сына тянули как могли.

Сергей Филиппов - детские годы

Грянул 1917 год. Мгновенно обнищала вся страна. Завод встал, отец начал выпивать. Как-то раз явился домой пьяный, бросил с порога, что пойдет воевать. Забрал кое-какие вещи - и больше семья его не видела.

Детская биография Сережи Филиппова была тяжелой. Мать перебивалась случайными заказами: кому пальто перешить, кому платье... Ей было уже не до Сережи. А потом в доме появился отчим - нервный и властный комиссар, который даже спал с револьвером под подушкой. На впечатлительного мальчика такая домашняя обстановка действовала не лучшим образом. В школе перебивался с двойки на тройку, по поведению и вовсе имел кол. Когда же на уроке химии мальчик чуть не взорвал школу, его попросту отчислили - учителям надоело терпеть его выходки.

Мать отдала сына в ученики к пекарю, но Сережа зачитался Джеком Лондоном и забыл посолить хлеб. В итоге всю партию пришлось выбросить, а мальчику - искать нового наставника. Им стал немец-краснодеревщик. Казалось, этого флегматика ничто не может вывести из себя, но Филиппову это удалось: он испортил антикварный шкаф, вбив в него десяток гвоздей. Снова головная боль у матери: куда пристроить сына? Был он помощником и слесаря, и садовника, и даже грузчиком, но нигде надолго не задерживался.

Единственным занятием, которое заинтересовало Сережу, стали танцы. Он часами стоял перед зеркалом и втайне от посторонних глаз выделывал различные па и фуэте. Как-то раз Филиппов, возвращаясь домой мимо окон клуба, стал свидетелем занятий танцевального кружка и прилип к стеклу на целый час. Дома решился признаться в своей страсти матери. Та вздохнула: танцы так танцы.

Руководитель студии окинул взглядом высокого тощего подростка с длинными руками и ногами: «Ну как такой может танцевать?!» Но мальчиков в группе не хватало, поэтому Филиппову дали шанс. Вскоре он уже был первым учеником и даже решил подать документы в балетное училище.

Сергей Филиппов - из балета в театр

Путь в Москву, к заветной мечте, показался мгновением. Однако Филиппова ждало разочарование: он опоздал. Набор в балетную студию при Большом театре закончился. Тогда Сергей ринулся в хореографическое училище в Ленинграде -не успел и туда. Ему бы заплакать и вернуться в родной город, но Сережа был упрям. В итоге поступил в эстрадно-цирковой техникум, где стал любимцем преподавателей.

На более чем скромную стипендию не проживешь, поэтому Филиппов подрабатывал где мог: в кордебалете, на подтанцовке. Зная о его мечте танцевать в балете, преподаватели помогли ему сдать экзамены в Вагановское училище. Увы, Филиппова почти сразу выгнали оттуда за нарушение дисциплины. Тем не менее после окончания учебы в эстрадно-цирковом его каким-то чудом приняли в Театр оперы и балета.

Во время первого же представления ему стало плохо прямо на сцене. Приехавшие медработники констатировали у молодого танцора инфаркт: виноваты недостаток веса и голод. На балетной карьере пришлось поставить крест. Как же он сможет жить без сцены? И Филиппов поступил в театральную студию, а позже Николай Акимов пригласил его в Театр комедии.

Уже сложившаяся труппа театра приняла новичка враждебно. Филиппов часто слышал брошенные ему вслед реплики типа: «Кто этот человек с лицом убийцы?!» Но терпел, зато мог одной своей импровизированной репликой вызвать в зрительном зале приступ безудержного хохота.

Акимов его уважал и прощал многие выходки. Например, когда Филиппову выдали первую зарплату, он свирепо прокричал на весь театр: «Отдайте эту мелочь директору!» Когда тот вызвал строптивого актера на ковер, тот разошелся: «Да вы поймите, мне же не на мороженое... Мне семью кормить надо! У меня жена...» Акимов «понял» и повысил ему зарплату.

Американский сын Сергея Филиппова

Еще в цирковом училище Филиппов влюбился в симпатичную девушку Алевтину с актерского отделения. Они поженились, и вскоре у пары родился сын Юрий. Позже брак распался. Алевтина, работавшая учителем английского языка и переводчицей, при первой же возможности эмигрировала в Америку, забрав с собой ребенка.

Филиппов жену очень любил, но не смог ей простить такого поступка: Родину он любил больше. К тому же, говорят, он был рьяным коммунистом. Коллеги даже стали замечать, что после развода у Сергея Николаевича появились некоторые причуды - ему везде мерещились агенты КГБ, слежка, дома у него стоял «дежурный чемоданчик» на случай, если вдруг позвонят в дверь...

Больше он с Алевтиной не общался, хоть и признался однажды, что если бы она не уехала, их личная жизнь была бы долгой и счастливой. Сын писал ему из США письма, которые Филиппов даже не вскрывал. Но выбросить рука не поднималась - складывал их в коробку под кроватью. А конверты с иностранными марками все приходили и приходили... Много лет спустя Юра все же приедет на историческую родину - жаль, что отца в живых он уже не застанет.

Сергей Филиппов - актерское творчество комедианта

Сергей Филиппов обладал необыкновенным талантом комедианта. В отличие от большинства «шутов по случаю», он никогда не мечтал сыграть Отелло или произнести монолог Гамлета: наслаждался ролями злодеев, лентяев, пьяниц и прочих деградирующих «элементов». Незаметно высматривал психотипы на улицах, в транспорте, в магазинах. А потом с потрясающей точностью копировал на сцене «записанные» в памяти жесты.

Не кривлялся, нет. Просто выходил к зрителю таким, каким был - несуразным, с огромными ступнями и длинным носом. Таким его создала природа. Своим запоминающимся хрипловатым голосом произносил первые слова и... зрители падали от смеха. Сергея Филиппова много раз спрашивали, почему он берется только за отрицательных персонажей, на что тот резонно отвечал: «Посмотрите на мое лицо. Разве с таким лицом можно сыграть председателя партийной организации?»

Сергей Филиппов - кино

Наконец, актера пригласили в кино - конечно, не на главные роли. Но из любого эпизода он умел сделать шедевр. Режиссеры знали: есть Филиппов -значит, фильм публика запомнит. Рина Зеленая отзывалась о своем партнере по съемкам: «Он был так любим, что его героев цитировали все».

Каждый помнит шведского посла из комедии «Иван Васильевич меняет профессию», капрала и скорохода из «Золушки», лектора из «Карнавальной ночи», дрессировщика Алмазова из «Укротительницы тигров» и, конечно, начальника из «Девушки без адреса» с его крылатой фразой: «Масик хочет водочки!» А вот с водочкой у актера начались проблемы. От тоски и одиночества, которых не могла заглушить даже напряженная работа, Филиппов все чаще стал закладывать за воротник. Позволял себе даже появляться на сцене навеселе. Николай Акимов, сколько мог, прикрывал артиста, а сам оправдывался: «Для меня один талантливый пьяница дороже десятка трезвых бездарей!»...

Снимать Филиппова любил и режиссер Эльдар Рязанов . Одна из ролей никак не удавалась Сергею Николаевичу. Обычно изобретательный и легкий на подъем, Филиппов все никак не мог попасть в точку. Дни съемок, метры пленки, столько стараний - все прахом. Делать нечего - неужели придется приглашать другого актера? И тут Рязанову приходит в голову идея. Он подзывает помощника и просит принести ему полрюмки водки. Протягивает Филиппову: «Пей!» После чудодейственного напитка все пошло как по маслу, сцену сняли с первого дубля.

Постепенно талант Филиппова заслужил уважение среди коллег и режиссеров. Несмотря на острый язык и вздорный характер, артист был трудоголиком и альтруистом: сам исполнял все трюки, отказывался от помощи. Надо несколько дублей подряд нырять в ледяную воду - нырял, зайти в клетку к хищникам -пожалуйста! Так было на съемках «Укротительницы тигров».

Все актеры попросили дублеров, а Филиппов отказался. Он признавался, что сначала у него мурашки бежали по коже от одной только мысли о хищниках. А когда увидел их вживую, от бравады не осталось и следа: сразу понял, какую глупость совершил. Но постепенно ему удалось найти общий язык с большими кошками, и они его даже полюбили. Филиппов так заигрался, что однажды одному из тигров дал увесистого пинка, после чего на него заорал дрессировщик: «Да что вы себе позволяете! Даже я так делать не смею...»

Популярность была для Филиппова и наградой, и пыткой. Его известность достигла таких масштабов, что народ останавливал его на улице. Алкоголики, тунеядцы, простые работяги считали его своим парнем. А Сергей Николаевич этого не терпел. Внутри он был очень ранимым, с тонкой душевной организацией, интеллигентным человеком. Но зрители почему-то всегда отождествляли его с исполняемыми им героями. Филиппов периодически жаловался коллегам: «Ну что я за актер такой? Почему ко мне вечно лезет знакомиться всякая шваль?»

Стоило ему приехать на гастроли - и тут толпа не давала прохода. Пожать руку, дернуть любимого артиста за карман пальто, потрогать за плечо - для провинциальных поклонников дело обычное. Иногда Филиппов срывался на крик: «О господи, что я вам - животное?! Вы можете пройти мимо и дать мне жить, как я хочу?» Без стеснения и матом послать мог. Но если приглашали выпить, всегда соглашался. Однажды после концерта он шел мимо буфета и увидел двух выпивающих коллег-актеров. Подошел к столику, опрокинул рюмку, а вместо благодарности бросил: «Не по таланту пьете!»

Филиппов всячески старался приукрасить жизнь хорошей шуткой. Как-то раз зимой он шел с другом по центральной улице Петербурга. Смотрит - а там дворник ломом ледышки разбивает, большая куча образовалась. Встал Сергей Николаевич посреди ледяной груды и во всеуслышание произнес: «Ой, я где-то тут кольцо с бриллиантом оборонил!» Вокруг собралась жадная толпа желающих помочь -все глыбы разбросали. А довольный артист с гордостью удалился.

Словно желая восполнить школьные пробелы в образовании, в зрелые годы Сергей Николаевич пристрастился к чтению. Собрал огромную библиотеку, в которую входили ценнейшие раритетные издания. Нелюдимый и замкнутый, он любил проводить время в одиночестве в своей квартире. Наверное, поэтому окружил себя красивыми и дорогими вещами: антикварной мебелью, бронзовыми статуэтками, картинами в золоченых рамах, фарфором и драгоценностями. Благодаря своей известности даже во время тотального дефицита Филиппов мог достать практически любую вещь. Спускал все гонорары, ничего не копил. Мог вдруг сделать приятелю или совершенно незнакомому человеку очень ценный подарок.

Сергей Филиппов - биография личной жизни

При всей своей внешней непривлекательности Филиппов пользовался успехом у слабого пола. Любил красавиц и часто заводил интрижки. Возможно, это и послужило причиной распада его первого брака. Вскоре после развода в ресторане судьба свела Филиппова с его второй супругой, писательницей Антониной Голубевой. Она была старше на 13 лет.

Актер ужинал в одиночестве, но кто-то его побеспокоил, и Филиппов умудрился ввязаться в пьяную драку. Ему проткнули руку вилкой. Сидевшая за соседним столиком Антонина быстро подскочила к известному артисту, перевязала руку салфеткой и увезла к себе домой, чтобы оказать медицинскую помощь и утешить.

С тех пор они стали жить вместе, образуя, по словам знакомых,очень странную пару: он - высокий, худой, а она - маленькая, толстая, с вечно недовольным выражением лица и поджатыми губами. Окружение Филиппова моментально возненавидело его вторую супругу. Он и сам часто признавался, что не любил ее, и всегда называл Барабулькой. На вопрос, кто это, отвечал: «Маленькая паршивенькая рыбка с выпученными глазами».

Голубева жутко ревновала Филиппова и к коллегам-актрисам, и к сцене, поэтому всюду ездила с ним, часто принимала за него решения. Актер был абсолютно не приспособлен к быту, а хозяйственная жена о нем заботилась: варила борщи, утюжила стрелки на брюках... Наверное, роль подкаблучника все же нравилась Филиппову, как бы он ни сопротивлялся. В этом браке они прожили 40 лет, вместе съели пуд соли.

Сергей Филиппов - болезнь и смерь актера

Голубева поддерживала супруга, когда того уволили из театра - сильнейший удар по его самолюбию! Потом у него обнаружили опухоль мозга - нужно было выхаживать мужа после сложнейшей операции. Что бы о ней ни говорили, а Антонина мужа вытащила, спасла. И когда ее не стало, Филиппов сильно сдал. Протянул без своей Барабульки всего год: рак снова дал о себе знать...

Актер, любимый миллионами зрителей, умер один в своей квартире. Это произошло 19 апреля 1990 года. Прежде чем соседи обнаружили тело, прошло две недели... Нищая обстановка его жилья повергла всех в шок. В квартире остались голые стены: ни знаменитой библиотеки, ни антиквариата. Никто не знал, куда все делось. По одной из версий, находясь в отчаянном положении, Сергей Николаевич постепенно распродавал вещи. По второй - накануне его кончины все богатство вынесли из дома родственники второй супруги. Одиночество и страшная бедность пошатнули его рассудок. Очевидцы рассказывали, что он ходил по квартире абсолютно голым - так и дверь знакомым открывал...

Денег на похороны не было. И коллеги Филиппова обратились за помощью на «Ленфильм». Удивительно, но киностудия, сделавшая на гениальном артисте миллионные сборы, не выделила на его проводы в последний путь ни гроша. Всем известный Шурик, несколько часов просидел на телефоне, обзванивая знакомых. Кое-как насобирали на скромный гроб и похоронили на Северном кладбище Петербурга рядом с могилой его Барабульки.