Жанр: Классика
Год: 2012 год
Андрей Платонов. В прекрасном и яростном мире
В Толубеевском депо лучшим паровозным машинистом считался Александр Васильевич Мальцев.
Ему было лет тридцать, но он уже имел квалификацию машиниста первого класса и давно водил скорые поезда. Когда в наше депо прибыл первый мощный пассажирский паровоз серии «ИС», то на эту машину назначили работать Мальцева, что было вполне разумно и правильно. Помощником у Мальцева работал пожилой человек из деповских слесарей по имени Федор Петрович Драбанов, но он вскоре выдержал экзамен на машиниста и ушел работать на другую машину, а я был, вместо Драбанова, определен работать в бригаду Мальцева помощником; до того я тоже работал помощником механика, но только на старой, маломощной машине.
Я был доволен своим назначением. Машина «ИС», единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость пробуждалась во мне — столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина. Кроме того, я желал поработать в бригаде первоклассного механика, чтобы научиться у него искусству вождения тяжелых скоростных поездов.
Александр Васильевич принял мое назначение в его бригаду спокойно и равнодушно; ему было, видимо, все равно, кто у него будет состоять в помощниках.
Перед поездкой я, как обычно, проверил все узлы машины, испытал все ее обслуживающие и вспомогательные механизмы и успокоился, считая машину готовой к поездке. Александр Васильевич видел мою работу, он следил за ней, но после меня собственными руками снова проверил состояние машины, точно он не доверял мне.
Так повторялось и впоследствии, и я уже привык к тому, что Александр Васильевич постоянно вмешивался в мои обязанности, хотя и огорчался молчаливо. Но обыкновенно, как только мы были в ходу, я забывал про свое огорчение. Отвлекаясь вниманием от приборов, следящих за состоянием бегущего паровоза, от наблюдения за работой левой машины и пути впереди, я посматривал на Мальцева. Он вел состав с отважной уверенностью великого мастера, с сосредоточенностью вдохновенного артиста, вобравшего весь внешний мир в свое внутреннее переживание и поэтому властвующего над ним. Глаза Александра Васильевича глядели вперед отвлеченно, как пустые, но я знал, что он видел ими всю дорогу впереди и всю природу, несущуюся нам навстречу, — даже воробей, сметенный с балластного откоса ветром вонзающейся в пространство машины, даже этот воробей привлекал взор Мальцева, и он поворачивал на мгновение голову вслед за воробьем: что с ним станется после нас, куда он полетел.
По нашей вине мы никогда не опаздывали; напротив, часто нас задерживали на промежуточных станциях, которые мы должны проследовать с ходу, потому что мы шли с нагоном времени и нас посредством задержек обратно вводили в график.
Обычно мы работали молча; лишь изредка Александр Васильевич, не оборачиваясь в мою сторону, стучал ключом по котлу, желая, чтобы я обратил свое внимание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины, или подготавливая меня к резкому изменению этого режима, чтобы я был бдителен. Я всегда понимал безмолвные указания своего старшего товарища и работал с полным усердием, однако механик по-прежнему относился ко мне, равно и к смазчику-кочегару, отчужденно и постоянно проверял на стоянках пресс-масленки, затяжку болтов в дышловых узлах, опробовал буксы на ведущих осях и прочее. Если я только что осмотрел и смазал какую-либо рабочую трущуюся часть, то Мальцев вслед за мной снова ее осматривал и смазывал, точно не считая мою работу действительной.
— Я, Александр Васильевич, этот крейцкопф уже проверил, — сказал я ему однажды, когда он стал проверять эту деталь после меня.
— А я сам хочу, — улыбнувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, поразившая меня.
Позже я понял значение его грусти и причину его постоянного равнодушия к нам.
Он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что понимал машину точнее, чем мы, и он не верил, что я или кто другой может научиться тайне его таланта, тайне видеть одновременно и попутного воробья, и сигнал впереди, ощущая в тот же момент путь, вес состава и усилие машины. Мальцев понимал, конечно, что в усердии, в старательности мы даже можем его превозмочь, но не представлял, чтобы мы больше его любили паровоз и лучше его водили поезда, — лучше, он думал, было нельзя. И Мальцеву поэтому было грустно с нами; он скучал от своего таланта, как от одиночества, не зная, как нам высказать его, чтобы мы поняли.
И мы, правда, не могли понять его умения. Я попросил однажды разрешить повести мне состав самостоятельно; Александр Васильевич позволил мне проехать километров сорок и сел на место помощника. Я повел состав, и через двадцать километров уже имел четыре минуты опоздания, а выходы с затяжных подъемов преодолевал со скоростью не более тридцати километров в час. После меня машину повел Мальцев; он брал подъемы со скоростью пятидесяти километров, и на кривых у него не забрасывало машину, как у меня, и он вскоре нагнал упущенное мною время.
Андрей Платонович ПЛАТОНОВ
В ПРЕКРАСНОМ И ЯРОСТНОМ МИРЕ
(Машинист Мальцев)
В Толубеевском депо лучшим паровозным машинистом считался Александр Васильевич Мальцев.
Ему было лет тридцать, но он уже имел квалификацию машиниста первого класса и давно водил скорые поезда. Когда в наше депо прибыл первый мощный пассажирский паровоз серии "ИС", то на эту машину назначили работать Мальцева, что было вполне разумно и правильно. Помощником у Мальцева работал пожилой человек из деповских слесарей по имени Федор Петрович Драбанов, но он вскоре выдержал экзамен на машиниста и ушел работать на другую машину, а я был, вместо Драбанова, определен работать в бригаду Мальцева помощником; до того я тоже работал помощником механика, но только на старой, маломощной машине.
Я был доволен своим назначением. Машина "ИС", единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость пробуждалась во мне - столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина. Кроме того, я желал поработать в бригаде первоклассного механика, чтобы научиться у него искусству вождения тяжелых скоростных поездов.
Александр Васильевич принял мое назначение в его бригаду спокойно и равнодушно; ему было, видимо, все равно, кто у него будет состоять в помощниках.
Перед поездкой я, как обычно, проверил все узлы машины, испытал все ее обслуживающие и вспомогательные механизмы и успокоился, считая машину готовой к поездке. Александр Васильевич видел мою работу, он следил за ней, но после меня собственными руками снова проверил состояние машины, точно он не доверял мне.
Так повторялось и впоследствии, и я уже привык к тому, что Александр Васильевич постоянно вмешивался в мои обязанности, хотя и огорчался молчаливо. Но обыкновенно, как только мы были в ходу, я забывал про свое огорчение. Отвлекаясь вниманием от приборов, следящих за состоянием бегущего паровоза, от наблюдения за работой левой машины и пути впереди, я посматривал на Мальцева. Он вел состав с отважной уверенностью великого мастера, с сосредоточенностью вдохновенного артиста, вобравшего весь внешний мир в свое внутреннее переживание и поэтому властвующего над ним. Глаза Александра Васильевича глядели вперед отвлеченно, как пустые, но я знал, что он видел ими всю дорогу впереди и всю природу, несущуюся нам навстречу, - даже воробей, сметенный с балластного откоса ветром вонзающейся в пространство машины, даже этот воробей привлекал взор Мальцева, и он поворачивал на мгновение голову вслед за воробьем: что с ним станется после нас, куда он полетел.
По нашей вине мы никогда не опаздывали; напротив, часто нас задерживали на промежуточных станциях, которые мы должны проследовать с ходу, потому что мы шли с нагоном времени и нас посредством задержек обратно вводили в график.
Обычно мы работали молча; лишь изредка Александр Васильевич, не оборачиваясь в мою сторону, стучал ключом по котлу, желая, чтобы я обратил свое внимание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины, или подготавливая меня к резкому изменению этого режима, чтобы я был бдителен. Я всегда понимал безмолвные указания своего старшего товарища и работал с полным усердием, однако механик по-прежнему относился ко мне, равно и к смазчику-кочегару, отчужденно и постоянно проверял на стоянках пресс-масленки, затяжку болтов в дышловых узлах, опробовал буксы на ведущих осях и прочее. Если я только что осмотрел и смазал какую-либо рабочую трущуюся часть, то Мальцев вслед за мной снова ее осматривал и смазывал, точно не считая мою работу действительной.
Я, Александр Васильевич, этот крейцкопф уже проверил, - сказал я ему однажды, когда он стал проверять эту деталь после меня.
А я сам хочу, - улыбнувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, поразившая меня.
Позже я понял значение его грусти и причину его постоянного равнодушия к нам. Он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что понимал машину точнее, чем мы, и он не верил, что я или кто другой может научиться тайне его таланта, тайне видеть одновременно и попутного воробья, и сигнал впереди, ощущая в тот же момент путь, вес состава и усилие машины. Мальцев понимал, конечно, что в усердии, в старательности мы даже можем его превозмочь, но не представлял, чтобы мы больше его любили паровоз и лучше его водили поезда, - лучше, он думал, было нельзя. И Мальцеву поэтому было грустно с нами; он скучал от своего таланта, как от одиночества, не зная, как нам высказать его, чтобы мы поняли.
И мы, правда, не могли понять его умения. Я попросил однажды разрешить повести мне состав самостоятельно; Александр Васильевич позволил мне проехать километров сорок и сел на место помощника. Я повел состав, и через двадцать километров уже имел четыре минуты опоздания, а выходы с затяжных подъемов преодолевал со скоростью не более тридцати километров в час. После меня машину повел Мальцев; он брал подъемы со скоростью пятидесяти километров, и на кривых у него не забрасывало машину, как у меня, и он вскоре нагнал упущенное мною время.
Около года я работал помощником у Мальцева, с августа по июль, и 5 июля Мальцев совершил свою последнюю поездку в качестве машиниста курьерского поезда...
Мы взяли состав в восемьдесят пассажирских осей, опоздавший до нас в пути на четыре часа. Диспетчер вышел к паровозу и специально попросил Александра Васильевича сократить, сколь возможно, опоздание поезда, свести это опоздание хотя бы к трем часам, иначе ему трудно будет выдать порожняк на соседнюю дорогу. Мальцев пообещал ему нагнать время, и мы тронулись вперед.
Было восемь часов пополудни, но летний день еще длился, и солнце сияло с торжественной утренней силой. Александр Васильевич потребовал от меня держать все время давление пара в котле лишь на пол-атмосферы ниже предельного.
Через полчаса мы вышли в степь, на спокойный мягкий профиль. Мальцев довел скорость хода до девяноста километров и ниже не сдавал, наоборот на горизонталях и малых уклонах доводил скорость до ста километров. На подъемах я форсировал топку до предельной возможности и заставлял кочегара вручную загружать шуровку, в помощь стоккерной машине, ибо пар у меня садился.
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Платонов Андрей
В прекрасном и яростном мире
А. Платонов
В ПРЕКРАСНОМ И ЯРОСТНОМ МИРЕ
В Толубеевском депо лучшим паровозным машинистом считался Александр Васильевич Мальцев.
Ему было лет тридцать, но он уже имел квалификацию машиниста первого класса и давно водил скорые поезда. Когда в наше депо прибыл первый мощный пассажирский паровоз серии "ИС", то на эту машину назначили работать Мальцева, что было вполне разумно и правильно. Помощником у Мальцева работал пожилой человек из деповских слесарей по имени Федор Петрович Драбанов, но он вскоре выдержал экзамен на машиниста и ушел работать на другую машину, а я был вместо Драбанова определен работать в бригаду Мальцева помощником; до того я тоже работал помощником механика, но только на старой, маломощной машине.
Я был доволен своим назначением. Машина "ИС", единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления: я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость пробуждалась во мне, столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина. Кроме того, я желал поработать в бригаде первоклассного механика, чтобы научиться у него искусству вождения тяжелых скоростных поездов.
Александр Васильевич принял мое назначение в его бригаду спокойно и равнодушно: ему было, видимо, все равно, кто у него будет стоять в помощниках.
Перед поездкой я, как обычно, проверил все узлы машины, испытал все ее обслуживающие и вспомогательные механизмы и успокоился, считая машину готовой к поездке. Александр Васильевич видел мою работу, он следил за ней, но после меня собственными руками снова проверил состояние машины, точно он не доверял мне.
Так повторялось и впоследствии, и я уже привык к тому, что Александр Васильевич постоянно вмешивался в мои обязанности, хотя и огорчался молчаливо. Но обыкновенно, как только мы были в ходу, я забывал про свое огорчение. Отвлекаясь вниманием от приборов, следящих за состоянием бегущего паровоза, от наблюдения за работой левой машины и пути впереди, я посматривал на Мальцева. Он вел состав с отважной уверенностью великого мастера, с сосредоточенностью вдохновенного артиста, вобравшего весь внешний мир в свое внутреннее переживание и поэтому властвующего над ним. Глаза Александра Васильевича глядели вперед, как пустые, отвлеченно, но я знал, что он видел ими всю дорогу впереди и всю природу, несущуюся нам навстречу, – даже воробей, сметенный с балластного откоса ветром вонзающейся в пространство машины, даже этот воробей привлекал взор Мальцева, и он поворачивал на мгновение голову вслед за воробьем: что с ним станется после нас, куда он полетел?
По нашей вине мы никогда не опаздывали; напротив, часто нас задерживали на промежуточных станциях, которые мы должны проследовать с ходу, потому что мы шли с нагоном времени, и нас, посредством задержек, обратно вводили в график.
Обычно мы работали молча; лишь изредка Александр Васильевич, не оборачиваясь в мою сторону, стучал ключом по котлу, желая, чтобы я обратил свое внимание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины, или подготавливая меня к резкому изменению этого режима, чтобы я был бдителен. Я всегда понимал безмолвные указания своего старшего товарища и работал с полным усердием, однако механик по-прежнему относился ко мне, равно и к смазчику-кочегару, отчужденно и постоянно проверял на стоянках пресс-масленки, затяжку болтов в дышловых узлах, опробовал буксы на ведущих осях и прочее. Если я только что осмотрел и смазал какую-либо рабочую трущуюся часть, то Мальцев вслед за мной снова осматривал и смазывал, точно не считая мою работу действительной.
– Я, Александр Васильевич, этот крейцкопф уже проверил, – сказал я ему однажды, когда он стал проверять эту деталь после меня.
– А я сам хочу, – улыбнувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, поразившая меня.
Позже я понял значение его грусти и причину его постоянного равнодушия к нам. Он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что понимал машину точнее, чем мы, и он не верил, что я или кто другой может научиться тайне его таланта, тайне видеть одновременно и попутного воробья, и сигнал впереди, ощущая в тот же момент путь, вес состава и усилие машины. Мальцев понимал, конечно, что в усердии, в старательности мы даже можем его превозмочь, но не представлял, чтобы мы больше его любили паровоз и лучше его водили поезда, – лучше, он думал, было нельзя. И Мальцеву поэтому было грустно с нами; он скучал от своего таланта, как от одиночества, не зная, как нам высказать это, чтобы мы поняли.
И мы, правда, не могли понять его умения. Я попросил однажды разрешить повести мне состав самостоятельно: Александр Васильевич позволил мне проехать километров сорок и сел на место помощника. Я повел состав – и через двадцать километров уже имел четыре минуты опоздания, а выходы с затяжных подъемов преодолевал со скоростью не более тридцати километров в час. После меня машину повел Мальцев; он брал подъемы со скоростью пятидесяти километров, и на кривых у него не забрасывало машину, как у меня, и он вскоре нагнал упущенное мною время.
Около года я работал помощником у Мальцева, с августа по июль, и
конец ознакомительного фрагмента
Главный герой рассказа — Александр Васильевич Мальцев — считался лучшим паровозным машинистом в депо. Он был доволь-но молодым — около тридцати лет — но уже имел статус маши-ниста первого класса. И никто не удивился, когда его назначили на новенький и очень мощный пассажирский паровоз «ИС». Это было «разумно и правильно». Помощником Мальцева стал рас-сказчик. Он был чрезвычайно доволен тем, что попал на эту ма-шину «ИС» — единственную в депо.
Мальцев не проявил практически никаких чувств по отноше-нию к новому помощнику, хотя и пристально наблюдал за его работой. Рассказчика всегда поражало то, что после проверки машины и ее смазки Мальцев все сам перепроверял и смазывал заново. На эту странность в поведении машиниста повествователь часто досадовал, считал, что ему просто не доверяют, но потом свыкся. Под шум колес он забывал о своей обиде, увлеченный приборами. Часто смотрел он на то, как вдохновенно управляет машиной Мальцев. Это было похоже на игру актера. Мальцев вни-мательно следил не только за дорогой, но успевал порадоваться красоте природы, и даже маленький воробей, попавший в воз-душную струю от паровоза, не ускользал от его взгляда.
Работа всегда происходила молча. И только иногда Мальцев постукивал ключом по котлу, «желая, чтобы я обратил свое вни-мание на какой-нибудь непорядок в режиме работы машины…». Рассказчик говорит, что работал очень усердно, но отношение машиниста к нему было ровно таким же, как и к смазчику-кочегару, и все так же тщательно проверял он все детали за своим по-мощником. Однажды, не удержавшись, рассказчик спросил у Маль-цева, почему тот все перепроверяет за ним. «А я сам хочу, — улыб-нувшись, ответил Мальцев, и в улыбке его была грусть, пора-зившая меня». Уже потом стала понятна причина этой грусти: «он чувствовал свое превосходство перед нами, потому что понимал машину точнее, чем мы, и он не верил, что я или кто другой может научиться тайне его таланта, тайне видеть одновременно и попутного воробья, и сигнал впереди, ощущая в тот же момент путь, вес состава и усилие машины». А значит, ему было просто скучно наедине со своим талантом.
Однажды рассказчик попросил Мальцева позволить ему не-много повести машину, но у него в поворотах машину забрасыва-ло, подъемы преодолевались медленно, и уже совсем скоро на-бралось опоздание на четыре минуты. Как только управление перешло у руки самого машиниста, опоздание было нагнано.
Рассказчик проработал у Мальцева около года, когда произошла трагическая история… Машина Мальцева взяла состав в восемь-десят пассажирских осей, которые уже шли с опозданием в три часа. Задачей Мальцева было как можно больше сократить это время, хотя бы на час.
Тронулись в путь. Машина работала почти на пределе, и ско-рость была не меньше девяноста километров в час.
Поезд ехал навстречу огромной туче, внутри которой все кло-котало и сверкали молнии. Скоро кабину машиниста захватил вихрь пыли, почти ничего не было видно. Внезапно ударила молния: «мгновенный синий свет вспыхнул у моих ресниц и проник в меня до самого содрогнувшегося сердца; я схватился за кран инжекто-ра, но боль в сердце уже отошла от меня». Рассказчик посмотрел на Мальцева: он даже не изменился в лице. Как оказалось, он и молнии не видел.
Вскоре поезд миновал ливень, начавшийся вслед за молнией, и выехал в степь. Рассказчик заметил, что Мальцев стал хуже вести машину: на поворотах поезд забрасывало, скорость то сни-жалась, то резко повышалась. По-видимому, машинист просто устал.
Занятый неполадками в электрических приборах, рассказчик не заметил, что поезд мчится под красные предупреждающие сигналы. Вот уже колеса застучали по петардам. «Мы петарды давим!» — закричал рассказчик и потянулся к управлению. «Прочь!» — воскликнул Мальцев и надавил на тормоза.
Паровоз остановился. Метрах в десяти от него стоят другой паровоз, его машинист изо всех сил махал красной раскаленной на огне кочергой, подавая сигнал. Это означало, что в то время, пока рассказчик отвернулся, Мальцев проехал сначала под жел-тый, потом под красный семафор, да и мало ли еще под какие сигналы. Почему же он не остановился? «Костя! — позвал меня Александр Васильевич.
Я подошел к нему. — Костя! Что там впереди нас? — Я объяс-нил ему.
Рассказчик довел удрученного Мальцева до дома. Возле самого дома он попросил оставить его одного. На возражения рассказчика он ответил: «Теперь я вижу, ступай домой…» И действительно, он увидел, как его жена вышла встречать его. Костя решил прове-рить его и спросил, покрыта ли платком голова у его жены, или нет. И получив верный ответ, оставил машиниста.
Мальцева отдали под суд. Рассказчик старался изо всех сил оправдать своего начальника. Но то, что Мальцев поставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизни тысяч людей, не мог-ли ему простить. Почему слепой Мальцев не передал управление другому? Почему так рисковал?
Эти же вопросы задаст рассказчик и Мальцеву.
«Я привык видеть свет, и я думал, что вижу его, а я видел его тогда только в своем уме, в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого не знал. Я и в петарды не поверил, хотя и услышал их: я подумал, что ослышался. А когда ты дал гудки остановки и закричал мне, я видел впереди зеленый сигнал, я сразу не догадался». С пониманием отнесся рассказчик к словам Мальцева. Материал с сайта
На следующий год рассказчик сдает экзамены на машиниста. Каждый раз, уезжая в дорогу, проверяя машину, он видит Маль-цева, сидящего, на крашеной скамейке. Он опирался на трость и поворачивал свое лицо с опустевшими слепыми глазами в сто-рону паровоза. «Прочь!» — только и говорил он на всякие попыт-ки рассказчика утешить его. Но однажды Костя предложил Маль-цеву поехать с ним: «Завтра в десять тридцать я поведу состав. Если будешь сидеть тихо, я возьму тебя в машину». Мальцев согласился.
На следующий день рассказчик пригласил Мальцева на маши-ну. Слепой был готов подчиняться, поэтому он смиренно обещал ничего не трогать, а только слушаться. Одну руку его машинист положил на реверс, а другую — на рычаг тормоза, а сверху поло-жил свои руки, чтобы помогать. На обратном пути шли так же. Уже на подходе к месту назначения рассказчик увидел желтый светофор, но решил проверить своего учителя и шел на желтый полным ходом.
«Я вижу желтый свет», — сказал Мальцев. «А может быть, ты опять только воображаешь, что видишь свет!» — ответил рассказ-чик. Тогда Мальцев повернул свое лицо к нему и заплакал.
Он довел машину до конца без помощи. А вечером рассказчик пошел с Мальцевым к нему домой и долго не мог оставить его одного, «как родного сына, без защиты против действия внезап-ных и враждебных сил нашего прекрасного и яростного мира».
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
На этой странице материал по темам:
- как вы поняли состояние рассказчика когда он глядел на машину ис? В чём он сравнивал эту радость?
- краткое содержание рассказа что я видел
- как вы поняли состояние рассказчика когда он глядел на машину ис с чем он сравнил эту радость
- с чем не может смириться рассказчик и почему он вновь приглашает Мальцева к себе на паровоз?
- краткое содержание рассказа платонова в прекрасном и яростном мире оригинал за 35 мин
Очень кратко Старый опытный машинист слепнет во время рейса из-за удара молнии, зрение восстанавливается, его судят и приговаривают к тюрьме. Его помощник изобретает тест с искусственной молнией и спасает старика.
Повествование ведётся от лица помощника машиниста Константина.
Александр Васильевич Мальцев считается лучшим паровозным машинистом в Толумбеевском депо. Лучше него паровозы не знает никто! Нет ничего удивительного в том, что когда в депо прибывает первый мощный пассажирский паровоз серии «ИС», то на эту машину назначают работать Мальцева. Помощник Мальцева, пожилой деповский слесарь Федор Петрович Драбанов, вскоре выдерживает экзамен на машиниста и уходит на другую машину, а на его место назначается Константин.
Константин доволен своим назначением, Мальцеву же всё равно, кто состоит у него в помощниках. Александр Васильевич за работой своего помощника наблюдает, но после этого всегда самолично проверяет исправность всех механизмов.
Позже Константин понял причину его постоянного равнодушия к коллегам. Мальцев чувствует своё превосходство перед ними, потому что понимает машину точнее, чем они. Он не верит, что кто-то другой может научиться ощущать машину, путь и всё окружающее одновременно.
Константин работает у Мальцева помощником около года, и вот пятого июля приходит время последней поездки Мальцева. В этот рейс они берут состав с опозданием на четыре часа. Диспетчер просит Мальцева сократить насколько возможно этот разрыв. Пытаясь выполнить эту просьбу, Мальцев во всю мощь гонит машину вперёд. В пути их застаёт грозовая туча, и Мальцев, ослеплённый вспышкой молнии, теряет зрение, но продолжает уверенно вести состав к пункту назначения. Константин замечает, что управляет составом Мальцев ощутимо хуже.
На пути курьерского поезда возникает другой состав. Мальцев передаёт управление в руки рассказчика, и признаётся в своей слепоте:
- Костя… Дальше ты поведешь машину, я ослеп.
Аварии удаётся избежать благодаря Константину. Здесь Мальцев признаётся, что ничего не видит. На другой день зрение возвращается к нему.
Александра Васильевича отдают под суд, начинается следствие. Доказать невиновность старого машиниста практически невозможно. Мальцева сажают в тюрьму, а его помощник продолжает работать.
Зимой в областном городе Константин посещает своего брата, студента, живущего в университетском общежитии. Брат рассказывает ему, что в физической лаборатории университета есть установка Тесла для получения искусственной молнии. В голову Константину приходит некоторое соображение.
Возвратившись домой, он обдумывает свою догадку относительно установки Тесла и пишет письмо следователю, ведшему в своё время дело Мальцева, с просьбой испытать заключённого Мальцева, создав искусственную молнию. Если подверженность психики или зрительных органов Мальцева действию внезапных и близких электрических разрядов будет доказана, то его дело надо пересмотреть. Константин объясняет следователю, где находится установка Тесла, и как нужно произвести опыт над человеком. Долгое время ответа нет, но потом следователь сообщает, что областной прокурор согласился провести предложенную экспертизу в университетской физической лаборатории.
Эксперимент проводят, невиновность Мальцева доказывают, а его самого отпускают. Но в результате опыта старый машинист теряет зрение, и на этот раз оно не восстанавливается.
Константин пытается ободрить слепого старика, но это у него не получается. Тогда он говорит Мальцеву, что возьмёт его в рейс.
Во время этой поездки зрение возвращается к слепому, и повествователь разрешает ему самостоятельно вести паровоз до Толумбеева:
- Веди машину до конца, Александр Васильевич: ты видишь теперь весь свет!
После работы Константин вместе со старым машинистом идут на квартиру к Мальцеву, где сидят всю ночь.
Константин боится оставить его одного, как родного сына, без защиты против действия внезапных и враждебных сил нашего прекрасного и яростного мира.