Мученик Михаил (Новоселов). Марк, епископ Сергиевский.

Дни памяти:
Первое воскресение, начиная от 25.01/07.02 – Собор новомучеников и исповедников Российских
В неделю перед 26.08/08.09 – Собор Московских святых
8/21.01 – установлено, точная дата смерти неизвестна, 1938 г.

Мученик Михаил Александрович Новоселов (в тайном монашеском постриге и тайной хиротонии – епископ Марк) родился в 1864 году в селе Бабье Домославской волости Вышневолоцкого уезда Тверской губернии.
Отец Александр Григорьевич и мать Капитолина Михайловна – оба были из семей священников.

В начале жизни Михаил жил с родителями в Туле.
Его отец был известным педагогом, директором Тульской гимназии, в которой учился и Миша. Под руководством отца Михаил получил хорошее образование.

Михаил Александрович окончил историко-филологический факультет Московского университета. К моменту окончания университета он был горячо увлечен идеями Л.Н. Толстого, с которым был знаком еще с детских лет. В дневниках и письмах Л.Н. Толстого часто встречается фамилия Новоселова, который был любимым учеником писателя. Будучи идеалистически настроенным, искренним и восторженным, Михаил отдался его делу, практическому осуществлению толстовских идей: устройству столовых для голодающих и организации толстовских колоний. Михаил решил на практике осуществить пропагандируемый Толстым образ жизни – жить на земле трудом своих рук. На собственные деньги купил землю и создал одну из первых в России толстовских земледельческих общин. Она просуществовала только два года, показав нежизнеспособность толстовских идей.

27 декабря 1887 года он был арестован.
Обвинен при аресте в организации нелегального кружка и издании нелегальной литературы. Часто собиравшаяся у Новоселова молодежь и размножение гектографическим способом брошюры Толстого "Николай Палкин", найденной при обыске – все это грозило ему ссылкой в Сибирь. Этого удалось избежать благодаря вмешательству самого Л.Н. Толстого.
В начале февраля 1888 года он был выпущен под гласный надзор полиции без права проживания в столицах.

К тридцати годам Новоселов преодолел соблазн толстовства и вернулся в Православную Церковь.
С 1902 года Михаил Александрович занимался издательским делом в городе Вышний Волочек Тверской губернии.
Разойдясь с Толстым, он прервал с ним всякое общение. Последнее в жизни письмо из Оптиной пустыни было написано Л.Н. Толстым М.А. Новоселову. Михаил Александрович не успел уже на него ответить, но много позже говорил, что, наверное, и не ответил бы, если бы даже Толстой остался жить: он не принимал толстовского отрицания Божественности Личности Иисуса Христа. Согласиться с этим и жить в пустом и холодном мире нравственного долга внук священников никак не мог.
В ходе своего дальнейшего духовного развития Михаил Александрович сблизился с отцом Иоанном Кронштадтским, со старцами Оптиной и Зосимовой пустынь. Его духовником стал игумен Герман из Зосимовой пустыни.
Обретя Истину в лоне Православной Церкви, он всю свою дальнейшую кипучую деятельность посвятил служению Ей. Опубликовал брошюру "Забытый путь опытного Богопознания". С нее началось издание новоселовской религиозно-философской библиотеки. При этом главной целью было привлечь внимание к великим духовным сокровищам, добытым святыми Отцами и подвижниками, обращаясь к истокам Христианства и выводя читателя на просторы духовного познания через Благодать Божию.
«Очень верующий, безгранично преданный своей идее, очень активный... участливый к людям, всегда готовый помочь, особенно духовно. Он всех хотел обращать. Он производил впечатление монаха в тайном постриге», – так характеризовал Новоселова современник.

В 1907 году он создал кружок, названный "Кружком ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви". В него вошли его ближайшие друзья.
Не прост был путь к чистому, традиционному Православию будущего мученика. Среди его друзей, «ищущих», как они сами себя назвали, были люди талантливые, верующие, но путавшиеся, в духе времени, в тенетах либерализма – священники Павел Флоренский и Иосиф Фудель, В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, С.Н. Булгаков и другие.
Кружок обычно собирался на квартире Михаила Александровича, жившего вместе с матерью напротив храма Христа Спасителя. Двери его квартиры были открыты для всех, здесь можно было встретить всю Россию – от странника-мужика и студента-Богоискателя до знаменитого литератора или профессора Московского университета – духовенство, философы, Бого-словы, ученые, писатели. Горячо обсуждались различные вопросы Христианского вероучения, шел непосредственный диалог между Церковью и интеллигенцией. При этом не ставилась задача выработки «нового религиозного сознания», агитации и распространения своих взглядов. Сам Новоселов, начиная с первых же собраний, неизменно выступал со строго церковных позиций. Он стал одним из самых твердых православных мыслителей, боровшихся с ядом модернизма, выступил с обличениями отца Павла Флоренского, Булгакова, Бердяева, Розанова, Мережковского и иже с ними.

Михаил Александрович пользовался покровительством ректора Московской Духовной академии епископа Феодора (Поздеевского).
Основной идеей кружка была мысль, что внешними мерами – реформами, новыми уставами и тому подобное – ничего не достичь; изменить жизнь к лучшему можно только в ходе совместного продумывания установлений Православной веры, на основе внутреннего изменения человека, которого можно достигнуть путем совместного изучения Священного Писания и Священного Предания. Люди стремились к близкому духовному общению, стремились реализовать хомяковскую идею соборного Богопознания.
Михаила Александровича почитали за ясный и добрый характер, за чистоту души и намерений. Он снискал себе не только всеобщее уважение, но и любовь. За аскетическую жизнь, проводимую в мирской обстановке, за светлый характер его называли в Москве "белым старцем".
Центром духовной жизни Новоселова была молитва. В письме к Ф.Д. Самарину от 3 августа 1909 года он писал: «Сердечнейшее Вам спасибо за молитвы обо мне. Мы как-то обычно мало придаем значения этой сфере общения и взаимослужения, а между тем что важнее этого, если оно совершается не формально, а по сердечному влечению. Со времени возникновения нашего "Кружка" я поминаю членов его, лучше сказать, собратьев своих, в ежедневной молитве. Кроме того, временами о каждом из них молюсь особо, испрашивая ему у Господа той милости, которая, по моему рассуждению, нужна ему преимущественно... Будем продолжать молитву друг о друге».

В 1912 году за заслуги в деле духовного просвещения и христианской апологетики М.А. Новоселов был избран почетным членом Московской Духовной академии.

После 1916 года он занимал профессорскую кафедру классической филологии в Императорском Московском университете.

Некоторое время М.А. Новоселов был послушником в одном из московских монастырей. Вскоре понял, что это не его путь, и смиренно вернулся в покинутую было им жизнь.
Вернувшись из монастыря, занялся делом составления и издания религиозно-философской библиотеки для народа. Темы его изданий не ограничивались одними церковными вопросами. Его издательская деятельность продолжалась до 1917 года.
Всего вышло 39 выпусков "Религиозно-философской библиотеки". Кроме этой серии вышло около 20 непронумерованных книг, в которых разбирались более специальные вопросы. Новоселов издавал еще и "Листки "Религиозно-философской библиотеки", которые выходили двумя сериями: первая ("Семена Царствия Божия") состояла из писаний святых Отцов; вторая ("Русская религиозная мысль") содержала размышления о вере и религиозной жизни русских писателей и ученых (всего вышло более 80 листков).

Приход к власти масонов, а затем большевиков знаменовал начало новой эпохи в жизни Русской Православной Церкви – эпохи притеснений, гонений, преследований. Михаил Александрович был среди тех, кто встал на защиту Церкви в это трудное для нее время.
В начале февраля 1918 года Советом объединенных приходов города Москвы, одним из членов которого состоял М.А. Новоселов, была выпущена листовка. Верующие призывались защищать храмы от богоборной власти. Рекомендовалось в случае посягательств власти на церковное имущество «тревожным звоном (набатом) созвать прихожан на защиту церкви. При этом Совет считает безусловно недопустимым, чтобы прихожане в этом случае прибегали к силе оружия. Если есть поблизости другие храмы, то желательно войти с ними предварительно в соглашение, чтобы и в них раздался тревожный звон, по которому население окрестных приходов могло бы придти на помощь и своей многочисленностью дать отпор покушению на церковь».

Новоселов продолжал работать в области духовного просвещения, предоставив свою квартиру для занятий Богословских курсов, открывшихся весной 1918 года с благословения Святейшего Патриарха Тихона. «Курсы ставили целью приблизить православных мирян к сокровищам благодатной жизни Церкви, знакомя их с проявлениями церковного духа по первоисточникам (Слово Божие, жития святых, творения святых Отцов, Богослужебные книги и т.д.), и подготовить их к деятельному служению Церкви». На этих курсах Новоселов преподавал и сам. Многое из того, что было подготовлено Михаилом Александровичем для занятий на курсах, было затем использовано им в главном труде его жизни – в «Письмах к друзьям».

В 1918-м году Новоселов участвовал в работе Поместного Собора Русской Православной Церкви по отделу о духовно-учебных заведениях.

Из воспоминаний о Михаиле Александровиче, относящихся к началу 1920-х годов: "На свежем лице светились мыслью и весельем голубые глаза. Юмор не изменял "дяденьке" (так звала его вся Москва) в самые тяжкие минуты жизни. Если бы мне поставили задачу найти человека, ярко выражающего русский характер, я бы без колебания указала на Михаила Александровича. Был он широко сложен, но благодаря воздержанной жизни легок и подвижен. От природы он был одарен большой физической силой и в молодости славился в Туле как кулачный боец, о чем любил с задором рассказывать. В его существе разлита была гармония физической и нравственной одаренности, без тени болезни и надрыва. Шла ему любовь к цветам, к природе, к красивым вещам, которые он не приобретал, не хранил, но умел ими любоваться... Около Михаила Александровича все оживлялось, молодело, дышало благожелательством и бодростью, как будто в своей бесприютной, нищей и зависимой ото всех жизни он все-таки был ее господином и повелителем... Большая квартира Михаила Александровича походила скорее на книжный склад. Над его постелью висел большой портрет его матери, умершей незадолго до этого. Он сказал мне: "Вас прошу, всех прошу: поминайте иногда рабу Божию Капитолину!""

В 1920 году Михаил Александрович принял тайно монашеский постриг с именем Марк.
С 1922 года вошел в Братство ревнителей Православия.

Он боролся с обновленчеством. Рассылал доступно изложенные послания к мирянам и духовенству, направленные против обновленчества. Эти послания переписывались и передавались добровольцами в разных концах страны.
После распространения весной 1922 года в церковных кругах Москвы резкого воззвания против обновленцев, озаглавленного «Братское предостережение чадам истинной Церкви Христовой», отпечатанного типографским способом в виде листовок и подписанного: «Братство ревнителей Православия. Издание друзей истины», чекистам нетрудно было догадаться о причастности Новоселова к его составлению. Они нагрянули к нему с обыском в ночь на 12 июля, но предполагаемого арестанта дома не оказалось.
Отец Марк находился в тот момент в Оптиной пустыни.
Обыск не дал желаемых властям результатов.
19 марта 1923 года дело было прекращено и сдано в архив.

После этой попытки ареста отец Марк перешел на нелегальное положение и переехал в Вышний Волочек.
В 1923 году в Московском Свято-Данииловом монастыре он был тайно хиротонисан архиепископом Феодором (Поздеевским), епископами Арсением (Жадановским) и Серафимом (Звездинским) во епископа Сергиевского.

С 1922-го по 1927 год, когда Церковь была вне закона и оцепеневшая от страха страна погрузилась в глухое молчание, он написал книгу "Письма к друзьям". Тогда за горячее слово о Христианской вере можно было заплатить не только свободой, но и жизнью. "Письма к друзьям" распространялись в самиздате.
Делясь с друзьями по их просьбе мыслями по поводу текущих церковных событий и христианского вероучения, Михаил Александрович писал им, беседуя о вере и Церкви. Откликаясь на «злобу дня», он, однако, в своих письмах постепенно переходил к систематическому рассмотрению общего учения о Церкви, ее сущности, ее роли в Божественном Домостроительстве. «Письма к друзьям» – церковно-исторический памятник, спасенный от гибели и дошедший до нас сквозь годы безвременья благодаря подвижническим усилиям и мужеству многих православных верующих.
3 марта 1924 года владыка Марк записал в своей тетради: "Как постепенно подкрадывалось и быстро совершилось падение Самодержавия и изменился лик русской государственности, таким же образом происходит и может быстро совершиться реформационно-революционный процесс в нашей Церкви. Обновленцы могут вдруг всплыть как правящая в России "церковная партия", причем противников у нее может оказаться очень немного, если открытые обновленцы и скрытые предатели поладят между собою и совместно натянут на себя личину каноничности. Трудность настоящего времени для православного человека состоит, между прочим (если не главным образом), в том, что теперешняя жизнь Церкви требует от него высокодуховного отношения к себе. Нельзя полагаться на официальных пастырей (епископов и иереев), нельзя формально применять каноны к решению выдвигаемых церковной жизнью вопросов, вообще нельзя ограничиваться правовым отношением к делу, а необходимо иметь духовное чувство, которое указывало бы путь Христов среди множества троп, протоптанных дикими зверями в овечьей одежде. На "законном" основании можно и антихриста принять..."
4 ноября 1927 года он писал: «Вызвавшее многообразные и вполне заслуженные отрицательные критики послание митрополита Сергия [Страгородского] и его Синода не бросило ли возглавляемую им церковную организацию в омерзительные, прелюбодейные объятия атеистической, богохульной и христоборной (анти-Христовой) власти (разнообразные эпитеты, прилагаемые мною к советской власти, я употребляю не в ругательном, а в существенном, строго определенном смысле) и не внесло ли страшное нечестие в недра нашей Церкви? Заметьте: изошло это послание от законной, канонической, по-видимому православной иерархии; главные положения послания опираются на тексты (правда, иногда не без искажения их: см. лжетолкование на 1 Тим. 2, 1-2) Священного Писания и на, как будто однородный с настоящим, опыт древней Церкви. При исполняющем обязанности Патриаршего Местоблюстителя митрополите Сергии имеется Синод из законных иерархов (правда, большей частью "подмоченных", то есть весьма в церковном отношении скомпрометированных своей давнишней и прочной ориентацией на безбожное ГПУ – да и не этим одним); имя митрополита Сергия произносится всеми как имя действительного кормчего Русской Церкви, но – увы! – имя это является фальшивой монетой, так как фактически распорядителем судеб Русской Церкви и ее епископов, как гонимых, так и протежируемых, то есть милуемых и поставляемых на кафедры (последнее особенно печально!) является нынешний "обер-прокурор" Православной Русской Церкви Евгений Александрович Тучков. [Тучков – начальник 6-го отделения ГПУ, к компетенции которого относилась борьба с религиозными организациями в СССР.] Всего этого не осмелится отрицать митрополит Сергий, явившийся несчастным инициатором, вернее – орудием чудовищного замысла – осоюзить Христа с Велиаром.
Всякому, имеющему очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, ясно, что, вопреки декрету об отделении Церкви от государства, Православная Церковь вступила в тесный, живой союз с государством. И с каким государством?! Возглавляемым не Православным Царем, а властью, которая основной своей задачей поставляет уничтожение на земле всякой религии, и прежде всего Православного Христианства, так как в нем она видит – и справедливо – основную мировую базу религиозной веры и первоклассную крепость в ее брани с материализмом, атеизмом, богоборчеством и сатанизмом».

До ареста в 1928 году владыка Марк жил в Москве и под Москвой на нелегальном положении у разных друзей, не сбрив бороды, хотя она и выдавала его.
Летом 1925 года жил под Москвой на станции Пески на высоком берегу Москвы-реки в заброшенном доме своих друзей.
Летом 1927 года – у друзей на станции Лобня под Москвой. Там у него бывали сердечные приступы.
Иногда он уезжал в другие города, где были единомышленники. Он говорил: "Сейчас такое время, когда праведность человека перед Богом определяется не столько его личным поведением, грехами или добродетелью, сколько его твердостью в вере – в верности церковному сознанию, решимостью стоять в этой верности до смерти и мученичества".

В 1927 году последовал непродолжительный арест Владыки.

В одном из своих писем он так характеризовал курс митрополита Сергия (Страгородского), после появления в 1927 году его «Декларации»: «...нас постигло в истекшем году испытание, значительно, можно сказать – несравненно тягчайшее: накренился и повис над бездной весь церковный корабль. Небывалое искушение подкралось к чадам Церкви Божией. Новые сети раскинул князь мира сего – и уже уловил множество душ человеческих».

С 1928 года владыка Марк являлся одним из главных руководителей и идеологов иосифлянского движения, занимая крайне жесткую позицию. Сам он много ездил по стране, подолгу жил в северной столице. Разъяснял на приходах современное церковное положение. Составил обращение Заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию с предложением изменить курс церковной политики.
Епископ Марк не принял Декларацию митрополита Сергия, однако и не желал раскола Церкви.
Шел 1929 год. Из воспоминаний о нем В.Д. Пришвиной: "Вокруг шли аресты священников и мирян, не признававших митрополита Сергия. Михаил Александрович приходил к нам усталый, грустный. Люди, дававшие ему кров, начинали его побаиваться... Вокруг исчезали все лучшие... Я спросила Михаила Александровича: "Как нам быть, если не останется священников старого посвящения?" – "Не надо создавать новый раскол, – ответил Михаил Александрович. – У нас единая Церковь, внутри которой ведется борьба. Если никого не останется – идите с ними, только не забывайте крови мучеников и пронесите свидетельство до будущего Церковного Собора, который нас рассудит, если только не кончится история и не рассудит уже Сам Господь".

23 марта 1929 года он был арестован на одной из московских улиц.
Содержался в Суздальском политизоляторе, во Владимирской области.
17 мая 1929 года Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ осужден.
Приговор: 3 года концлагерей.

В 1929-30 годах как особо опасный "элемент" находился не в лагере, а в тюрьме (политизоляторе), в одиночном заключении – в городе Ярославле.

3 сентября 1931 года Коллегией ОГПУ СССР обвинен по групповому "делу Всесоюзного центра Истинного Православия, 1931 г." как "активный участник церковно-политического центра всесоюзной к/р организации "Истинно-Православная Церковь"" по статье 58-11 УК РСФСР.
Приговор: 8 лет лишения свободы в места, подведомственные ОГПУ, считая срок с 23 марта 1929 года.
Получил новый срок, находясь в Ярославском политизоляторе.
В этом приговоре было указано, что "в отношении М.А. Новоселова постановление Особого Совещания от 17 мая 1929 года считать поглощенным настоящим постановлением".
Из обвинительного заключения: "На протяжении ряда лет являлся участником "Церковно-Политического Центра" всесоюзной к/р организации "Истинно-Православная Церковь", находился на нелегальном положении. По поручению этого центра вместе с реакционными церковниками в Ленинграде создал "Всесоюзный церковно-административный центр" этой организации и руководил последним по заданиям центра в к/р направлении, требуя от организации активной к/р деятельности. Разъезжая систематически по периферии, создал ряд филиалов этой организации – в Твери, в Серпухове и в ряде других местностей и направлял их к/р деятельность. Составлял контрреволюционные документы и руководил их распространением".

До 26 июня 1937 года содержался в политизоляторе в Ярославле.
В 1937 году, находясь в тюрьме, получил еще один срок.
7 февраля 1937 года обвинен в "контрреволюционной деятельности".
Приговор: 3 года лишения свободы.
На протоколах допросов М.А. Новоселова приписано сверху его мирского имени рукой следователя: "Епископ Марк".

С 26 июня 1937 года до 1938 года он содержался в тюрьме в городе Вологде.
Против него завели новое уголовное дело за «систематическое распространение среди сокамерников клеветнических сведений по адресу руководителей ВКПб и Советского Правительства с целью вызвать недовольство и организованные действия против установленных тюремных правил и борьбы в условиях тюрьмы».
17 января 1938 года епископ Марк (Новоселов) в Вологодской тюрьме был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу.
Дальнейших документальных сведений о его судьбе нет.

От одного из заключенных, Ахмета Ихсана, чудом вырвавшегося на волю, имеются сведения о пребывании Епископа в тюрьме. Этот заключенный был турком, обращенным Владыкой в Православие и ставшим его духовным чадом. Среди своих соузников владыка Марк пользовался большим уважением как человек твердый в вере. Его почтительно называли аввой и Богословом. Против последнего именования она сам неизменно возражал. В тюрьме он продолжал отмечать все православные праздники, память святых. Множество людей тянулись к нему, жаждали его духовного руководства, просили его молитв. Турок говорил о Владыке как о святом.

Его книга «Письма к друзьям» завершается следующими возвышенными словами: «Блажен, кто не отступит от Христа среди тяжких искушений, постигающих Церковь, воодушевляясь участием в ее всемирном торжестве, имеющем открыться по скончании мира». К этим блаженным, безусловно, должно отнести и самого Владыку.

Мученик Михаил (Новоселов), (Марк, епископ Сергиевский) канонизирован как мирянин Архиерейским Собором Русской Православной Церкви, 13-16 августа 2000 года.

Литература:
1. Полищук Е.С. Михаил Александрович Новоселов и его "Письма к друзьям"// Новоселов М.А. Письма к друзьям. М.: Изд-во ПСТБИ, 1994.
2. Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. М., 1994. Репр. воспр. изд. 1949-1957 гг. (Джорданвилль). Ч. 2. С. 135-136.
3. Емельянов Н.Е. За Христа пострадавшие// Татьянин день. 1998. Февраль. № 19. С. 13.
4. Деяние Юбилейного Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви о соборном прославлении новомучеников и исповедников Российских XX века. Москва, 12-16 августа 2000 г.
5. Пришвина Валерия. Невидимый град: Библиотека мемуаров. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 193-198, 259-263, 302, 349, 368-369, 374, 400, 412, 424-425, 506.
6. Таврический церковно-общественный вестник. 1909, № 8.
7. http://pstbi.ru
8. http://days.pravoslavie.ru
9. www.rusinst.ru
10. http://fond.centro.ru

Документы:
1. ЦА ФСБ РФ. Д.П-7377. Том_Лист Т.2.
2. ОР РГБ. Ф. 265, 195/25–26.

Семья

• Дед - Григорий Алексеевич Новоселов ( -после ) был протоиереем погоста Заборовье Вышневолоцкого уезда .
• Отец - Александр Григорьевич Новоселов ( -) окончил Санкт-Петербургский университет , был директором тульской, а затем 4-й московской классической гимназии. Действительный статский советник . В 1882 году был признан с семьей в потомственном дворянстве и внесен в родословную книгу Тверской губернии .
• Мать - Капитолина Михайловна, урождённая Зашигранская, дочь священника села Бабье Вышневолоцкого уезда Михаила Васильевича Зашигранского.

«Толстовец»

Окончил 4-ю Московскую гимназию с золотой медалью (1882 год) и историко-филологический факультет Московского университета (1886 год). В молодости был увлечён идеями Л. Н. Толстого , был активным толстовцем, находился в переписке с Толстым. В конце 1887 года был арестован за издание брошюры Толстого «Николай Палкин», но после заступничества Толстого в феврале 1888 года освобождён под гласный надзор полиции с запрещением проживать в столицах. Получив наследство после смерти отца, в 1888 году основал в селе Дугино Тверской губернии «толстовскую» земледельческую общину, которая просуществовала два года из-за того, что её участникам-интеллигентам было трудно и непривычно заниматься физической работой.

суть связи этого кружка - личная и нравственная; высшее его качество - не выявляться, не спорить; печататься как можно меньше. Но взамен этого - чаще видеться, общаться; жить некоторою общею жизнью, или - почти общею. Без всяких условий и уговоров они называют почти старейшего между ними, Мих. Ал. Новосёлова, «авва Михаил». И хотя некоторые из них неизмеримо превосходят почтенного и милого М. А. Новосёлова учёностью и вообще «умными качествами», но, тем не менее, чтут его, «яко отца», за ясный, добрый характер, за чистоту души и намерений и не только выслушивают его, но и почти слушаются его.

Резко негативно относился к деятельности Григория Распутина , выпустил в своём издательстве брошюру «Григорий Распутин и мистическое распутство» (М., ), которая была запрещена и конфискована в типографии. Газета «Голос Москвы» была оштрафована за публикацию выдержек из неё. В 1912 году был избран почётным членом Московской духовной академии за свою деятельность в области духовного просвещения и христианской апологетики. Являлся членом Училищного совета при Святейшем Синоде. Автор работ в защиту имяславия - учения об имени Божием, сторонники которого были изгнаны с Афона и подвергались другим преследованиям. Преподавал классическую филологию в Московском университете.

В 1918 году входил в состав отдела о духовно-учебных заведениях Поместного собора Русской православной церкви 1917-1918 годов . В 1918 году был членом Временного Совета объединенных приходов города Москвы . Предоставил свою квартиру для занятий созданных весной 1918 года по благословению Патриарха Тихона Богословских курсов, преподавал на этих курсах.

Труды

• Забытый путь опытного богопознания (в связи с вопросом о характере православной миссии). Вышний Волочёк, 1901; 2-е издание: Вышний Волочёк, 1903, 3-е издание: М., 1912.
• Психологическое оправдание христианства (Противоречия в природе человека по свидетельству древнего и нового мира и разрешение их в христианстве). М., 1912.
• Беседы о жизни. М., 1913.
• Догмат, этика и мистика в составе христианского вероучения. М., 1912.
• Григорий Распутин и мистическое распутство. М., 1912.
• За кого почитал Льва Толстого Владимир Соловьёв? М., 1913.

Ссылки

• Сост. Е. С. Полищук. Мученик Михаил (Новоселов) // Игумен Дамаскин (Орловский) . Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Январь-май. - Тверь: Булат, 2002. Стр. 41-51. Тираж: 5000 экз.
• Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь. - Тверь: «Булат», 2005. Стр. 69-95. Тираж 8 000 экз.

• Михаил Александрович Новоселов и его «Письма к друзьям»
• Биография М. А. Новосёлова в проекте krugosvet.ru
• Биография М. А. Новосёлова в проекте hrono.ru
• Биография М. А. Новосёлова на сайте rustrana.ru
• Материалы о М. Новосёлове в «Библиотеке Якова Кротова»
• Подушков Д. Л. «Помолитесь обо мне…» (Об удомельском периоде жизни Новоселова Н. М., ученика Толстого Л. Н.) . Краеведческий альманах «Удомельская старина», № 21, февраль 2001.
• Подушков Д. Л. (составитель), Воробьев В. М. (научный редактор). Знаменитые россияне в истории Удомельского края. - Тверь: СФК-офис 2009. - 416 с.
• Матисон А.В. Духовенство Тверской епархии XVIII - начала XX веков: Родословные росписи. - СПб.: Издательство ВИРД. - 2003. - Вып. 2. - С. 61-74. - ISBN 5-94030-037-5

Михаил Александрович Новосёлов (1 июля (13 июля) 1864, село Бабье Домославской волости Вышневолоцкого уезда Тверской губернии 17 января 1938, Вологда) российский богослов, духовный писатель. Причислен к лику святых Русской православной церкви в … Википедия

Новосёлов русская фамилия Мужчины Новосёлов, Александр Ефремович (1884 1918) русский писатель, эсер. Алексий (Новосёлов) (1813 1880) Новосёлов, Андрей Александрович (род. 1989) российский фигурист. Новосёлов, Виктор Семёнович… … Википедия

Михаил Александрович (1864 1938), православный мыслитель. Жил в Москве, в 1902 17 издавал серию книг Религиозно философская библиотека, вокруг Новосёлова сложился Кружок ищущих христианского просвещения. В 1921 принял монашеский постриг с… … Русская история

Новосёлов М. А. - НОВОСЁЛОВ Михаил Александрович (1864–1938), правосл. мыслитель. Жил в Москве, в 1902–17 издавал серию кн. Религ. филос. б ка, вокруг Н. сложился Кружок ищущих христ. просвещения. В 1921 принял монашеский постриг с именем Марк, с 1923… … Биографический словарь

- (1 июля (13 июля) 1864, село Бабье Домославской волости Вышневолоцкого уезда Тверской губернии 17 января 1938, Вологда) российский богослов, духовный писатель. Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2000 году. Содержание 1 Семья… … Википедия

Михаил Александрович Новосёлов (1 июля (13 июля) 1864, село Бабье Домославской волости Вышневолоцкого уезда Тверской губернии 17 января 1938, Вологда) российский богослов, духовный писатель. Причислен к лику святых Русской православной церкви в … Википедия

Михаил Александрович Новосёлов (1 июля (13 июля) 1864, село Бабье Домославской волости Вышневолоцкого уезда Тверской губернии 17 января 1938, Вологда) российский богослов, духовный писатель. Причислен к лику святых Русской православной церкви в … Википедия

Как становятся маньяками? Почему вдруг, ни с того ни с сего, человек начинает убивать? Быстро ли становятся обычные, нормальные люди маньяками, каннибалами, садистами?

Профессиональный психолог, специалист, который изучал феномен Чикатило - Александр Бухановский - дает такой ответ на этот вопрос:

"Процесс формируется постепенно, не сразу, к такому состоянию человек идет через ряд обстоятельств, влияющих на его психику. При этом на одного они действуют, другой их даже не заметит".

Михаил Новоселов прекрасно запомнил те обстоятельства, которые окончательно перевернули его сознание и сделали его убийцей-некрофилом.

Этот "удар судьбы", как он его философски называет, случился с ним после первой отсидки, когда он, накопив денег и набравшись духу, впервые решил переспать с женщиной. Проститутку подобрал покрасивее, на всю ночь. Однако, как говорится, не судьба, так как та ушла от него со смехом минут через 20, посоветовав купить маленький домкратик.

Такого унижения Новоселов не смог пережить. Этот смех и это слово - не домкрат даже, а домкратик - у него до конца жизни в ушах звенеть будут. Они, возможно, и стали точкой отсчета.

Прошло время, но поражение той ночи не забывалось, нормальные отношения с женщиной казались невозможными, и вот однажды, приехав в город Чайковский Пермской области, он убил недалеко от ресторана девушку. Однако сразу насиловать не стал - испугался. Вернувшись часа через два, дотронулся до холодного тела и понял, что ему надо...

"Труп - это те же самые "суточные щи". Чем больше лежит и "томится", тем лучше становится. Этого просто так не поймешь. Это надо попробовать", - утверждал позднее на допросе Михаил Новоселов. А вопрос к следователю, совокуплялся ли он хоть когда-нибудь с шестилетней девочкой, пролежавшей мертвой часика два-три на солнышке, шокировал даже видавшего виды работника угрозыска.

Кем же был Новоселов? Когда надо - профессиональным фотографом, надо - художником, маляром, геологом - на все были припасены "корочки", обо всем мог порассуждать. Естественно, это привлекало и очень помогало при знакомстве. "Девушка, у вас потрясающе выразительные черты лица, вы никогда не снимались для журналов?" Пятиминутная прогулка вдвоем, болтовня о том о сем... И железный зажим рук на горле - в финале.

Как всякий маньяк такого ранга, Новоселов имел свой "почерк", свою стандартную схему: удар чем-то тяжелым по голове, по затылку, зажим шеи, удушение.

Но было и исключение: один раз он изменил себе, убивая двоих малолетних ребят - мальчика и девочку: заколол остро отточенным электродом, который прятал под седлом велосипеда. Тела убитых детей утопил в арыке, не забыв вынуть из кармашков им же самим купленную для ребят жвачку. "Я хотел ее еще кому-нибудь подарить", - объяснял он.

Возраст жертв особого значения не имел - кто попадется: понравился мальчишка - он убивал и насиловал его, девочка - то же самое. Взрослая женщина - он расправлялся и с ней. Не брезговал после убийства шарить по карманам, забирал всю мелочь, даже носовые платки и пудреницы.

Маньяк смог долго уходить от возмездия, потому, что несмотря на внутренний диссонанс, мозги его работали нормально: у него были три фамилии, три паспорта. Он был то Новоселовым, то Светловым, то Шахрайзиевым - как того требовал момент. Когда нужно, он был русским, когда нужно - появлялся характерный акцент.

Любимое занятие Новоселова, судя по всему, философствовать или "мирозаключать", как он называет свой высокоинтеллектуальный, по его глубокому убеждению, мыслительный процесс. Он вообще очень разговорчивый маньяк, подробно и детально рассказывающий и о себе, своем внутреннем мире, и о несовершенстве всего сущего. Считает, что мир озлобился и все стали какими-то черствыми, жестокими, как звери прямо. Удавят из-за рубля. Это что - нормально? "Я почему убивал? - продолжает он размышления. - Не со зла ведь. Жизни половой хотел. А что мне делать, если у меня только с трупами получается?"

Определение "некрофил" ему не нравится. "Бунтарь" - лучше, и как ему кажется, точнее характеризует его сущность. Для большей убедительности цитирует Омара Хайяма, четверостишия про бунтарей.

В тюрьме сидел не один раз, но попадался не за сексуальные преступления. Не раз бегал. Бывало, что амнистия поспевала или досрочно освобождался за примерное поведение. Какие-никакие способности художника у него есть, поэтому и в колониях, да и потом, на воле, рисовал частным образом на заказ всякие панно. Пейзажи, лебедей на пруду, стайки ребятишек, играющих на берегу речушки. Получалось, по его словам, "с душой".

И в жизни, утверждает многократный убийца, он всегда старался душевно относиться к людям. Наверное, это у него неплохо получалось, потому его и пускали на ночлег, заводили с ним знакомство, кормили, давали ему одежду на дорогу. В психиатрической лечебнице в Душанбе, где он работал около полугода, о нем вообще отзывались с какой-то особой, трепетной теплотой. Глубоко порядочный, мол, с большим внутренним кругозором человек.

В задержании М. Новоселова особых заслуг милиции нет - это произошло случайно, из-за безделицы. В центральном парке Душанбе он пытался утащить из тира пневматическую винтовку, за что и был задержан и водворен в СИЗО.

Уже успели завести рутинное уголовное дело на неумелого вора, как вдруг из соседнего района раздался звонок от коллег-оперативников: "Новоселов у вас? Глаз не спускайте. Высылаем бригаду".

"Пару мешков с урюком у соседей позаимствовал", - объяснил повышенный интерес к своей персоне Новоселов.

Но через несколько дней стало ясно, что не урюком пахнет это дело. Новоселов, оказывается, подозревается в трех убийствах с изнасилованием в Таджикистане. Но уже на первых допросах подозреваемый шокировал признанием в еще трех убийствах в Таджикистане и в 16 (шестнадцати!) в России.

Может, это бред, а может, мания величия? Оказалось, нет. Следственная бригада принялась за эксгумацию останков детей в местах захоронения, указанных Новоселовым. Все показания подтверждались.

География его "следов" - от Удмуртии до Сибири. "Я по натуре путешественник", - прос то объясняет он. Может, и это сыграло отрицательную роль в деле - "пу-тешественника" сложно вычислить, а значит и установить серийность убийств.

Во время следствия рассказал, как однажды попросил жену вызвать наряд милиции. "Я им многое хочу рассказать", - объяснял он тогда ничего не понимавшей жене. Вскоре получил срок. Но не за убийства, а за побег из колонии поселения. "Поведать тогда у меня духу не хватило, не смог... В колонии, где сидел, тоже пару раз хотел написать явку с повинной, но черт его знает - слабака, наверное, по части воли. Так и отмолчался." Теперь врать и выдумывать не имеет уже смысла: он понимает - "вышка" будет что по таджикским законам, что по российским.

Ожидая суда в камере следственного изолятора, Новоселов попросил разрешения нарисовать на стене изолятора что-нибудь светлое, жизнерадостное. Лебедей на пруду, стайку ребятишек.

В просьбе отказали.

Мученик Михаил родился в 1864 году в селе Бабье Домославской волости Вышневолоцкого уезда Тверской губернии в семье Александра Григорьевича и Капитолины Михайловны Новосело-вых. Род Новоселовых известен с ХVII века, родоначальником священнического рода Новоселовых стал священник села Покровское-Березовец Кашинского уезда Афанасий Степанов. С ХVIII столетия его дети стали называться Новоселовыми по имени села, в котором они служили священниками. Прадед муче-ника Михаила, священник Алексий Новоселов, окончил Твер-скую Духовную семинарию и служил в храме в селе Посонское Вышневолоцкого уезда. Дед, священник Григорий Новоселов, также окончил Тверскую Духовную семинарию и служил в храме погоста Заборовье Вышневолоцкого уезда. Он был возведен в сан протоиерея и в течение сорока лет был благочинным; награжден тремя орденами, что давало ему право на получение дворянства. Его сын, Александр Григорьевич, не пожелал идти по духовной стезе. В 1860 году он окончил Санкт-Петербургский университет, в 1863 году женился на девице Капитолине, дочери священника села Бабье Вышневолоцкого уезда Михаила Зашигранского , ко-торый так же, как и Александр Григорьевич, придерживался весь-ма либеральных взглядов, так что, когда его внук Михаил стал увлекаться толстовством, он, ознакомившись с антицерковными трактатами Толстого, передавал последнему через внука поклон и свою радость по поводу борьбы Толстого с тем учреждением, «ко-торое он до глубины души презирает» , то есть с Церковью, заняв сторону Толстого против некоторых сурово критиковавших его архиереев.

С 1873 по 1881 год Александр Григорьевич был директором Тульской гимназии и в это время близко сошелся с Толстым. С 1881 года и до конца своей жизни он был директором 4-й Мос-ковской гимназии и преподавал древние языки в старших классах. Несмотря на то, что Новоселовы были выходцами из духовного сословия, целостность православного мировоззрения была ими утрачена и вера представлялась абстрактным христианским умо-зрением, и если еще оставалась вера в Христа как в нравственный идеал, то видение православного пути к этому идеалу уже затума-нилось, и потому легко было увидеть исполнение этого идеала в светском писателе и лжеучителе.

Окончив гимназию, Михаил Александрович намеревался по-ступить на медицинский факультет, чтобы на этом поприще по-служить народу, но отец выразил категорическое несогласие с та-ким решением сына, желая, чтобы он пошел по его стопам и стал учителем древних языков.

«Не скажу, чтобы я соглашался с ним, - писал Михаил Алек-сандрович, - но идти против его воли и в то же время требовать от него средств... для дальнейшего образования - я не считал удобным» . И он решил поступить в учительскую семинарию. В 1887 году Александр Григорьевич скончался, но Михаил к этому времени уже переменил свое решение стать врачом и поступил на историко-филологический факультет Московского университета, предполагая впоследствии стать учителем истории и преподавать историю так, «чтобы прошлая жизнь человечества дала юношам понятия о людях и их поступках со стороны их приближения или удаления от учения Христова» .

К этому времени Михаил был уже старым знакомым Толстого и большим поклонником его «учения». Искренне любя Толстого и видя в его идеях и в его личности воплощение христианского идеа-ла, он совершенно не замечал глубоко антихристианской направ-ленности деятельности Толстого и того, что его желание стать учи-телем человечества является по существу антихристовым. От ис-креннего, боровшегося с ложью и лукавством в себе Новоселова, по молодости категоричного в своих нравственных суждениях и оценках, не укрылась, однако, разница между тем, что проповедо-вал «новый учитель», и тем, как он жил.

«Зачем пользуетесь Вы теми самыми деньгами, незаконность жизни на которые Вы открыто признаете? - писал он ему. - Зачем блеск и роскошь обстановки Вашей семьи окружает Вас и делает участником языческой трапезы? Зачем все эти [тоги?], которые так противны Христу?..»

В то время многие произведения Толстого, имевшие антигосу-дарственный или антихристианский характер, не были допущены цензурой к печати, и молодые почитатели Толстого печатали их на гектографе, а затем распространяли. Печатал их и Михаил Ново-селов. После произведенного полицией на его квартире обыска были найдены гектографические принадлежности, рукописная брошюра Толстого «Николай Палкин», несколько его писем и стихотворение из «Вестника Народной Воли». На основании этих материалов Новоселов был арестован. Узнав об аресте, Толстой явился к начальнику Московского жандармского управления, за-явив, что преследования направлены должны быть прежде всего против него, как автора, и власти после его визита решили замять эту историю. Новоселов был освобожден под гласный надзор по-лиции, с запрещением проживать в столицах.

Михаил Александрович решил сам применить учение Толсто-го на практике. На деньги, оставшиеся от отца, он купил землю в селе Дугино Тверской губернии, и здесь им была основана одна из первых толстовских общин, состоявшая из пяти интеллигентов. Однако, как и следовало ожидать, община людей, не приспособленных к труду на земле, предполагавших, что крестьянский труд - это бесконечный праздник, пораженных тщеславием от на-бегающих помыслов об оказываемой будто бы ими помощи лю-дям, а на самом деле не способных переносить наималейшие не-мощи друг друга, потерпела полный крах и рассыпалась .

Впоследствии Толстой со свойственным всем сектантам лицемерием пытался оправдаться в том, что, явившись соблазни-телем многих людей, вовлек их в безумное мероприятие; он напи-сал: «Собираться в отдельную общину признающих себя отлич-ными от мира людей я считаю не только невозможным (недоста-точно еще привыкли к самоотвержению люди, чтобы ужиться в таком тесном единении, как это и показал опыт), но считаю и не-хорошим: общиной христианина должен быть весь мир. Христиа-нин должен жить так, как будто все люди - какие бы они ни бы-ли - были такие же, как он, готовы не на обиду и своекорыстие, а на самопожертвование и любовь. И тогда только, хоть и не при его жизни, но когда-нибудь, осуществится братская жизнь на земле, а устройство малых общин избранных - церквей - не улучшает, а часто ухудшает жизнь людей, делает ее более жестокой и равно-душной к другим» .

Однако Новоселов не сразу расстался с толстовством и участ-вовал вместе с толстовцами в помощи голодающим Рязанской гу-бернии в 1891-1892 годах.

Одной из причин прекращения Новоселовым отношений с Толстым была ненависть последнего ко Христу. Михаил Алексан-дрович так рассказал об этом одному из знавших его. «Однажды - еще в 80-х годах... он сидел с Толстым и кем-то еще, и перебирали великих основателей религии - обычное толстовское поминанье: Будда, Конфуций, Лао-Си, Сократ и так далее, и так далее; кто-то сказал, что вот, мол, хорошо было бы увидеть их живых, и спросил у Толстого: кого бы он желал увидеть из них. Толстой назвал кого-то, но... не Христа». Новоселов «спросил тогда: “А Христа разве вы не желали бы увидеть, Лев Николаевич?” Лев Николаевич отвечал резко и твердо: “Ну уж нет. Признаюсь, не желал бы с ним встре-титься. Пренеприятный был господин”. Сказанное было так не-ожиданно и жутко, что все замолчали...»

Неприятие Христа Толстым, а также собственные размышле-ния о вере, укоры совести, не могшей во все время знакомства с Толстым успокоиться, подвигли Михаила Александровича к более глубоким раздумьям о Христе и о путях спасения души, о смысле человеческой жизни и, в конце концов, стезею правды привели его в Церковь . Найдя истинный путь и вечную жизнь во Христе, он увидел, что борьба за эту вечную жизнь требует подвига, но - в отличие от подвига сектанта, который не дает спокойствия совес-ти и мира душе, когда часто голос совести приходится насильст-венно заглушать, ибо она входит в противоречие с поступками и заповедями Божиими, - подвиг во Христе пробуждает совесть, Господь Сам спешит навстречу вопрошающей душе, чтобы отве-тить на ее нелукавые вопросы.

Михаил Александрович прекратил отношения с Толстым, на-писав ему только уже в 1901 году, когда священноначалие, чтобы уберечь церковных чад от соблазна, публично засвидетельствова-ло отпадение Толстого от Церкви. Желая, чтобы в этот решитель-ный момент лжеучитель выбрал путь правый, вместо смерти - жизнь, Новоселов писал в письме к нему: «С того времени, как мы разошлись с Вами, Лев Николаевич, то есть с тех пор, как я стал православным, а этому есть уже лет восемь-девять, я ни разу не разговаривал с Вами о том, что так важно для нас обоих. Иногда меня очень тянуло написать Вам, но краткое размышление приво-дило меня к сознанию, что делать этого не нужно, что из этого ни-какого толку не выйдет ни для Вас, ни для меня. Теперь я берусь за перо под впечатлением только что прочитанного мною Вашего от-вета на постановление Синода от 20-22 февраля. Ничего нового для себя я не встретил в Вашем ответе, тем не менее почувствова-лась потребность сказать Вам несколько слов по поводу этой све-жей Вашей исповеди...

Несколько раз перечитывал я этот краткий символ Вашей ве-ры и каждый раз неизменно испытывал одно и то же тоскливое, гнетущее чувство. Слова все хорошие: Бог , Дух, любовь, правда, молитва , а в душе пустота получается по прочтении их. Не чувст-вуется в них жизни, веяния Духа Божия... И Бог , и Дух, и любовь, и правда - все как-то мертво, холодно, рассудочно. Невольно вспоминается Ваш перевод первой главы Евангелия от Иоанна, где Вы глубокое, могучее: “В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово” заменили жалким: “Началом всего стало разумение жизни. И разумение жизни стало за Бога. И разумение-то жизни стало Бог”… Ведь, попросту сказать, Ваш Бог есть только Ваша идея, которую Вы облюбовали и облюбовываете, перевертывая ее со стороны на сторону в течение двух десятилетий. Вы никак не можете выйти из заколдованного круга собственного “я”...

Отметая Христа Искупителя, Вы неизбежно лишаете Вашу ду-шу Его благодатного воздействия, а потому не имеете того духов-ного опыта, который, когда Вы говорите о добродетелях, помог бы Вам отличить любовь Христову от естественной благонастроенности, благодатную кротость от самообладания (или природной ти-хости), смирение от снисходительности, мудрое во Христе терпе-ние от бесплодного самоистязания. Потому-то Вы и не понимаете великого значения веры в Христа распятого и воскресшего, необ-ходимости ее для истинного возрождения человека, ибо самое воз-рождение Вам неведомо...

Простите, если чем нечаянно обидел Вас, Лев Николаевич. Го-ворю “нечаянно”, потому что во все время писанья не замечал в себе ничего к Вам враждебного. Напротив, с первых страниц мое-го письма всплыли из далекого прошлого наши дружеские отно-шения, и образ их не покидает меня доселе. Мне грустно, что их нет теперь и не может быть, пока между нами стоит Он, Господь мой и Бог мой, молитву к Кому Вы считаете кощунством и Кому я молюсь ежедневно, а стараюсь молиться непрестанно. Молюсь и о Вас, и о близких Ваших с тех пор, как, разойдясь с Вами, я после долгих блужданий по путям сектантства вернулся в лоно Церкви Христовой.

Для всех нас “время близко”, а для Вас, говоря по человечес-кому рассуждению, и очень близко...»

По возвращении в Православную Церковь Михаил Александ-рович всей душой и всем разумением прильнул к святоотеческим письменным источникам и к живым носителям благодати Духа Святого; он сблизился с отцом Иоанном Кронштадтским и стар-цами Зосимовой пустыни, обладавшими, может, и не видимыми для мира, но видимыми для ищущих спасения дарами Святого Ду-ха, огромным и подлинным духовным опытом и рассуждением, отверзающими духовные очи слепцам. Друг и единомышленник Михаила Александровича философ Владимир Кожевников дал ему тогда такую характеристику: «Прямолинеен и непоколебим, весь на пути святоотеческом, и смолисто-ароматных цветов лю-безной пустыни и фимиама “дыма кадильного” ни на какие пыш-ные орхидеи, ни на какие пленительные благовония царства грез не променяет; а вне “царского”, святоотеческого пути для него все остальные сферы - царство грез, и их горизонты, глубина и преле-сти - только “прелесть” (в аскетическом смысле)!»

Издательская деятельность Новоселова продолжалась до при-хода к власти безбожников. Всего им было выпушено 39 книг. Кроме того, было выпущено около 20 книг, посвященных более специальным вопросам, а также листки «Религиозно-философ-ской библиотеки», которые выходили двумя сериями: первая со-стояла из писаний святых отцов, а вторая, рассчитанная на интеллигентного читателя, содержала размышления о вере и религиоз-ной жизни выдающихся русских писателей и ученых. За заслуги в деле духовного просвещения и христианской апологетики Михаил Александрович в 1912 году был избран почетным членом Москов-ской Духовной академии. В течение ряда лет он был также членом Училищного совета при Святейшем Синоде.

Революция 1905 года и произведенные в ходе ее разрушитель-ные демократические реформы сделали существование народа в стране небезопасным. Михаил Александрович 26 октября 1905 го-да писал своему единомышленнику, известному государственно-му и общественному деятелю Федору Дмитриевичу Самарину: «...теперь, кажется, всюду положение русского человека ухудшает-ся. “Свобода ” создала такой гнет, какой переживался разве в пери-од татарщины. А - главное - ложь так опутала всю Россию, что не видишь ни в чем просвета. Пресса ведет себя так, что заслуживает розог, чтобы не сказать - гильотины. Обман, наглость, безумие - все смешалось в удушающем хаосе. Россия скрылась куда-то: по крайней мере, я почти не вижу ее. Если бы не вера в то, что все это - суды Господни, - трудно было бы пережить сие великое испытание. Я чувствую, что твердой почвы нет нигде, всюду вулка-ны, - кроме Краеугольного Камня - Господа нашего Иисуса Хри-ста. На Него возвергаю все упование свое» .

В послереволюционное время положение в стране все более ухудшалось, так как организации и люди, враждебные России и Православной Церкви, получили легальную возможность для осу-ществления своей разрушительной деятельности. Православные русские люди, из тех, кто был наиболее чуток к происходящему, стали понимать, что и им следует быть более активными.

3 августа 1909 года Михаил Александрович писал Федору Дми-триевичу: «...Мне последнее время все кажется, что нужно “спе-шить делать добро”, как выражался доктор Гааз . То есть и всегда это знаешь, да не всегда чувствуешь. Кругом слишком сумрачно, и громы многие слышатся, и волны вздымаются, - а ковчег наш не-устроен и требует внимательной, упорной и энергичной работы. Не знаю, как Вы, а я, видя, что “пашни много”, в то же время чув-ствую, что “дня немного впереди”... Если бы Вы спросили, около чего вращается теперь моя мысль по преимуществу, если не ис-ключительно, я твердо бы ответил: около души и Церкви. В сущ-ности, эти вещи неразъединимы. Так, по крайней мере, у нас в православии. И это - душа и Церковь - есть то единое на потребу, к чему приложится все прочее, чему приложиться положено волей Божией. Окружающее нас - близкое и далекое - особенно и цен-но, и значительно, и поучительно со стороны своего отношения к этому сокровищу, ради которого стоит продать все прочее, чтобы получить его. И хотя нависают тучи и слышны раскаты грома, я все больше и больше, - если хотите - в меру усиления грозы, - чувствую всю несокрушимость того Ковчега, непоколебимость Коего обещана нам Истинным Свидетелем, но тем ответственнее чувствуешь себя за ковчег своей души и за ковчег своей Церкви, которые тогда только могут быть в безопасности, когда прикреп-лены надежно к Ковчегу вселенскому. Довольно тесное общение, в течение почти полутора лет, с протестантствующей молодежью и встреча с заграничными представителями англиканства и баптиз-ма еще больше внушили мне уверенность в несравненной истин-ности нашей Церкви, несущей в себе предание Духа Истины, и сознание исключительной важности всестороннего служения Церк-ви. Вот на этом предмете и следует нам всем сосредоточить главные силы» .

В это время Новоселовым и его единомышленниками было создано религиозно-философское общество под названием «Кру-жок ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви».

Михаил Александрович писал 11 августа 1907 года Федору Дмитриевичу: «Что касается “Задач и характера устраиваемых “Кружком” бесед”, то я с одним Вашим суждением не совсем со-гласен. Вы говорите: “ведь общение в молитве во всяком случае есть лишь общение в области чувства”, и в конце: “мы все друг дру-га будем учить и друг у друга учиться, чтобы все более сближаться духовно и достигнуть возможно полного внутреннего единения”.

Я думаю, что молитвенное общение не есть единение только в области чувства: оно есть единение в духе, то есть во всецелости нравственного существа. По моему мнению, все духовные силы наши приходят в действие в молитве, и общение, создаваемое на почве общей молитвы, простирается на область не только чувства, но и ума, и воли.

Единомыслие же захватывает не так глубоко и может ограни-чиваться только интеллектуальной сферой, не существенной (хотя и имеющей свою цену) в христианстве.

Поэтому, всецело присоединяясь к намеченной Вами задаче - совместно работать над выяснением христианского веросознания в целях “внутреннего единения”, я хотел бы подчеркнуть существен-ное значение молитвы (и благоговейного чтения Писания и творе-ний подвижнических) как средства, ведущего к этой цели...»

Михаил Александрович был активным участником Братства святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, где председателем совета Братства был Федор Дмитриевич Самарин. Братство занималось широкой благотворительной и просвети-тельской деятельностью. На собраниях Братства читались докла-ды на актуальные темы религиозной и духовной жизни, не раз с докладами выступал и Михаил Александрович.

В начале ХХ века нравственное и религиозное состояние об-щества все более ухудшалось. Одним из признаков этого было восприятие образованным обществом личности Григория Распутина. Встревоженный этим явлением, Михаил Александрович в 1912 го-ду выпустил брошюру, обличающую Распутина . Мужественное слово Михаила Александровича, однако, не было услышано, брошюра была запрещена цензурой, и это в то время, когда по всему лицу Русской земли расходилось печатное слово с хулениями Бо-га, Церкви и государственного управления.

После прихода к власти в 1917 году безбожников, когда нача-лись гонения на Русскую Православную Церковь , Михаил Алек-сандрович вошел во Временный Совет объединенных приходов города Москвы, который на первом же своем заседании призвал верующих встать на защиту храмов, оградить их от посягательств безбожников.

11 июля 1922 года ОГПУ произвело на квартире Новоселова обыск, предполагая заключить его в тюрьму по обвинению в антисоветской деятельности. Михаила Александровича тогда не было дома, розыск его не привел ни к каким результатам, и 26 фев-раля 1923 года дело было закрыто. Михаил Александрович, узнав об обыске, перешел на нелегальное положение, живя то в дерев-не, то у своих друзей в Москве и в Петрограде, готовясь к тому дню и часу, когда ему придется исповедать Христа перед лицом гонителей. В это время он приступил к писанию богословской ра-боты, которая условно была им названа «Письма к друзьям»; в каждом письме он старался ответить на те актуальные вопросы, которые ставила тогда действительность перед церковным об-ществом.

Среди расколов и смут одним из важнейших вопросов был во-прос о Церкви как земной организации и в то же время такой, ко-торую мы исповедуем в Символе веры, которая сама требует той же веры, что и во Христа Сына Божия. Может ли быть христианст-во вне Церкви. Отвечая на этот вопрос, Михаил Александрович писал: «...По собственному опыту и еще более по наблюдению над другими знаю, как трудно сразу принять и усвоить мысль о неразъединимости христианства и Церкви; но после многих пережива-ний и дум я давно убедился до последней наглядности, до невоз-можности мыслить иначе, в указанной неразрывности Христова благовестия и Церкви.

Теперь мне представляется странной, противоестественной, нелепой противоположная мысль, столь широко, однако, распро-страненная в современном “христианском” человечестве. Я не бу-ду останавливаться на этом вопросе, а рекомендую вам прочесть очень дельную брошюру архимандрита Илариона , так и озаглав-ленную “Христианства нет без Церкви”.

Для многих образованных людей того времени, не живших глубоко интересами духовными, было необъяснимо и странно столь быстрое разрушение, казалось бы, в благополучии находя-щегося и процветающего обширного государства. Для этого разру-шения не было ни экономических и никаких других внешних при-чин. Стараясь ответить своим корреспондентам и на этот вопрос, Михаил Александрович писал: «...Вспомните всю неустанную де-ятельность нашей злополучной интеллигенции и ее вождей, “пи-сателей всех рангов”, в течение десятилетий разбрасывающих всюду тлетворные семена безбожного гуманизма и человекобожия; вспомните зараженную протестантскими идеями нашу духовную школу, выпускавшую рационалистов-пастырей и скеп-тиков-учителей, от которых духовный яд неправославия распрост-ранялся в обществе и народе, идя как бы навстречу духовно-разлагающему влиянию интеллигенции; вспомните лицемерие свет-ской власти, облекавшейся в ризу церковности для поддержания (в интересах государства) веры народной; вспомните, наконец, угодничество, в ущерб, конечно, интересам церковным, духовных властей пред сильными мира сего, а главное - восстановите в сво-ем сознании почти всеобщее непонимание существенных сторон церковного мировоззрения - теургической и мистической, - и вы легко объясните себе, как естественное следствие всеобщего ду-ховного недуга, все то кощунственное, святотатственное и бого-хульное, что пышным цветом раскрылось у нас в последние годы. Россия давно начала внутренне отпадать от Церкви: что же удиви-тельного, если государство отвергло, “отделило” Церковь и, по естественному и Божескому закону, подвергло ее гонению?

Давнишнее и все углублявшееся многообразное отступление народа от пути Божия должно было вызвать кару Божию, может быть, для спасения от гибели того, что могло быть спасено чрез очистительный огонь испытания» .

Подкрепление своим мыслям Михаил Александрович находил в творениях святых подвижников-современников и, в частности, епископа Феофана Затворника , который писал в 1871 году: «В школьное воспитание у нас допущены нехристианские начала, которые портят юношество; в общество вошли нехристианские обычаи, которые развращают его по выходе из школы. И не диво, что если, по слову Божию, и всегда мало избранных, то в наше вре-мя оказывается их еще меньше: таков уж дух века противохристианский! Что дальше будет? Если не изменят у нас образа воспита-ния и обычаев общества, то будет все больше и больше слабеть ис-тинное , а наконец и совсем кончится; останется только имя христианское, а духа христианского не будет. Всех пре-исполнит дух мира» .

Из-за соблазнов, возникших от обновленческих расколов, для некоторых стало затмеваться и само видение Церкви, и Михаил Александрович посвятил несколько писем выяснению того, чем отличается Церковь -организация от Церкви-организма, которая, собственно, и есть Тело Христово с Ее Главою - Христом.

В своем последнем двадцатом письме Михаил Александрович писал: «...Святые дни дорогих нам воспоминаний совпадают ныне с особенно значительными событиями церковными. Не ошиблись те, кто год тому назад предсказывал, что 1927-й год будет чрезвы-чайно тяжек для Церкви Божией. Из множества ударов, нанесен-ных ей в этом году, достаточно указать два, чтобы признать пра-вильными эти предсказания: кощунственный разгром Сарова и жестокое опустошение Дивеева. Нужно ли разъяснять, что потеря-ли православные русские люди с уничтожением этих обителей? Кто хоть однажды побывал там и в прилегавшей к ним, также опу-стошенной, обители Понетаевской, тот сердцем чувствует, какого источника религиозного воодушевления, духовной бодрости, осо-бенно необходимых в наше тяжкое время, он лишился.

Насколько мне известно, лица, предрекавшие исключитель-ную бедственность для Церкви Христовой в 1927-м году, разумели бедствия именно подобные указанным. Но нас постигло в истек-шем году испытание значительно, можно сказать - несравненно тягчайшее: накренился и повис над бездной весь церковный ко-рабль. Небывалое искушение подкралось к чадам Церкви Божией . Новые сети раскинул князь мира сего - и уже уловил множе-ство душ человеческих...»

Понимая, что никакие человеческие рассуждения здесь невоз-можны и неубедительны и что то, что стало предметом печали и переживаний, не могло стать предметом пререканий, Новоселов в утешение и наставление в последнем, двадцатом письме изложил содержание прекрасной книги профессора Киевской Духовной академии Никифора Ивановича Щеголева «Судьбы Церкви Божией на земле», в которой были даны многие ответы на вечные, но всегда животрепещущие для церковного человека вопросы.

После опубликования в июле 1927 года декларации митропо-лита Сергия (Страгородского) среди церковных людей начались смущения и смятения; стало известно, что некоторые архиереи отошли от митрополита Сергия, в частности митрополит Петро-градский Иосиф (Петровых), епископ Гдовский Димитрий (Любимов), к ним присоединились митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) и архиепископ Угличский Серафим (Самойлович). С последним был хорошо знаком Михаил Алексан-дрович. Вскоре и он присоединился к этому церковному движе-нию и, как пользовавшийся безупречной нравственной репутаци-ей, стал одним из авторитетных его участников. В этот период он принял активное участие в обсуждении церковных вопросов среди духовенства и церковной интеллигенции.

Бывая в Москве, Михаил Александрович ходил молиться в Воздвиженский храм на Воздвиженке. 22 марта 1929 года непода-леку от храма он и был арестован, заключен сначала в тюрьму ОГПУ, а затем в Бутырскую. Во время допроса, который состоял-ся через два дня после ареста, ему была предъявлена отпечатанная на машинке книга «Письма к друзьям».

Отвечая на вопросы следователя, Михаил Александрович ска-зал: «Мои убеждения можно кратко охарактеризовать таким обра-зом: я считаю, что современное положение вещей является для верующих - испытанием, а для прошлой государственной систе-мы - карой и приговором истории. В прогресс человечества я не верю и считаю, что оно регрессирует нравственно, а потому дела-ется неспособным и к устойчивому общественному творчеству: люди без нравственности не могут быть строителями ни прочного политического целого, ни отдельных его отраслей, как-то - тор-говли, воспитания и так далее. Я - славянофил, но считаю, что развитие истории пошло по другому пути... Эти мои убеждения от-части выражены в моих “письмах к ближним”, которых я написал двадцать. Предъявленные мне две книги с письмами, отпечатан-ные на машинке, являются именно собранием моих “писем”» .

Во время продолжавшихся далее допросов следователь попро-сил Михаила Александровича уточнить свои мировоззренческие позиции, и тот сказал: «Мое воззрение на создавшиеся отношения между Церковью и советским государством таковы: Церковь в со-временных условиях в силу утесненного положения очищается и улучшается. Я считаю, что, не говоря, конечно, о всех без исклю-чения церковниках, они несут репрессии, по-моему, в порядке исповедничества, то есть они репрессируются не за политическую контрреволюционную деятельность, а как носители неугодной идеологии, противоположной коммунистической. Я считаю, что налицо не только физическое, но и моральное гонение, например нападки в печати и так далее. Собственно, правильнее будет упо-требить термин “утеснение”, поскольку на всю Церковь сразу ре-прессии не простираются. Эту точку зрения я поддерживал в моих “письмах”. Практический вывод, который я делал для Церкви, - было “пассивное мученичество”, но никак не активное сопротив-ление советской власти. “Мученичество” я понимаю не в таком буквальном смысле, как оно понималось раньше, когда лишение жизни за религиозные убеждения было рядовым явлением.

Я не был сторонником полного перехода Церкви на катакомбное положение. Что касается моей собственной деятельности, то, конечно, здесь налицо и нелегальное проживание, и нелегальное распространение моих документов. Но сказать то же о всем цер-ковном течении, к которому я принадлежал, - не могу. По край-ней мере, епископ Димитрий Ленинградский или московские свя-щенники служат открыто и не скрываются. Изложенной мной точки зрения я придерживался строго во всех случаях, даже тогда, когда спрашивали о моем отношении к какому-либо не мною со-ставленному документу. Если эти документы не совпадали с моей точкой зрения о “пассивном мученичестве”, то я прямо заявлял о моем с ними несогласии...»

17 мая 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ при-говорило Михаила Александровича к трем годам заключения «в местах, подведомственных ОГПУ» , то есть в закрытых тюрьмах со строгим режимом содержания. 23 мая он был доставлен в Суз-дальский политизолятор, а 25 июня - отправлен в Ярославский политизолятор ОГПУ. С этого времени для исповедника наступи-ли суровые будни пребывания в узах со всеми их ограничениями и в полной зависимости от произвола надзирателей и тюремной администрации. В этих условиях любой недуг мог оказаться смер-тельным.

11 июля 1929 года Михаил Александрович направил начальни-ку Ярославского политизолятора заявление. «Третьего дня (в пят-ницу), - писал он, - Вы застали меня в камере во время заканчи-вавшегося сердечного припадка и сильного прилива крови к голо-ве. Когда Вы спросили о моих нуждах и, в частности, чем я болен, я, естественно, сказал о той болезни, которая сильнее давала себя знать в данную минуту, и забыл о другой, о которой говорил Вам в позапрошлую пятницу, именно о продолжающемся целый месяц воспалении глаз. Вы тогда были так добры, что обнадежили меня относительно возможности показать глаза окулисту. Решаюсь бес-покоить Вас напоминанием об этом предмете, так как состояние глаз продолжает очень тревожить меня. Не говоря о том, что я ли-шен возможности читать, я испытываю боль в глазах, которые ежедневно воспаляются, сильнее преимущественно к вечеру, и ут-ром я не могу открыть их, предварительно не промыв их от гноя. Днем облегчаю приступы воспаления, прибегая к компрессам. Очень боюсь потерять зрение и потому решаюсь надоедать Вам повторением своей просьбы об окулисте» .

На это заявление последовала резолюция, что специального вызова врача не требуется, но при первой возможности больного все же покажут врачу.

В сентябре того же года исповедник направил начальнику тюрьмы заявление: «2 сентября мне возвращена богослужебная книга (Минея), взятая при моем приезде сюда. Очень благодарен за это. Вместе с тем я просил бы возвратить мне и другие вещи, отобранные одновременно с означенной книгой, как-то: письменные принадлежности - бумагу, маленькую без записей запис-ную книжку, ручку, карандаши, стальные перья, а главное - руко-писи (тетради), представляющие по своему содержанию то же, что и возвращенная мне книга, то есть исключительно выписки из бо-гослужебных книг (литургию, всенощную, повечерие, евангель-ские чтения и псалмы). Надеюсь, что раз возвращена мне книга, то не встретится препятствий к возвращению и совершенно одно-родных с ней рукописей, которыми я беспрепятственно пользо-вался в Суздале» .

Не имея близких родственников и ничего не получая от знако-мых, Михаил Александрович во многих случаях вынужден был просить выдать ему казенные вещи. 13 марта 1930 года он писал начальнику Ярославского изолятора: «Так как в валенках гулять становится невозможным вследствие сильного таяния снега, а штиблеты мои пропускают воду почти так же, как и валенки, то я прошу Вас снабдить меня на время казенными штиблетами, впредь до получения мною галош, о которых я написал в Красный Крест около двух недель тому назад» .

В 1930 году ОГПУ произвело по всей России аресты священ-нослужителей и мирян, несогласных с позицией митрополита Сергия и недовольных внутренней политикой советской власти по отношению к Церкви. Были арестованы тысячи людей и, в частно-сти, все те, кто считал себя принадлежащим к группе митрополита Иосифа (Петровых) и епископа Димитрия (Любимова). Были арестованы и сами эти архиереи.

7 августа 1930 года Михаила Александровича привлекли в каче-стве обвиняемого к новому делу и для проведения допросов этапи-ровали в тюрьму ОГПУ в Москве. Следствие длилось около года. Следователь на допросе спросил, каких убеждений придерживает-ся Михаил Александрович, на что тот ответил: «Я, как верующий человек, считаю, что и царь, и Церковь , и весь православный русский народ нарушили заветы христианства тем, что царь, напри-мер, неправильно управлял страной, Церковь заботилась о собст-венном материальном благополучии, забыв духовные интересы паствы, а народ, отпадая от веры, предавался пьянству, распутству и другим порокам. Революцию, советскую власть я считаю карой для исправления русского народа и водворения той правды, которая нарушалась прежней государственной жизнью...»

9 апреля 1931 года следователь снова спросил Михаила Алек-сандровича о его религиозных и политических убеждениях, на что тот ответил: «По поводу моих убеждений могу показать следую-щее: я, как славянофил, придерживался монархических воззре-ний, но эти мои воззрения оставались чисто теоретическими: ни в каких монархических организациях я не состоял. Как я уже раньше показывал, для меня в славянофильстве существенным моментом являлся религиозный.

Касаясь моего отношения к советской власти, должен преж-де всего сказать, что я являюсь ее недругом, опять-таки в силу моих религиозных убеждений. Поскольку советская власть явля-ется властью безбожной, и даже богоборческой, я считаю, что, как истинный христианин, не могу укреплять каким бы то ни бы-ло путем эту власть, в силу ее, повторяю, богоборческого характера...»

3 сентября 1931 года Коллегия ОГПУ приговорила Михаила Александровича к восьми годам заключения «в места, подведомст-венные ОГПУ» . В сентябре 1931 года Михаил Александрович был отправлен в Ярославский изолятор. Условия, в которые он был по-мещен, были настолько тяжелы, что он стал ходатайствовать, что- бы его перевели в одиночку, но ходатайство это было отклонено, и 25 сентября он написал новое заявление, прося, чтобы его помес-тили, хотя бы на время, в соседнюю камеру, тем более что сидев-ший в ней заключенный не был против. Это ходатайство было удовлетворено.

С середины тридцатых годов положение заключенных в тюрь-мах резко ухудшилось, и сама ярославская тюрьма стала называть-ся тюрьмой НКВД особого назначения, что повлекло и ужесточе-ние условий содержания в ней: теперь тюрьма становилась не спо-собом изоляции, а средством умерщвления заключенного в ней человека.

4 декабря 1935 года Михаил Александрович был вызван в тю-ремную амбулаторию к врачу. Врач, вскользь поглядев на него, за-дал несколько самых общих вопросов и, несмотря на то, что Ми-хаилу Александровичу шел семьдесят первый год и около шести лет он пробыл в тюрьме, предложил администрации тюрьмы: в со-ответствии с состоянием здоровья заключенного - ужесточить режим содержания, лишив заключенного белого хлеба.

23 марта 1937 года у Михаила Александровича заканчивался срок заключения, но его решили не отпускать на свободу до смер-ти, и уже 7 февраля без какого бы то ни было дополнительного рассмотрения дела Особое Совещание при НКВД приговорило его к трем годам тюремного заключения. 25 февраля об этом решении было сообщено Михаилу Александровичу. Для придачи этому приговору видимости законности НКВД направил ходатайство об утверждения приговора во ВЦИК, и 3 марта приговор был утвержден.

Для отбытия нового срока заключения Михаила Александро-вича из ярославской тюрьмы перевели в вологодскую, куда он прибыл 29 июня 1937 года. В это время условия заключения еще более ужесточились, заключенным были даны номера, и исповед-ник Михаил стал значиться под № 227.

18 августа «за нарушение правил прогулки» вся камера, в ко-торой находился Михаил Александрович, была лишена прогулки на два дня.

1 октября Михаил Александрович был выведен вместе с други-ми заключенными на прогулку в коридор. Он отправился в убор-ную, куда через минуту ворвался надзиратель. Михаил Александ-рович направился к двери. В это время дежурный скомандовал: «Скорей!» - «Иду как могу», - ответил тот. «Не как могу, а иди скорей!» - «Идите, а не иди. Вы не смеете говорить мне ты», - спо-койным тоном ответствовал Михаил Александрович и направился к группе заключенных, стоявших посреди коридора. 14 октября Михаил Александрович за «громкие разговоры, умышленное затя-гивание оправки и кашель» был лишен права пользования тю-ремной лавкой на пятнадцать дней.

23 октября за громкие разговоры в камере все заключенные в ней были лишены прогулки на три дня.

18 декабря 1937 года дежурный надзиратель отправил рапорт начальнику тюрьмы, в котором писал, что в этот день в десять ча-сов вечера «в камере 46 нарушила внутренний распорядок гром-ким разговором личность № 227». За это Михаил Александрович был лишен переписки на месяц - с 1 января по 1 февраля 1938 го-да. Но этому наказанию уже не суждено было исполниться.

Руководство страны в это время стремительно реализовывало свое решение об уничтожении всех политических и идейных про-тивников, причем не только тех, кто еще был на свободе, но и тех, кто уже находился в тюрьме. Для сбора компрометирующих сведе-ний в камеру, где находился Михаил Александрович, поместили осведомителя Базилевского, и тот вскоре переправил начальнику тюрьмы следующий рапорт: «Сообщаю о настроениях камеры № 46 следующее: …Вообще, настоящие, искренние, действительно правдивые настроения скрываются, они таятся во внутренней замкнутости каждого.

Острые политические вопросы, как правило, обходятся мол-чанием... Это важное обстоятельство необходимо учесть еще и по-тому, что мое присутствие в этой камере является, очевидно, ос-новной причиной такого положения.

Правда, постепенно начинают мириться с фактом моего при-сутствия: одни уже помирились, другие на пути к этому, а третьи еще раздумывают, не желая ничего говорить на политические те-мы, наверное, потому, что хорошего сказать из этой области ниче-го не могут, а плохое сказать боятся, тем не менее и о них есть факты, в свете которых выступают наружу их внутренние тайники.

Единство мнений и действий проявляется, совершенно бес-спорно, у следующих четырех собеседников, а именно:

Новоселов Михаил Александрович. Ярый монархист, безна-дежный мракобес, религиозный фанатик, русский.

Лексан - тюрок, полный злобы и недовольства на советскую власть, ее режим и ее руководителей, от мала до велика.

Мелик-Арутюнян - армянин, присоединяется к первым двум, во всем с ними согласен, ни в чем не возражает и в их действиях поддерживает.

Альфред - латыш из камеры № 45, исповедует систематически проповеди мракобеса Новоселова, которые передаются ему Лексаном. Получается интернациональный кружок или группа, в составе одного тюрка, латыша, армянина и одного русского. Ос-тальные двое - Ломоносенко и Лунин - не мешают заниматься вышеозначенным мракобесием и своим молчанием, по существу, потворствуют им.

Общим для всех является ярко выраженное возмущение и не-годование нынешним тюремным режимом, доведенным до такой бесчеловечности, жестокости и дикости, равной которой не было и нет нигде, - не только что в так называемых демократических странах, в странах буржуазной цивилизации, но в странах отста-лых и в фашистских нет ничего подобного. Такой свирепый лю-тый режим, характеризуемый животной хищностью и кровожад-ностью, рассчитан на погребение живых людей в могилу, рассчи-тан на гниение живых людей. Новоселов рассказывает, что когда в ярославской тюрьме начали вводить новый режим, то его товарищ по камере спрашивал начальника тюрьмы - разве новый режим не рассчитан на наше здесь умертвление и гниение? Лексан заявляет, что он просидел десять лет в ярославской тюрьме, но там режим был иной, не то чтобы хороший, но было возможным просидеть десять лет. В условиях такого режима, как сейчас, нельзя проси-деть и трех лет. Арутюнян заявляет, что в ярославской тюрьме про-тив нового режима был протест и объявлена голодовка в знак ор-ганизационной солидарности. “Разве болезни, которые нас начи-нают одолевать, не есть наше смертельное гниение? - ревматизм, туберкулез, цинга, язвы желудка, болят глаза, зубы и так далее”.

Новоселов говорит: “Вот мой товарищ умер у меня на руках в камере, у него кончился старый срок, но дали новый, он прожил несколько месяцев нового срока и нового режима. Было ясно - больной человек, но в больницу не взяли, и он умер у меня на ру-ках…” Лунин говорит: “Будет еще хуже”; когда в ярославской тюрьме был протест против нового тюремного режима, то во вре-мя прогулки многие кричали так: “Сталинская диктатура хуже фа-шистской”, “Да здравствует генеральный тюремщик Ежов”...

Когда я читал вслух газету “Гудок” за 1 января 1938 года, в которой сообщается о том, что Германия имеет много концлаге-рей и еще открывает новые, что много сидят осужденных в тюрь-мах, не считая следственных, получается в общем полтора чело-века на каждую тысячу, - то в это время Новоселов подходит к Арутюняну и говорит ему: “Чья бы корова мычала, а уж совет-ская молчала бы”» .

На основании подобного рода сведений тюремщиками была составлена характеристика: «Михаил Александрович Новоселов, 74 года, сидит уже 9 лет, имеет высшее “богословское образова-ние”, и на этом “образовании” построено все его мировоззрение и политическое убеждение, что выражается в его религиозном фана-тизме и в политическом мракобесии.

В своем проповедовании он всю эту философию наполняет конкретным содержанием из Библии , Нового и Ветхого Завета, из Евангельских пророчеств и предсказаний, стараясь преподносить это в форме задушевных (религиозно-философских) бесед, каждая из которых сопровождается одной из молитв или какого-либо религиозного, мистического содержания стихотворения. Поэти-ческая форма является особенно заманчивой, так, например, он специально подбирает поэтов-мистиков, интуитивистов: Полон-ского, Фета, Баратынского, Мошкова - и у них выбирает наибо-лее мистическое, религиозное, например “Вечерний звон”, “Вос-кресение Христово”, “Благовест”, “Молитва”, “Рождество”, “Храм”, “Слово Божие” и так далее.

Многое он знает на память, а большинство списывает, пользу-ясь тюремной библиотекой, например Полонского, Фета. Его вся тетрадка заполнена стихотворениями, и через его влияние они пе-реходят к Лексану и Альфреду.

В своих убеждениях он не раскаивается и не собирается раска-иваться, он уже примирился с мыслью о том, чтобы за свои убеж-дения умереть в тюрьме, тем более родных у него нет, а друзей он беспокоить не хочет» .

14 января 1938 года помощник начальника по оперчасти тюрь-мы составил для тройки НКВД справку, в которой писал, обвиняя Новоселова в контрреволюционной деятельности: «Читая газеты, сознательно извращает сообщаемые сведения и клевещет на внут-реннее положение СССР, распространяет заведомую ложь и кле-вету в контрреволюционных целях, подчиняя своему контррево-люционному влиянию сокамерников, разлагающе действует на таковых» .

17 января тройка НКВД приговорила Михаила Александрови-ча к расстрелу. Михаил Александрович Новоселов был расстрелян 20 января 1938 года в вологодской тюрьме и погребен в общей без-вестной могиле .

Тропарь, глас 4:

Тебе дарова Бог ведети тайны Царствия Небесного, /еже есть Церковь Сына Его, / да возможеши утвердити колеблемыя в вере, /и от Церкве Христовой отпадшия паки на путь спасения возвратити, /темже молим тя священномучениче Михаиле, / сподоби и нас, ко Христу твоими молитвами, /в Церкви Его даже до конца пребыти покаянием.

Кондак, глас 3:

Верный сын Церкве Христовы явился еси,/ новомучениче Михаиле славне,/ православие истинное верным возвещая/ и лесть церкве лукавнующих отгоняя,/ венец мученический от руки Человеколюбца приим/ на Небесех ныне горния славы наслаждаешися// моли спастися душам нашим.

А.В. Матисон. Духовенство Тверской епархии ХVII - начала ХХ веков: родословные росписи. Выпуск второй. СПб., 2003. С. 57-73.

Там же. Л. 4.

Там же. Л. 9-10.

Там же. Л. 6.

Там же. Л. 270.

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Михаи́л Алекса́ндрович Новосёлов (1 июля , село Бабье , Тверская губерния - 17 января , Вологда) - русский публицист, духовный писатель. Идеолог иосифлянского движения .

Биография

«Толстовец»

После 1927 года стал видным деятелем «иосифлянского» движения , сторонником создания катакомбной церкви, вместе с протоиереем Фёдором Андреевым составил обращение к Заместителю Патриаршего местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) с предложением изменить церковно-политический курс. Не добившись желаемого, стал непримиримым критиком митрополита Сергия и всех, кто находился в его подчинении:

Эти люди занесли ногу через порог «блудилища», устроенного м. Сергием и его Синодом, но не имеют сил выйти из него, опутав себя канонами, которые являются для них не оградой церковной правды, а кандалами последней. «М. Сергий затягивает петлю на Русской Церкви, но мы бессильны противиться, так как он каноничен». - Чудовищные слова.

Тюремное заключение

В 1990-е годы появилась версия, что в 1920 году Михаил Новосёлов был пострижен в монашество с именем Марк, а в 1923 году тайно хиротонисан во епископа Сергиевского архиепископом Феодором (Поздеевским) , епископами Арсением (Жадановским) и Серафимом (Звездинским) . Однако она документально не подтверждена и официально не принята церковью, Архиерейский собор которой канонизировал Михаила Новосёлова как мирянина. То же относится и к участию Новосёлова в так называемом «кочующем соборе », объективные доказательства проведения которого отсутствуют. Источник этих данных - сочинения деятеля неканонического православия Амвросия (Сиверса) .

Михаил Новосёлов был причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.