Наша связь, наша разведка никуда не годились, при­чем на уровне офицерского состава. Командование не имело возможности ориентироваться во фронтовой обстановке, с тем чтобы своевременно принять нужные меры и снизить потери до допустимых границ. Мы, про­стые солдаты, разумеется, не знали, да и не могли знать истинного положения дел на фронтах, поскольку служи­ли просто-напросто пушечным мясом для фюрера и фа­терланда.

Невозможность выспаться, соблюсти элементар­ные нормы гигиены, завшивленность, отвратительная кормежка, постоянные атаки или обстрелы противника. Нет, о судьбе каждого солдата в отдельности говорить не приходилось.

Общим правилом стало: «Спасайся, как можешь!» Число убитых и раненых постоянно росло. При отсту­плении специальные части сжигали собранный урожай, да и целые деревни. Страшно было смотреть на то, что мы после себя оставляли, неукоснительно следуя гит­леровской тактике «выжженной земли».

28 сентября мы вышли к Днепру. Слава Богу, мост че­рез широченную реку был в целости и сохранности. Но­чью мы наконец добрались до столицы Украины Киева, он был еще в наших руках. Нас поместили в казарму, где мы получили довольствие, консервы, сигареты и шнапс. Наконец желанная пауза.

На следующее утро нас собрали на окраине города. Из 250 человек нашей батареи в живых осталось только 120, что означало расформирование 332-го полка.

Октябрь 1943 года

Между Киевом и Житомиром вблизи рокадного шос­се мы, все 120 человек, стали на постой. По слухам, этот район контролировали партизаны. Но гражданское на­селение было настроено к нам, солдатам, вполне дру­желюбно.

3 октября был праздник урожая, нам даже позволи­ли потанцевать с девушками, они играли на балалай­ках. Русские угощали нас водкой, печеньем и пирогами с маком. Но, самое главное, мы, смогли хоть как-то от­влечься от давящего груза повседневности и хотя бы выспаться.

Но неделю спустя снова началось. Нас бросили в бой куда-то километров на 20 севернее Припятских болот. Якобы там в лесах засели партизаны, которые наносили удары в тыл наступавшим частям вермахта и устраива­ли акции саботажа с целью создания помех войсковому снабжению. Мы заняли две деревни и выстроили вдоль лесов полосу обороны. Кроме того, в нашу задачу вхо­дило приглядывать за местным населением.

Мы с моим товарищем по фамилии Кляйн неде­лю спустя снова вернулись туда, где стояли на постое. Вахмистр Шмидт заявил: «Оба можете собираться в от­пуск домой». Слов нет, как мы обрадовались. Это было 22 октября 1943 года. На следующий день от Шписа (на­шего командира роты) мы получили на руки отпускные свидетельства. Какой-то русский из местных отвез нас на телеге, запряженной двумя лошадками, к рокадно­му шоссе, находившемуся за 20 километров от нашей деревни. Мы дали ему сигарет, а потом он уехал обрат­но. На шоссе мы сели в грузовик и на нем добрались до Житомира, а оттуда уже поездом доехали до Ковеля, то есть почти до польской границы. Там явились на фрон­товой распределительный пункт. Прошли санитарную обработку – в первую очередь надо было изгнать вшей. А потом с нетерпением стали дожидаться отъезда на родину. У меня было ощущение, что я чудом выбрался из ада и теперь направлялся прямиком в рай.

Отпуск

27 октября я добрался домой в родной Гросраминг, отпуск мой был по 19 ноября 1943 года. От вокзала и до Родельсбаха пришлось топать пешком несколько кило­метров. По дороге мне попалась колонна заключенных из концлагеря, возвращавшихся с работ. Вид у них было очень понурый. Замедлив шаг, я сунул им несколько си­гарет. Конвоир, наблюдавший эту картину, тут же наки­нулся на меня: «Могу устроить, что и ты сейчас с ними зашагаешь!» Взбешенный его фразой я бросил в от­вет: «А ты вместо меня зашагаешь в Россию недельки на две!» В тот момент я просто не понимал, что играю с огнем, – конфликт с эсэсовцем мог обернуться се­рьезными неприятностями. Но все на том и кончилось. Мои домашние были счастливы, что я живой и здоровый вернулся на побывку. Мой старший брат Берт служил в 100-й егерской дивизии где-то в районе Сталинграда. Последнее письмо от него было датировано 1-м января 1943 года. После всего виденного на фронте я сильно сомневался, что и ему может повезти так, как мне. Но именно на это мы и надеялись. Разумеется, мои роди­тели и сестры очень хотели знать, как мне служится. Но я предпочитал не вдаваться в детали – как говорится, меньше знают, крепче спят. Они и так за меня достаточ­но тревожатся. К тому же то, что мне выпало пережить, простым человеческим языком просто не описать. Так что я старался свести все к пустякам.

В нашем довольно скромном домике (мы занимали небольшой, сложенный из камня дом, принадлежавший лесничеству) я чувствовал себя как в раю – ни штурмо­виков на бреющем, ни грохота стрельбы, ни бегства от преследующего врага. Птички щебечут, журчит ручей.

Я снова дома в нашей безмятежной долине Родельсбах. Как было бы здорово, если бы время сейчас замерло.

Работы было хоть отбавляй – заготовка дров на зиму, например, да и многое другое. Тут я оказался как нель­зя кстати. Встретиться с моими товарищами не при­шлось – все они были на войне, им тоже приходилось думать о том, как выжить. Многие из нашего Гросрамин­га погибли, и это было заметно по скорбным лицам на улицах.

Дни проходили, медленно приближался конец моей побывки. Я был бессилен что-либо изменить, покончить с этим безумием.

Возвращение на фронт

19 ноября я с тяжелым сердцем прощался со своими домашними. А потом сел в поезд и поехал возвращать­ся на Восточный фронт. 21 числа я должен был прибыть назад в часть. Не позднее 24 часов необходимо было прибыть в Ковель на фронтовой распределительный пункт.

Дневным поездом я выехал из Гросраминга через Вену, с Северного вокзала, на Лодзь. Там мне предстоя­ло пересесть на поезд из Лейпцига с возвращавшимися отпускниками. А уже на нем через Варшаву прибыть в Ковель. В Варшаве к нам в вагон сели 30 вооруженных сопровождающих пехотинцев. «На этом перегоне наши поезда часто атакуют партизаны». И вот среди ночи уже на пути в Люблин послышались взрывы, потом ва­гон тряхнуло так, что люди свалились со скамеек. По­езд, еще раз дернувшись, остановился. Начался жуткий переполох. Мы, схватив оружие, выскочили из вагона посмотреть, что случилось. А случилось вот что – по­езд наехал на подложенную на путях мину. Несколько вагонов сошло с рельсов, и даже колеса сорвало. И тут по нам открыли огонь, со звоном посыпались осколки оконных стекол, засвистели пули. Тут же бросившись под вагоны, мы залегли между рельсами. В темноте было трудно определить, откуда стреляли. После того, как волнение улеглось, меня и еще нескольких бойцов отрядили в разведку – надо было пройти вперед и вы­яснить обстановку. Страшновато было – мы ждали за­сады. И вот мы двинулись вдоль полотна с оружием наготове. Но все было тихо. Час спустя мы вернулись и узнали, что несколько наших товарищей погибли, а кое-­кого и ранило. Линия была двухпутной, и нам пришлось дожидаться следующего дня, когда подогнали новый состав. Дальше добрались без происшествий.

По прибытии в Ковель мне было сказано, что остат­ки моего 332-го полка сражаются под Черкассами на Днепре в 150 километрах южнее Киева. Меня и еще не­скольких моих товарищей приписали к 86-му артполку, входившему в состав 112-й пехотной дивизии.

На фронтовом распределительном пункте я повстре­чал своего однополчанина Иоганна Реша, он тоже, ока­зывается, был в отпуске, а я-то думал, что он пропал без вести. Мы вместе отправились на фронт. Ехать при­шлось через Ровно, Бердичев и Извеково до Черкасс.

Сегодня Иоганн Реш живет в Рандэгге, неподале­ку от Вайдхофена, на реке Ибс, это в Нижней Австрии. Мы до сих пор не теряем друг друга из виду и регулярно встречаемся, раз в два года обязательно бываем друг у друга в гостях. На станции Извеково я встретил Германа Каппелера.

Он был единственный из нас, жителей Гросраминга, с которым мне довелось встретиться в России. Време­ни было мало, мы успели лишь обменяться парой слов. Увы, но и Герман Каппелер не вернулся с войны.

Декабрь 1943 года

8 декабря я был в Черкассах и Корсуне, мы снова участвовали в боях. Мне выделили пару лошадей, на ко­торых я перевозил орудие, потом радиостанцию в 86-м полку.

Фронт в излучине Днепра изгибался подковой, и мы находились на обширной равнине, окруженной холма­ми. Шла позиционная война. Приходилось часто менять позиции – русские на отдельных участках прорывали нашу оборону и вовсю палили по неподвижным целям. До сих пор нам удавалось отбрасывать их. В селах почти не осталось людей. Местное население давно покинуло их. Мы получили приказ открывать огонь по всем, кого можно заподозрить в связях с партизанами. Фронт, как наш, так и русский, вроде бы устоялся. Тем не менее по­тери не прекращались.

С тех самых пор, как я оказался на Восточном фронте в России, мы по воле случая не разлучались с Кляйном, Штегером и Гутмайром. И они, к счастью, пока остава­лись в живых. Иоганна Реша перевели в батарею тяже­лых орудий. Если выдавалась возможность, мы обяза­тельно встречались.

Всего в излучине Днепра у Черкасс и Корсуня в коль­цо окружения угодила наша группировка численностью 56 000 солдат. Под командование 112-й пехотной дивизии (генерал Либ, генерал Тровитц) были переведены остатки моей силезской ЗЗ2-й дивизии:

— ЗЗ1-й баварский мотопехотный полк;

— 417 -й силезский полк;

— 255-й саксонский полк;

— 168-й саперный батальон;

— 167-й танковый полк;

— 108-я, 72-я; 57-я, З2З-я пехотные дивизии; – остатки 389-й пехотной дивизии;

— З89-я дивизия прикрытия;

— 14-я танковая дивизия;

— 5-я танковая дивизия-СС.

Рождество мы отпраздновали в землянке при минус 18 градусах. На фронте было затишье. Мы сумели раз­добыть елку и парочку свечей. Прикупили в нашем во­енторге шнапса, шоколада и сигарет.

К Новому году нашей рождественской идиллии при­шел конец. Советы развернули наступление по всему фронту. Мы беспрерывно вели тяжелые оборонитель­ные бои с советскими танками, артиллерией и подраз­делениями «катюш». Ситуация с каждым днем станови­лась все более угрожающей.

Январь 1944 года

К началу года почти на всех участках фронта немецкие части отступали.А нам приходилось под натиском Красной Армии от­ходить, причем как можно дальше в тыл. И вот однажды буквально за одну ночь погода резко сменилась. Наступила небывалая оттепель – на термо­метре было плюс 15 градусов. Снег стал таять, превра­тив землю в непролазное болото.

Потом, как-то во второй половине дня, когда в оче­редной раз пришлось сменить позиции – русские на­сели, как полагается, – мы пытались оттащить пушки в тыл. Миновав какое-то обезлюдевшее село, мы вме­сте с орудием и лошадьми угодили в самую настоящую бездонную трясину. Лошади по круп увязли в грязи. Несколько часов кряду мы пытались спасти орудие, но тщетно. В любую минуту могли появиться русские танки. Несмотря на все наши усилия, пушка погружалась все глубже и глубже в жидкую грязь. Нам это оправданием служить вряд ли могло – мы обязаны были доставить к месту назначения доверенное нам военное имущество. Близился вечер. На востоке вспыхивали русские сиг­нальные ракеты. Снова послышались крики и стрельба. Русские были в двух шагах от этой деревеньки. Так что нам ничего не оставалось, как распрячь лошадей. Хотя бы конную тягу уберегли. Почти всю ночь мы провели на ногах. У коровника мы увидели наших, батарея заночевала в этом брошенном коровнике. Часа, наверное, в четыре утра мы доложили о прибытии и описали, что с нами стряслось. Дежурный офицер зао­рал: «Немедленно доставить орудие!» Гутмайр и Штегер попытались было возразить, мол, нет никакой возмож­ности вытащить увязшую пушку. Да и русские рядом. Лошади не кормлены, не поены, какой с них прок. «На войне невозможных вещей нет!» – отрезал этот него­дяй и приказал нам немедленно отправляться назад и доставить орудие. Мы понимали: приказ – есть приказ, не выполнишь – к стенке, и дело с концом. Вот мы, при­хватив лошадей, и зашагали назад, полностью сознавая, что есть все шансы угодить к русским. Перед тем как от­правиться в путь, мы, правда, дали лошадям немного овса и напоили их. У нас же с Гутмайром и Штегером уже сутки маковой росинки во рту не было. Но даже не это нас волновало, а то, как мы будем выкручиваться.

Шум боя стал отчетливее. Через не­сколько километров нам повстречался отряд пехотин­цев с офицером. Офицер поинтересовался у нас, куда мы путь держим. Я доложил: «Нам приказано доставить орудие, которое осталось там-то и там-то». Офицер вы­пучил глаза: «Вы что, совсем сдурели? В той деревне уже давно русские, так что поворачивайте назад, это приказ!» Вот так мы и выпутались.

Я чувствовал, что еще немного, и свалюсь. Но глав­ное – я был пока жив. По два, а то и три дня без еды, неделями не мывшись, во вшах с ног до головы, форма колом стоит от налипшей грязи. И отступаем, отступа­ем, отступаем…

Черкасский котел постепенно сужался. В 50 киломе­трах западнее Корсуня всей дивизией мы попытались выстроить линию обороны. Одна ночь прошла спокой­но, так что можно было поспать.

А утром, выйдя из лачуги, где спали, тут же поняли, что оттепели конец, а раскисшая грязь превратилась в камень. И вот на этой окаменевшей грязи мы заметили белый листок бумаги. Подняли. Оказалось, сброшенная с самолета русскими листовка:

Прочти и передай другому: Ко всем солдатам и офицерам немецких дивизий под Черкассами! Вы окружены!

Части Красной Армии заключили ваши дивизии в же­лезное кольцо окружения. Все ваши попытки вырваться из него обречены на провал.

Произошло то, о чем мы давно предупреждали. Ваше командование бросало вас в бессмысленные контратаки в надежде оттянуть неминуемую катастрофу, в которую вверг Гитлер весь вермахт. Тысячи немецких солдат уже погибли ради того, чтобы дать нацистскому руководству на короткое время отсрочить час распла­ты. Каждый здравомыслящий человек понимает, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Вы – жертвы неспособности ваших генералов и своего слепого по­виновения вашему фюреру.

Гитлеровское командование заманило всех вас в западню, из которой вам не выбраться. Единственное спасение – добровольная сдача в русский плен. Иного выхода нет.

Вы будете безжалостно истреблены, раздавлены гу­сеницами наших танков, в клочья расстреляны нашими пулеметами, если вы захотите продолжить бессмыс­ленную борьбу.

Командование Красной Армии требует от вас: сло­жить оружие и вместе с офицерами группами сдаваться в плен!

Красная Армия гарантирует всем добровольно сдав­шимся жизнь, нормальное обращение, достаточное пропитание и возвращение на родину после окончания войны. Но каждый, кто продолжит сражаться, будет уни­чтожен.

Командование Красной Армии

Офицер завопил: «Это – советская пропаганда! Не верьте тому, что здесь написано!» Мы даже не отдавали себе отчет, что уже в кольце.

Предлагаемый читателям материал представляет собой выдержки из дневников, писем и воспоминаний немецких солдат, офицеров и генералов, впервые столкнувшихся с русским народом в годы Отечественной войны 1941–1945 годов. По существу, перед нами свидетельства массовых встреч народа с народом, России с Западом, которые не теряют своей актуальности и в наши дни.

Немцы о русском характере

Из этой борьбы против русской земли и против русской природы едва ли немцы выйдут победителями. Сколько детей, сколько женщин, и все рожают, и все приносят плоды, несмотря на войну и грабежи, несмотря на разрушение и смерть! Здесь мы боремся не против людей, а против природы. При этом я снова вынужден признаваться сам себе, что эта страна с каждым днём становится мне всё милее.

Лейтенант К. Ф. Бранд

Они думают иначе, чем мы. И не трудись - русского ты всё равно никогда не поймёшь!

Офицер Малапар

Я знаю, как рискованно описывать нашумевшего «русского человека», это неясное видение философствующих и политиканствующих литераторов, которое очень пригодно для того, чтобы его, как платяную вешалку, обвешивать всеми сомнениями, которые возникают у человека с Запада, чем дальше он продвигается на Восток. Всё же этот «русский человек» не только литературная выдумка, хотя и здесь, как и всюду, люди различны и к общему знаменателю неприводимы. Лишь с этой оговоркой будем мы говорить о русском человеке.

Пастор Г. Голлвицер

Они так многосторонни, что почти каждый из них описывает полный круг человеческих качеств. Среди них можно найти всяких, от жестокого грубияна до Святого Франциска Ассизского. Вот почему их нельзя описать несколькими словами. Чтобы описать русских, надо использовать все существующие эпитеты. Я могу о них сказать, что они мне нравятся, они мне не нравятся, я перед ними преклоняюсь, я их ненавижу, они меня трогают, они меня пугают, я ими восхищаюсь, они во мне вызывают отвращение!

Менее вдумчивого человека такой характер выводит из себя и заставляет воскликнуть: Незаконченный, хаотический, непонятный народ!

Майор К. Кюнер

Немцы о России

Россия лежит между Востоком и Западом - это старая мысль, но я не могу сказать ничего нового об этой стране. Полумрак Востока и ясность Запада создали этот двойственный свет, эту хрустальную ясность разума и загадочную глубину души. Они находятся между духом Европы, сильным по форме и слабым в углублённом созерцании, и духом Азии, который лишён формы и ясных очертаний. Я думаю, их души влечёт больше Азия, но судьба и история - и даже эта война - приближает их к Европе. И так как здесь, в России, всюду много не поддающихся учёту сил, даже в политике и хозяйстве, то не может быть единого мнения ни о её людях, ни о их жизни… Русские всё измеряют расстоянием. Они всегда должны с ним считаться. Здесь часто родственники живут далеко друг от друга, солдаты с Украины служат в Москве, студенты из Одессы учатся в Киеве. Здесь можно ехать часами, никуда не приехав. Они живут в пространстве, как звёзды в ночном небе, как моряки на море; и так, как необъятен простор, так же безграничен и человек, - всё у него в руках, и ничего у него нет. Широта и простор природы определяют судьбу этой страны и этих людей. На больших просторах медленнее протекает история.

Майор К.Кюнер

Это мнение находит подтверждение и в других источниках. Немецкий штабной солдат, сравнивая Германию и Россию, обращает внимание на несоизмеримость этих двух величин. Немецкое наступление на Россию представилось ему соприкосновением ограниченного с безграничным.

Сталин является властелином азиатской безграничности - это враг, с которым силам, наступающим из ограниченных, расчленённых пространств, не справиться…

Солдат К. Маттис

Мы вступили в бой с врагом, которого мы, находясь в плену европейских жизненных понятий, вообще не понимали. В этом рок нашей стратегии, она, строго говоря, совершенно случайна, как приключение на Марсе.

Солдат К. Маттис

Немцы о милосердии русских

Необъяснимость русского характера и поведения нередко ставила в тупик немцев. Русские оказывают гостеприимство не только в своих домах, они выходят навстречу с молоком и хлебом. В декабре 1941 года при отступлении из Борисова в одной оставленной войсками деревне старушка вынесла хлеб и кувшин молока. «Война, война», - повторяла она в слезах. Русские с одинаковым добродушием относились и к побеждающим, и к побеждённым немцам. Русские крестьяне миролюбивы и добродушны… Когда мы во время переходов испытываем жажду, мы заходим в их избы, и они дают нам молоко, будто паломникам. Для них каждый человек нуждающийся. Как часто я видел русских крестьянок, голосивших над ранеными немецкими солдатами, как будто это были их собственные сыновья…

Майор К. Кюнер

Странным кажется отсутствие вражды у русской женщины к солдатам той армии, с которой борются её сыновья: Старая Александра из крепких ниток… вяжет мне носки. Кроме того, добродушная старуха варит картофель для меня. Сегодня в крышке моего котелка я нашел даже кусок солёного мяса. Вероятно, у неё есть где-то спрятанные запасы. Иначе не понять, как эти люди здесь живут. В сарае у Александры стоит коза. Коров у многих нет. И при всем том эти бедные люди делятся своим последним добром с нами. Делают ли они это из страха или действительно у этого народа врождённое чувство самопожертвования? Или же они это делают по добродушию или даже из любви? Александра, ей 77 лет, как она мне сказала, безграмотна. Она не умеет ни читать, ни писать. После смерти мужа она живёт одна. Трое детей умерли, остальные трое уехали в Москву. Ясно, что оба ее сына в армии. Она знает, что мы против них сражаемся, и всё-таки она для меня вяжет носки. Чувство вражды ей, вероятно, незнакомо.

Санитар Михельс

В первые месяцы войны деревенские женщины… спешили с едой для военнопленных. «О, бедные!» - приговаривали они. Они также приносили пищу для немецких конвоиров, сидящих в центре небольших скверов на скамейках вокруг белых статуй Ленина и Сталина, сброшенных в грязь…

Офицер Малапарт

Ненависть в течение продолжительного времени… не в русском характере. Это особенно ясно на примере того, как быстро исчез психоз ненависти у простых советских людей по отношению к немцам во время Второй мировой войны. При этом сыграло роль… сочувствие, материнское чувство русской сельской женщины, а также молодых девушек по отношению к пленным. Западноевропейская женщина, встретившаяся с Красной Армией в Венгрии, удивляется: «Разве это не странно - большинство из них не испытывают никакой ненависти даже к немцам: откуда у них берётся эта непоколебимая вера в человеческое добро, это неисчерпаемое терпение, эта самоотверженность и кроткая покорность…

Немцы о русской жертвенности

Жертвенность не раз отмечена немцами в русских людях. От народа, официально не признающего духовных ценностей, как будто нельзя ждать ни благородства, ни русский характер, ни жертвенности. Однако немецкий офицер поражён при допросе пленной партизанки:

Неужели можно требовать от человека, воспитанного в материализме, так много жертвенности ради идеалов!

Майор К. Кюнер

Вероятно, это восклицание можно отнести ко всему русскому народу, по-видимому сохранившему в себе эти черты, несмотря на ломку внутренних православных устоев жизни, и, по-видимому, жертвенность, отзывчивость и подобные им качества характерны для русских в высокой степени. Они отчасти подчеркиваются отношением самих русских к западным народам.

Как только русские входят в контакт с западными людьми, они их коротко определяют словами «сухой народ» или «бессердечный народ». Весь эгоизм и материализм Запада заключен в определении «сухой народ»

Выносливость, душевная сила и в то же время покорность также обращают на себя внимание иностранцев.

Русский народ, особенно больших просторов, степей, полей и сёл, является одним из наиболее здоровых, радостных и умудрённых на земле. Он способен сопротивляться власти страха с согнутой спиной. В нём столько веры и древности, что из него, вероятно, может изойти самый справедливый порядок в мире»

Солдат Матисс

Пример двойственности русской души, в которой сочетаются и жалость, и жестокость одновременно:

Когда уже в лагере пленным дали супу и хлеба, один русский отдал кусок от своей порции. Так же поступили и многие другие, так что перед нами оказалось столько хлеба, что мы не могли его съесть… Мы только качали головами. Кто их может понять, этих русских? Одних они расстреливают и могут даже над этим презрительно смеяться, другим они дают вволю супу и делятся с ними даже своей собственной дневной порцией хлеба.

Немка М. Гертнер

Присматриваясь ближе к русским, немец вновь отметит их резкие крайности, невозможность их полностью постигнуть:

Русская душа! Она переходит от нежнейших, мягких звуков до дикого фортиссимо, трудно только эту музыку и особенно моменты её перехода предугадать… Слова одного старого консула остаются символичными: «Я недостаточно знаю русских - я живу среди них всего тридцать лет.

Генерал Швеппенбург

Немцы о недостатках русских

От самих же немцев мы слышим объяснение тому, что нередко русских упрекают в склонности к воровству.

Кто пережил послевоенные годы в Германии, тот, как и мы в лагерях, убедился, что нужда разрушает сильное чувство собственности даже у людей, которым воровство было чуждо с детства. Улучшение жизненных условий быстро исправило бы этот недостаток у большинства, и то же случилось бы и в России, как это было до большевиков. Не шаткие понятия и не появившееся под влиянием социализма недостаточное уважение к чужой собственности заставляют людей воровать, а нужда.

Военнопленный Голлвицер

Чаще всего беспомощно спрашиваешь себя: почему здесь не говорят правды? …Это можно было бы объяснить тем, что русским крайне трудно сказать «нет». Их «нет», правда, прославилось во всем мире, однако это, кажется, больше советская, чем русская особенность. Русский всеми силами избегает необходимости отказа в какой-либо просьбе. Во всяком случае, когда у него зашевелится сочувствие, а это у него бывает нередко. Разочаровать нуждающегося человека кажется ему несправедливым, во избежание этого он готов на любую ложь. А там, где отсутствует сочувствие, ложь является, по крайней мере, удобным средством избавить себя от надоедливых просьб.

В Восточной Европе матушка-водка веками исполняет большую службу. Она обогревает людей, когда им холодно, сушит их слёзы, когда им грустно, обманывает желудки, когда они голодны, и даёт ту каплю счастья, которая каждому в жизни необходима и которую трудно получить в полуцивилизованных странах. В Восточной Европе водка - это театр, кино, концерт и цирк, она заменяет книги для безграмотных, делает героев из малодушных трусов и является тем утешением, которое заставляет забыть все заботы. Где в мире найти другую такую йоту счастья, причем такую дешёвую?

Народ… ах да, прославленный русский народ!.. Я несколько лет производил выдачу заработной платы в одном рабочем лагере и соприкасался с русскими всех слоев. Есть среди них прекрасные люди, но здесь почти невозможно остаться безупречно честным человеком. Я постоянно поражался, что под таким давлением этот народ сохранил столько человечности во всех отношениях и столько естественности. У женщин это заметно ещё больше, чем у мужчин, у старых, конечно, больше, чем у молодых, у крестьян больше, чем у рабочих, но нет слоя, в котором бы это совсем отсутствовало. Это чудесный народ, и он заслуживает, чтобы его любили.

Военнопленный Голлвицер

По пути из русского плена домой в памяти немецкого солдата-священника всплывают впечатления последних лет в русском плену.

Военный священник Франц

Немцы о русских женщинах

О высокой нравственности и морали русской женщины можно написать отдельную главу. Иностранные авторы оставили ей ценный памятник в своих воспоминаниях о России. На немецкого доктора Ейриха произвели глубокое впечатление неожиданные результаты осмотра: 99 процентов девушек в возрасте от 18 до 35 лет оказались девственницами… Он думает, что в Орле было бы невозможно найти девушек для публичного дома.

Голоса женщин, в особенности девушек, собственно немелодичны, однако приятны. В них скрыта какая-то сила и радость. Кажется, что слышишь звенящей какую-то глубокую струну жизни. Кажется, что конструктивные схематические изменения в мире проходят мимо этих сил природы, их не касаясь…

Писатель Юнгер

Между прочим, мне рассказывал штабной врач фон Гревениц, что во время медицинского осмотра преобладающее большинство девушек оказались девственницами. Это видно также по физиономиям, но трудно сказать, можно ли прочесть по лбу или по глазам - это блеск чистоты, которой окружено лицо. Его свет не имеет в себе мерцания деятельной добродетели, а скорее напоминает отражение лунного света. Однако как раз поэтому чувствуешь большую силу этого света…

Писатель Юнгер

О женственных русских женщинах (если я могу так выразиться) у меня создалось впечатление, что они своей особой внутренней силой держат под моральным контролем тех русских, которых можно считать варварами.

Военный священник Франц

Слова другого немецкого солдата звучат заключением к теме о нравственности и достоинстве русской женщины:

Что рассказала нам пропаганда о русской женщине? И какой мы её нашли? Я думаю, что вряд ли найдётся немецкий солдат, побывавший в России, который не научился бы ценить и уважать русскую женщину.

Солдат Михельс

Описывая девяностолетнюю старуху, которая в течение своей жизни ни разу не покинула своей деревни и поэтому не знала мира, находящегося вне деревни, немецкий офицер говорит:

Я думаю даже, что она гораздо более счастлива, чем мы: она полна счастьем жизни, протекающей в непосредственной близости к природе; она счастлива неисчерпаемой силой своей простоты.

Майор К.Кюнер

О простых, цельных чувствах у русских находим в воспоминаниях другого немца.

Я разговариваю с Анной, старшей дочерью, - пишет он. - Она еще не замужем. Почему она не оставит эту бедную землю? - спрашиваю я её и показываю фотографии из Германии. Девушка показывает на свою мать и на сестёр и объясняет, что ей лучше всего среди близких. Мне кажется, что у этих людей есть только одно желание: любить друг друга и жить для своих ближних.

Немцы о русской простоте, уме и таланте

Немецкие офицеры иногда не знают, как отвечать на немудрёные вопросы рядовых русских людей.

Генерал со своей свитой проезжает мимо русского пленного, пасущего овец, предназначенных для немецкой кухни. - «Вот глупа, - начал пленный излагать свои мысли, - но мирная, а люди, господин? Почему люди столь немирны? Почему они убивают друг друга?!»… На его последний вопрос мы не смогли ответить. Его слова шли из глубины души простого русского человека.

Генерал Швеппенбург

Непосредственность и простота русских заставляют немца воскликнуть:

Русские не вырастают. Они остаются детьми… Если вы посмотрите на русскую массу с этой точки зрения, вы и поймёте их, и простите им многое.

Близостью к гармоничной, чистой, но и суровой природе иностранные очевидцы пытаются объяснить и храбрость, и выносливость, и нетребовательность русских.

Храбрость русских основана на их нетребовательности к жизни, на их органической связи с природой. А природа эта говорит им о лишениях, борьбе и смерти, которым подвержен человек.

Майор К.Кюнер

Нередко немцы отмечали исключительную работоспособность русских, способность их к импровизации, сметливость, приспособляемость, любопытство ко всему, и особенно к знаниям.

Чисто физическая работоспособность советских рабочих и русской женщины стоит вне всякого сомнения.

Генерал Швеппенбург

Особенно следует подчеркнуть искусство импровизации у советских людей, всё равно, чего бы это ни касалось.

Генерал Фреттер-Пико

О сметливости и проявляемом русскими интересе ко всему:

Большинство из них проявляет интерес ко всему гораздо больший, чем наши рабочие или крестьяне; они все отличаются быстротой восприятия и практическим умом.

Унтер-офицер Гогофф

Переоценка приобретённых в школе знаний часто является препятствием для европейца в его понимании «необразованного» русского… Поразительным и благотворным явилось для меня, как учителя, открытие, что человек без всякого школьного образования может разбираться в самых глубоких проблемах жизни истинно по-философски и при этом обладает такими знаниями, в которых ему может позавидовать какой-нибудь академик европейской известности… У русских прежде всего отсутствует эта типично европейская усталость перед проблемами жизни, которую мы часто только с трудом преодолеваем. Их любознательность не знает пределов… Образованность настоящей русской интеллигенции напоминает мне идеальные типы людей ренессанса, уделом которых была универсальность знаний, не имеющая ничего общего, «обо всём понемножку.

Швейцарец Юкер, проживший в России 16 лет

Другой немец из народа удивлён знакомством молодой русской с отечественной и иностранной литературой:

Из разговора с 22-летней русской, которая закончила только народную школу, я узнал, что она знала Гёте и Шиллера, не говоря уже о том, что она хорошо разбиралась в отечественной литературе. Когда я по этому поводу выразил своё удивление д-ру Гейнриху В., который знал русский язык и лучше понимал русских, он справедливо заметил: «Разница между немецким и русским народом заключается в том, что мы держим наших классиков в роскошных переплётах в книжных шкафах и их не читаем, в то время как русские печатают своих классиков на газетной бумаге и издают изданиями, но зато несут их в народ и читают.

Военный священник Франц

О талантах, способных проявляться даже в невыгодной обстановке, свидетельствует пространное описание немецким солдатом концерта, устроенного в Пскове 25 июля 1942 года.

Я сел сзади среди деревенских девушек в пёстрых ситцевых платьях… Вышел конферансье, прочёл длинную программу, сделал ещё длиннее объяснение к ней. Затем двое мужчин, по одному с каждой стороны, раздвинули занавес, и перед публикой предстала очень бедная декорация к опере Корсакова. Один рояль заменял оркестр… Пели главным образом две певицы… Но произошло нечто такое, что было бы не по силам ни одной европейской опере. Обе певицы, полные и уверенные в себе, даже в трагических моментах пели и играли с большой и ясной простотой… движения и голос сливались воедино. Они поддерживали и дополняли друг друга: под конец пели даже их лица, не говоря уже о глазах. Убогая обстановка, одинокий рояль, и, однако же, была полнота впечатления. Никакой блестящий реквизит, никакая сотня инструментов не смогли бы способствовать лучшему впечатлению. После этого появился певец в серых полосатых брюках, бархатном пиджаке и в старомодном стоячем воротничке. Когда, так разодетый, он с какой- то трогательной беспомощностью вышел на середину сцены и трижды поклонился, в зале среди офицеров и солдат послышался смех. Он начал украинскую народную песню, и, как только раздался его мелодичный и мощный голос, зал замер. Несколько простых жестов сопровождали песню, а глаза певца делали её видимой. Во время второй песни вдруг во всём зале потух свет. В нём господствовал только голос. В темноте он пропел около часа. По окончании одной песни русские деревенские девушки, сидевшие за мной, передо мной и рядом, повскакивали и начали аплодировать и топать ногами. Началась суматоха долго не прекращавшихся аплодисментов, как будто тёмная сцена была залита светом фантастических, немыслимых пейзажей. Я ни слова не понял, но я всё видел.

Солдат Маттис

Народные песни, отражающие характер и историю народа, больше всего обращают на себя внимание очевидцев.

В настоящей русской народной песне, а не в сентиментальных романсах отражена вся русская «широкая» натура с её нежностью, дикостью, глубиной, душевностью, близостью к природе, весёлым юмором, бесконечным исканием, грустью и сияющей радостью, а также с их неумирающей тоской по красивому и доброму.

Немецкие песни наполнены настроением, русские - рассказом. В своих песнях и хорах Россия обладает большой мощью.

Майор К. Кюнер

Немцы о вере русских

Яркий пример такого состояния представляет для нас сельская учительница, которую хорошо знал немецкий офицер и которая, по-видимому, поддерживала постоянную связь с ближайшим партизанским отрядом.

Ия говорила со мной о русских иконах. Имена великих иконописцев здесь неизвестны. Они посвятили свое искусство благочестивому делу и остались в неизвестности. Всё личное должно отступить перед требованием святого. Фигуры на иконах бесформенные. Они производят впечатление неизвестности. Но они и не должны иметь красивых тел. Рядом со святым телесное не имеет никакого значения. В этом искусстве было бы немыслимо, чтобы красивая женщина являлась моделью Мадонны, как это было у великих итальянцев. Здесь это было бы кощунством, так как это ведь человеческое тело. Ничего нельзя знать, всему следует верить. Вот в чём секрет иконы. «Ты веришь в икону?» Ия не отвечала. «Зачем ты тогда её украшаешь?» Она бы, конечно, могла ответить: «Я не знаю. Иногда я это делаю. Мне делается страшно, когда я этого не делаю. А иногда мне просто хочется это делать». Какой раздвоенной, беспокойной должна ты быть, Ия. Тяготение к Богу и возмущение против Него в одном и том же сердце. «Во что же ты веришь?» - «Ни во что».- Она сказала это с такой тяжестью и глубиной, что у меня осталось впечатление, что эти люди принимают так же неверие свое, как веру. Отпавший человек и дальше несёт в себе старое наследие смирения и веры.

Майор К. Кюнер

Русских трудно сравнить с другими народами. Мистицизм в русском человеке продолжает ставить вопрос смутному понятию о Боге и остаткам христианско-религиозного чувства.

Генерал Швеппенбург

О молодёжи, ищущей смысла жизни, не удовлетворяющейся схематичным и мёртвым материализмом, находим и другие свидетельства. Вероятно, путь комсомольца, попавшего в концлагерь за распространение Евангелия, стал путём некоторой части русской молодёжи. В очень бедном материале, который опубликован очевидцами на Западе, мы находим три подтверждения того, что православная вера в какой-то степени передалась старшим поколениям молодёжи и что малочисленные и, несомненно, одинокие молодые люди, которые обрели веру, иногда готовы мужественно отстаивать её, не страшась ни заключения, ни каторги. Вот довольно обстоятельное свидетельство одной немки, вернувшейся на родину из лагеря в Воркуте:

Меня очень поразили целостные личности этих верующих. Это были крестьянские девушки, интеллигенты разных возрастов, хотя преобладала молодёжь. Они предпочитали Евангелие от Иоанна. Знали его наизусть. Студенты жили с ними в большой дружбе, обещали им, что в будущей России будет полнейшая свобода и в религиозном отношении. То, что многих из русской молодёжи, уверовавших в Бога, ждал арест и концентрационный лагерь, подтверждается немцами, вернувшимися из России уже после Второй мировой войны. Они встречали в концлагерях верующих людей и описывают их так: Мы завидовали верующим. Мы их считали счастливыми. Верующих поддерживала их глубокая вера, она же помогала им с лёгкостью переносить все тяжести лагерной жизни. Никто, например, не мог заставить их в воскресенье выйти на работу. В столовой перед обедом они обязательно молятся… Они молятся всё своё свободное время… Такой верой нельзя не восхищаться, ей нельзя не завидовать… Каждый человек, будь то поляк, немец, христианин или же еврей, когда обращался за помощью к верующему, всегда получал её. Верующий делился последним куском хлеба….

Вероятно, в отдельных случаях верующие завоевали уважение и сочувствие не только у заключённых, но и у лагерного начальства:

В их бригаде было несколько женщин, которые, будучи глубоко религиозными, отказывались работать в большие церковные праздники. Начальство и охрана мирились с этим и не выдавали их.

Символом России военного времени может послужить следующее впечатление немецкого офицера, случайно вошедшего в выгоревшую церковь:

Мы входим, как туристы, на несколько минут в церковь через открытую дверь. На полу лежат обгорелые балки и обломки камней. От сотрясений или от пожара осыпалась со стен штукатурка. На стенах появились краски, заштукатуренные фрески, изображающие святых, и орнаменты. И посреди развалин, на обугленных балках стоят две крестьянки и молятся.

Майор К. Кюнер

—————————

Подготовка текста - В. Дробышев . По материалам журнала «Славянка »

За линией фронта. Мемуары

Бывший командир подводного флота нацистской Германии Вернер знакомит читателя в своих мемуарах с действиями немецких подводных лодок в акватории. Атлантического океана, в Бискайском заливе и Ла-Манше против английского и американского флота во время Второй мировой войны.

Герберт Вернер

Предисловие

Оценка книги американским ветераном войны

Кого бы не смутил представившийся случай написать, как это сделал я, введение к книге иностранца, да еще военнослужащего бывшего враждебного государства, чья боевая судьба почти в точности повторяет собственную судьбу автора предисловия? Мы учились в 1939 году в высших военно-морских училищах, оба завершили курс обучения на подводников и впервые явились к месту службы в 1941 году. Оба мы прослужили всю войну, от нижних чинов до командиров подлодок. Каждый из нас слышал разрывы глубинных бомб противника, хотя и уберегся от них, в отличие от некоторых своих боевых друзей. Очевидно, однако, что эти разрывы звучат на удивление одинаково, будь бомбы британские, американские или японские. Оба мы принимали участие в торпедных атаках на боевые и торговые суда. Каждый из нас видел, как тонут большие корабли, когда их днища пробивают торпеды, – иногда величественно, иногда неприглядно. Немецкие подлодки пользовались той же тактикой, что и мы. И Вернер, и я бесполезно осыпали своего противника проклятиями только за то, что он добросовестно выполнял свой долг.

Итак, между Гербертом Вернером и мной было много общего, хотя я ничего не знал о нем до знакомства с его книгой. Но, констатируя все это, необходимо избежать двух ловушек. Первая состоит в уважении к профессионализму, которое может затемнить важные различия между нами, проистекающие из противоположности условий, в которых мы находились, и целей, которые мы преследовали. Вторая заключается в том, что объективной оценке прошлого, к которой мы стремимся сегодня, могут вольно или невольно помешать чувства и настроения военного времени. Избегая этих ловушек, мы найдем в результате правильный подход к проблеме. Потому что восхищаться людьми, которые сражались за Германию, можно, даже если мы осуждаем Гитлера и нацистов. Для правильной оценки книги важно иметь это в виду и учитывать в каждом конкретном случае позиции сторон.

В предисловии Вернер объясняет, почему он счел необходимым написать свою книгу. По его словам, он выполнил тем самым давнее обязательство и хотел отдать должное тысячам боевых друзей, которые навсегда похоронены в стальных гробах в глубинах моря. Политические пристрастия совершенно отсутствуют как в его повествовании, так и в трактовке профессиональных задач. Вернер не позволяет себе резких выпадов против противника, хотя ясно, что временами он, как и все мы, способен испытывать приступы раздражения. В таких случаях книга Вернера приобретает большую драматическую силу и на первый ее план выступает скотская, звериная сущность войны. Может, это покажется непривычным, но задумайтесь вот над чем: моряки-подводники, независимо от принадлежности к какой-либо из воюющих сторон, более всего восхищались тем временем, когда они выходили в море и находились в стальных скорлупках лодок, в тесном замкнутом пространстве которых не ослабевал шум работающих дизельных установок, а при недостатке кислорода в спертом воздухе ощущалась вонь от человеческих испражнений и гниющей пищи. В таких условиях экипажи подлодок в остервенении атаковали противника торпедами, осуществляли изнурительный поиск его морских конвоев или ожидали в страхе конца атаки глубинными бомбами противника.

Отто Кариус (нем. Otto Carius, 27.05.1922 - 24.01.2015) — немецкий танкист-ас времён Второй мировой войны. Уничтожил более 150 танков и САУ противника — один из самых высоких результатов Второй мировой войны наряду с другими немецкими мастерами танкового боя — Михаэлем Виттманом и Куртом Книспелем. Воевал на танках Pz.38, «Тигр», САУ «Ягдтигр». Автор книги «Тигры в грязи ».
Начал карьеру танкиста на легком танке «Шкода» Pz.38, с 1942 воевал на тяжёлом танке Pz.VI «Тигр» на Восточном фронте. Вместе с Михаэлем Виттманом стал нацистской военной легендой, и его имя широко использовалось в пропаганде Третьего рейха во время войны. Воевал на Восточном фронте. В 1944 году был тяжело ранен, после выздоровления воевал на Западном фронте, затем по приказу командования сдался американским оккупационным войскам, некоторое время провёл в лагере для военнопленных, после чего был отпущен.
После войны стал фармацевтом, в июне 1956 приобрёл в городе Хершвайлер-Петтерсхайм аптеку, которую переименовал в «Тигр» (Tiger Apotheke). Возглавлял аптеку до февраля 2011 года.

Интересные выдержки из книги "Тигры в грязи"
книгу полностью можно прочитать здесь militera.lib.ru

О наступлении в Прибалтике:

«Совсем неплохо здесь воевать, - сказал со смешком командир нашего танка унтер-офицер Делер после того, как в очередной раз вытащил голову из бадьи с водой. Казалось, этому умыванию не будет конца. За год до этого он был во Франции. Мысль об этом придала мне уверенности в себе, ведь я впервые вступил в боевые действия, возбужденный, но и с некоторой боязнью. Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки .»

О наступлении на Москву и вооружении Красной Армии:

«Наступлению на Москву было отдано предпочтение перед взятием Ленинграда. Атака захлебнулась в грязи, когда до столицы России, открывшейся перед нами, было рукой подать. Что потом произошло печально известной зимой 1941/42 года, не передать в устных или письменных донесениях. Германскому солдату приходилось держаться в нечеловеческих условиях против привыкших к зиме и чрезвычайно хорошо вооруженных русских дивизий .»

О танках Т-34:

«Еще одно событие ударило по нам, как тонна кирпичей: впервые появились русские танки "Т-34"! Изумление было полным. Как могло получиться, что там, наверху, не знали о существовании этого превосходного танка ?»

«Т-34» с его хорошей броней, идеальной формой и великолепным 76,2-мм длинноствольным орудием всех приводил в трепет, и его побаивались все немецкие танки вплоть до конца войны . Что нам было делать с этими чудовищами, во множестве брошенными против нас?»

О тяжелых танках ИС:

«Мы осмотрели танк "Иосиф Сталин", который до определенной степени все еще оставался в целости. 122-мм длинноствольная пушка вызывала у нас уважение. Недостатком было то, что унитарные выстрелы не использовались в этом танке. Вместо этого снаряд и пороховой заряд приходилось заряжать по отдельности. Броня и форма были лучше, чем у нашего "тигра", но наше вооружение нам нравилось гораздо больше.
Танк "Иосиф Сталин" сыграл со мной злую шутку, когда выбил мое правое ведущее колесо. Я этого не замечал до тех пор, пока не захотел подать назад после неожиданного сильного удара и взрыва. Фельдфебель Кершер сразу же распознал этого стрелка. Он тоже попал ему в лоб, но наша 88-мм пушка не смогла пробить тяжелую броню "Иосифа Сталина" под таким углом и с такого расстояния.»

О танке Тигр:

«Внешне он выглядел симпатичным и радовал глаз. Он был толстым; почти все плоские поверхности горизонтальные, и только передний скат приварен почти вертикально. Более толстая броня компенсировала отсутствие округлых форм. По иронии судьбы перед самой войной мы поставили русским огромный гидравлический пресс, с помощью которого они смогли производить свои "Т-34" со столь элегантно закругленными поверхностями . Наши специалисты по вооружению не считали их ценными. По их мнению, такая толстая броня никогда не могла понадобиться. В результате нам приходилось мириться с плоскими поверхностями.»

«Даже если наш "тигр" и не был красавцем, его запас прочности воодушевлял нас. Он и в самом деле ездил, как автомобиль. Буквально двумя пальцами мы могли управлять 60-тонным гигантом мощностью 700 лошадиных сил, ехать со скоростью 45 километров в час по дороге и 20 километров в час по пересеченной местности. Однако с учетом дополнительного оборудования мы могли двигаться по дороге лишь со скоростью 20-25 километров в час и соответственно с еще меньшей скоростью по бездорожью. Двигатель объемом 22 литра лучше всего работал при 2600 оборотах в минуту. На 3000 оборотах он быстро перегревался.»

Об успешных операциях русских:

«С завистью мы смотрели, как хорошо экипированы иваны по сравнению с нами . Мы испытали настоящее счастье, когда несколько танков пополнения наконец прибыли к нам из глубокого тыла.»

«Мы нашли командира полевой дивизии люфтваффе на командном пункте в состоянии полного отчаяния. Он не знал, где находились его подразделения. Русские танки смяли все вокруг, прежде чем противотанковые орудия успели произвести хотя бы один выстрел. Иваны захватили новейшую технику, а дивизия разбежалась во все стороны.»

«Русские там атаковали и взяли город. Атака последовала столь неожиданно, что некоторые наши войска были застигнуты во время движения. Началась настоящая паника. Было вполне справедливо, что коменданту Невеля пришлось отвечать перед военным судом за вопиющее пренебрежение мерами безопасности.»

О пьянстве в вермахте:

«Вскоре после полуночи с запада появились машины. Мы вовремя распознали в них своих. Это был мотопехотный батальон, который не успел соединиться с войсками и выдвинулся к автостраде поздно. Как я узнал потом, командир сидел в единственном танке в голове колонны. Он был совершенно пьян . Несчастье произошло с молниеносной быстротой. Целое подразделение не имело понятия о том, что происходило, и двигалось открыто по простреливаемому русскими пространству. Поднялась жуткая паника, когда заговорили пулеметы и минометы. Многие солдаты попали под пули. Оставшись без командира, все побежали назад на дорогу вместо того, чтобы искать укрытия к югу от нее. Улетучилась всякая взаимопомощь. Единственное, что имело значение: каждый сам за себя. Машины ехали прямо по раненым, и автострада являла собой картину ужаса.»

О героизме русских:

«Когда стало светать, наши пехотинцы несколько неосторожно приблизились к «Т-34». Он все еще стоял по соседству с танком фон Шиллера. За исключением пробоины в корпусе, других повреждений на нем заметно не было. Удивительно, что, когда они подошли, чтобы открыть люк, он не поддался. Вслед за этим из танка вылетела ручная граната, и трое солдат были тяжело ранены. Фон Шиллер снова открыл огонь по врагу. Однако вплоть до третьего выстрела командир русского танка не покинул свою машину. Затем он, тяжело раненный, потерял сознание. Другие русские были мертвы. Мы привезли советского лейтенанта в дивизию, но его уже нельзя было допросить. Он умер от ран по дороге. Этот случай показал нам, насколько мы должны быть осторожны. Этот русский передавал подробные донесения в свою часть о нас. Ему достаточно было только медленно повернуть свою башню, чтобы расстрелять фон Шиллера в упор. Я вспоминаю, как мы возмущались упрямством этого советского лейтенанта в то время. Сегодня у меня об этом другое мнение ...»

Сравнение русских и американцев (после ранения в 1944 году автора перевели на западный фронт):

«Среди голубого неба они создали огневую завесу, не оставлявшую места воображению. Она покрыла весь фронт нашего плацдарма. Только Иваны могли устроить подобный огневой вал . Даже американцы, с которыми я позднее познакомился на западе, не могли с ними сравниться. Русские вели многослойный огонь из всех видов оружия, от беспрерывно паливших легких минометов до тяжелой артиллерии.»

«Повсюду активно работали саперы. Они даже повернули в противоположную сторону предупредительные знаки в надежде, что русские поедут в неверном направлении! Такая уловка иногда удавалась позднее на Западном фронте в отношении американцев, но никак не проходила с русскими .»

«Были бы со мной два или три командира танков и экипажи из моей роты, воевавшей в России, то этот слух вполне мог бы оказаться правдой. Все мои товарищи не преминули бы обстрелять тех янки, которые шли "парадным строем". В конце концов, пятеро русских представляли большую опасность, чем тридцать американцев . Мы уже успели это заметить за последние несколько дней боев на западе.»

«Русские никогда бы не дали нам так много времени ! Но как же много его потребовалось американцам, чтобы ликвидировать "мешок", в котором и речи быть не могло о сколь-нибудь серьезном сопротивлении.»

«…мы решили однажды вечером пополнить свой автопарк за счет американского. Никому и в голову не приходило считать это героическим поступком! Янки ночью спали в домах, как и полагалось "фронтовикам". В конце концов, кто бы захотел нарушить их покой! Снаружи в лучшем случае был один часовой, но только если была хорошая погода. Война начиналась по вечерам, только если наши войска отходили назад, а они их преследовали. Если случайно вдруг открывал огонь немецкий пулемет, то просили поддержки у военно-воздушных сил, но только на следующий день. Около полуночи мы отправились с четырьмя солдатами и вернулись довольно скоро с двумя джипами. Было удобно, что для них не требовалось ключей. Стоило только включить небольшой тумблер, и машина была готова ехать. Только когда мы уже вернулись на свои позиции, янки открыли беспорядочный огонь в воздух, вероятно чтобы успокоить свои нервы. Если бы ночь была достаточно длинной, мы легко могли бы доехать до Парижа.»

«Восточный фронт», «Солдаты последнего часа», «Немецкий снайпер на Восточном фронте», «Последний солдат Третьего Рейха», «Лучший ас Второй мировой», «Долг солдата», «Утерянные победы», «Воспоминания солдата»… Уважаемый читатель уже понял, что речь пойдёт о так называемых воспоминаниях недобитых гитлеровцев.
В последние пятнадцать лет подобные мемуары вызывают некоторое понимание у измученных перестройкой и демократией граждан бывшего Советского Союза. Я не собираюсь вступать с нацистскими мемуаристами в какую-либо полемику (спорить с фашистами как-то не хочется), я попробую отметить некоторые общие места всех этих опусов.
Итак, начнём. Все авторы утверждают, что пошли на войну не завоёвывать чужую землю, а бороться за некие идеалы. Идеалы указываются самые разные: долг перед фатерляндом, солдатский долг, борьба с большевизмом, необходимость отстаивать западные ценности… Что ж, так называемый «Запад» уже тысячу лет угрожает всему остальному миру, только боится в этом признаться… Рекрут, как правило, подробно останавливается на причинах, толкнувших его в водоворот борьбы за жизненное пространство.
Далее следует трогательный рассказ о прощании с родителями. Мать героя при этом украдкой плачет, а отец напутствует отпрыска примерно такими словами: «Выполняй свой долг, но попытайся остаться в живых!»
Далее рекрут попадает в дружную семью новобранцев Вермахта. Тут всё чистенько и аккуратненько, как и должно быть у «цивилизованных» немцев: молодые солдаты одеты, накормлены, их грамотно обучают. Именно в учебке героем усваивается основная истина немецких солдат: камераден (товарищи) – прежде всего! В немецких воспоминаниях любой фашист с радостью отдаёт свою жизнь за «камерадов» из своей «компани» (роты). К своим младшим командирам доблестные немецкие солдаты относятся с любовью и трепетом: ведь именно они, несмотря на глупые приказы вышестоящего начальства, сохраняют жизнь своим подчинённым и выводят их из любых безнадёжных ситуаций.
На фронт рядовые бойцы попадают лишь в сорок третьем году. Грязный поезд (Какой ужас! В вагонах для скота!) везёт фрицев на восток, на фронт. Тут все воспоминания начинают походить одно на другое. После пересечения священных границ Рейха сразу наступает жуткий холод. Термометр опускается до рекордных отметок: минус тридцать, минус сорок, минус пятьдесят градусов по Цельсию! Причём за окном не обязательно зима - такой дубак терзает фрицев с октября по апрель. В любом месте Восточного фронта. Всё это время дует жуткий северный ветер и идёт снег. После наступает страшная распутица, которая внезапно переходит в умопомрачающую жару. В некоторых местностях, например под Ленинградом, круглый год идёт дождь.
Далее фрицы сталкиваются с местными аборигенами. Первые встречи, как правило, происходят с гражданскими. «Русские» бородаты, неграмотны и жутко пахнут. Большинство с огромной симпатией относятся к незваным гостям и ненавидят «большевиков». Но это не мешает им всячески помогать партизанам, коих везде неизмеримое множество.
Постепенно мемуарист начинает описывать «ужасы войны с большевиками». Все они в общем-то лишь повторяют друг друга, но есть и отдельные, особо выдающиеся перлы. Например «лучший немецкий снайпер» Оллерберг живописует, как группа «русских» жила в пещере, нападала на немцев, а в пищу употребляла своих струсивших товарищей. Согласитесь, сцена достойная Хичкока! Самое смешное, что многие мои соотечественники этому верят! Что ж, вера – личное дело каждого…
С пленными немцами «большевики» расправляются с нечеловеческой жестокостью. Наивных и храбрых немецких юношей жарят на медленном огне, режут на кусочки, пилят пилами. Естественно, что сами немцы такого себе не позволяют. Иногда, впечатлённые «жестокостью русских» немцы убивают пленных, но вскоре на месте убийства появляется немецкий офицер и начинает журить провинившихся. Он даже обещает отдать их под суд! Но потом он смягчается, ведь «красные» вытворяют подобное везде и повсеместно! Вообще, Красная Армия в немецких мемуарах есть сосредоточение всего самого отвратительного.
И опять я должен признать, что нынешние мои соотечественники «проглатывают» эту муру. В связи с этим считаю, что историкам необходимо показать некоторые традиционные извращения немецкой армии. Например гомосексуализм. Почти уверен, что все эти «лучшие асы» и «лучшие снайперы» являлись банальными любовницами старших офицеров, которые и присваивали им соответствующие регалии.

В описании боевых действий тоже редкое единодушие. «Большевики», при поддержке огромного количества артиллерии и танков атакую волнами, все «русские», как правило, пьяные. Советская атака захлёбывается перед самыми немецкими окопами, «русские» уже не могут перелезть через тела своих убитых товарищей. Не смейтесь. Вот «свидетельство» всё того же Оллерберга: «…вокруг позиций горных стрелков образовались буквально стены из тел убитых и раненых русских бойцов. Новые волны атакующих были вынуждены взбираться по трупам своих павших товарищей, используя их тела как прикрытие, до тех пор, пока горы из тел не стали столь высокими, что атака сама собой начала захлёбываться… Тогда русские бросили в атаку танки, которые поехали прямо по трупам и ещё остававшимся в живых своим раненым товарищам. Гусеницы танков Т-34 с грохотом месили тела, и человеческие кости с хрустом переламывались, словно сухое дерево…»
Даже рядовые пехотинцы Вермахта досконально знают о порядках, царящих в Красной Армии. Коммисары расстреливают каждого встречного – поперечного, позади атакующих русских расположены загрядотряды НКВД с пулемётами. Все немцы знают, что «русские» хорошо снабжаются американцами. В этом они и видят главную причину своих поражений. Впрочем, старшие офицеры усматривают ещё одну причину провалов: некомпетентность фюрера. Дескать, они, фронтовые командующие, самые умные и компетентные, неоднократно предлагали Гитлеру гениальные стратегические ходы, но он, бывший ефрейтор, всё это неразумно отверг.
Рядовые фашисты не в восторге от своих высших командиров. Они плохо их снабжают, не дают отдохнуть, ставят безнадёжные боевые задачи. Нехватка тёплого обмундирования и невозможность обогреться для фрицев хуже всего. Описываются разные способы обогрева солдат Вермахта. Например, помочиться на руки своего товарища и тем самым обогреть их. Тема фекалий и оправлений очень важна для "камерадов". В окопах они оправляются в консервные банки и выплёскивают их через бруствер. Вот тут то фрицев и подкарауливают коварные русские снайперы! Почти всех «юберменшей» мучает понос. Они испражняются себе в штаны и неделями ходят не мывшись. Вообще германские солдаты очень любят упоминать свои задницы. Выражения «Иваны порвут нам задницы», «спасаем наши задницы», употребляются часто (не оттуда ли они перекочевали в голливудские блок-бастеры?).
Неудивительно, что немцы страдают не от жуткого артиллерийского огня «русских» и не от их танковых атак, а от мелких бытовых неудобств. Почти все мемуаристы описывают, как они неоднократно оказывались в совершенно безвыходных ситуациях, но при этом умудрились не получить ни одной царапины. Пули свистят мимо, мины и снаряды разрываются в нескольких метрах от них, но не причиняют нашим героям ни малейшего вреда. Мемуаристы неизменно остаются целыми и невредимыми. Но что действительно терзает немцев, так это понос. Но и он не мешает выполнять культуртрегерам свои боевые задачи – обезвоживания организма немецкая диарея почему-то не вызывает.
Почти все «писатели» рано или поздно уезжают в отпуск. Описание жизни в Германии у всех одно и то же: недостаток всего и вся и жуткие бомбардировки англо-американской авиации. Так оно и было в действительности. Однако! Все эти описания тылового ужаса почти дословно напоминают сцены из «Время жить и время умирать» Э. Ремарка. Впрочем и фронтовые эпизоды у некоторых авторов словно списаны с этого романа… Напомню, что Ремарк написал свой роман в тысяча девятьсот сорок четвёртом году.
Направляясь в отпуск (или следуя из отпуска) главный герой сталкивается с партизанами. Это происходит не обязательно в связи с побывкой. Такое может случиться и во время выполнения какой-нибудь боевой задачи. Но с партизанами главному герою столкнуться всё же придётся. Тут на сцене появляются самые главные злодеи немецкой армии – эсэсовцы! Они выстраивают подразделение главного героя и отбирают из него понравившихся им бойцов. Их будут использовать против партизан.
Немного отвлекусь. Все ветераны Вермахта во всех немецких зверствах обвиняют исключительно эсэсовцев. Да, войска СС воевали с особой жестокостью. Но… Большинство всех известных дивизий СС действовали исключительно на фронте и в антипартизанских действиях участия не принимали. Конечно, мелкие части и подразделения этих дивизий против партизан задействовались. Это происходило довольно редко и, как правило, в прифронтовой полосе. Исключение составляют так называемые «дивизии Вафенн-СС», сформированные из жителей оккупированных фашистами государств. Дивизия СС №7 «Принц Евгений», сформирована из балканских немцев, воевала исключительно с югославскими партизанами. Дивизия Ваффен-СС №14 «Галиция», сформирована из западных украинцев, в полном составе так же действовала в Югославии.
Большинство зверств на оккупированных советских территориях совершали не дивизии СС, а охранные и карательные отряды СС и специальные айнзатцгруппы (группы изъятия) СС. Большинство личного состава этих подразделений было набрано из немецких и местных уголовников и добровольцев. Никакого отношения к Вермахту каратели не имели! По крайней мере, "отбирать" себе едущих в отпуск военнослужащих действующей армии никак не могли.
Итак, эсэсовцы выбрали главного героя и заставили его воевать с партизанами. Тут сюжет всех авторов опять разнообразием не отличается. Противник после скоротечного боя разгромлен, немцы занимают деревню, бывшую в руках партизан. В деревне обнаруживают зверски замученных немецких солдат. Нескольких захваченных партизан эсэсовцы уводят в неизвестном направлении.
Кроме эсэсовцев в штатных злодеях числятся фельдполицаи. Они вешают немецких солдат за малейшие проступки – например за похищение из разбомбленного грузовика пачки печенья.

Наконец мемуаристы приступают к самой драматичной части своего повествования – к вторжению Красной Армии на территорию Третьего Рейха. Авторы начинают её довольно осторожно – пересказывают истории беженцев. Зато потом они наконец дают волю своей буйной фантазии! Каждый солдат «красных» насилует несколько десятков немецких женщин, а потом убивает их жестоким способом. Многие «писатели» даже видели изнасилования воочию! Они, как правило, где-то прятались, либо были в плену, но так или иначе никак не могли спасти несчастных жертв. Увиденное навсегда сохраняется в памяти героя и преследует его всю оставшуюся жизнь.
В конце войны «солдат империи» стремится убежать на захваченную американцами территорию Германии. Большинству это удаётся, но кое-кому приходиться пройти через «большевистские лагеря». В них немцы ведут себя тоже одинаково – всячески протестуют и борются против тюремной администрации. Причём большинство местных жителей, и даже часть лагерной охраны негласно поддерживают немецких военнопленных.

И вот после многих злоключений, побывав в многочисленных смертельных ситуациях, целые и невредимые, наши герои возвращаются домой. Все их родные, несмотря на жуткие бомбёжки (см. выше) тоже целы и здоровы! Многих «блудных сынов» помимо родителей встречают невесты и любимые. Единственное что мучает наших героев – страшные психические травмы, полученные ими во время борьбы с большевиками. Но и они со временем проходят. Кое-кто из мемуаристов начинает заниматься проблемами немецких ветеранов, вытаскивает их из тюрем, помогает освоится в послевоенной Германии.
На этой оптимистичной ноте наши писатели и заканчивают свои повествования.

Хэпи-энд!

Рецензии

Война, это смерть, кровь и страдания с двух сторон.
Отец моей знакомой в войну служил переводчиком в СМЕРШ-е. Всю войну. Так он рассказывал, что ему по началу плохо было на допросах пленных немцев от методов допросов чекистов.
Так может об этом выжившие и писали.?
И до Москвы от Бреста за четыре месяца пешком добежали не от того, что немцы воевать умели?? И цифры потерь это доказывают.Два миллиона убитых и 3.5 миллиона попавших в плен.Вся кадровая армия.
Историки назвали виновных?
Боже упаси.
Уря, геройство, патриотизм.
А виноват кто?
Смаковать мемуары недоумков много ума не надо.
Есть масса мемуаров немецких генералов, которые весьма объективны.
Не надо недооценивать врага, победа над которым стоила таких жертв.
А по поводу того, как вели себя наши солдаты в Германии уже много написано.
Я их не осуждаю, после Ленинграда, Бабьего Яра, Хатыни, но и оправдывать не берусь.
Однобокая ваша статья, тенденциозная.
И не надо на меня ярлык русофоба вешать....

Сегодня день скорби по убитым во время Второй Мировой войны. Знал ли автор этого патриотического стеба, что СССР вместе с Германией начал ВМВ в сентябре 1939 года? В Антигитлеровскую коалицию СССР не входил, у него был подписан с Гитлером договор о дружбе и ненападении. И только после объявления Германией войны с СССР 22 июня 1941 года, СССР запросился в антигитлеровскую коалицию!
Мерзавцы оба, и Сталин, и Гитлер. Равные. Только Гитлер хотя бы умел воевать, а Сталин только издеваться над собственным народом и поэтому на одного убитого гитлеровца - шесть советских солдат.
Автору бы объяснить себе и нам, как это получилось? Автор пресмешно описывает гитлеровских вояк. А теперь вопрос: как же удалось этим неженкам, лжецам, трусам и повальным гомосексуалистам, если верить господину Уйманову, каждому убить 5-6 суровых, мощных, сексуально правильных и неприхотливых советских богатырей?
Вот только грабеж Германии и насилие немок - задокументировано в Германии. Они же нудные и добросовестные.
Может дело в командовании? Гитлер, подлец, берег своих солдат, а сталинские холопы в генеральских погонах убивали дивизиями своих, чтобы ко дню рождения сатрапа взять какую-то любую, пусть и хорошо укрепленную, при этом стратегически неважную, высоту. Телами завалить, но отличиться в докладе!
Ну, и как уже писала сегодня, как же получилось, что эти неженки не воевали за СССР, а советские граждане числом свыше двух миллионов воевали против собственной страны на стороне фашистов? Одна армия Власова чего стоила?
Может быть пора снизить накал победобесия? Хотя бы из уважения к тем, кому пришлось погибнуть в этом рукотворном кошмаре или остаться в живых. Иногда и неизвестно что лучше. Вспомните те, кто постарше, послевоенных калек безногих и безруких, каково им, победителям, было доживать?
Спокойно, достойно вспомним своих убитых, раненных, прошедших то время. И самое главное: вспомним их яростную молитву, одну на всех: "Чтобы никогда больше не повторилась война! Никогда!"
А мы, потомки, что сейчас творим?