/…/ Но вот подошел XII век, и любовная лирика, правда не народная, но рыцарская, как-то сразу заняла одно из самых видных мест в литературе средних веков. Этот расцвет светской лирической поэзии, начавшийся на юге Франции, в Провансе, а затем охвативший ряд европейских стран, знаменовал наступление нового этапа в культурном истории средневековой Европы. В XII и XIII веках в западноевропейской жизни многое изменилось. Правда, феодальные порядки еще продолжали оставаться незыблемыми и католическая церковь сохраняла власть над умами верующих. Но уже быстро начали расти города, стремившиеся освободиться от власти феодальных сеньоров и зачастую превращавшиеся в очаги религиозной и социальной крамолы. Там в начале XII века возникли первые частные школы, не связанные непосредственно с церковными организациями и поэтому более свободные в своих начинаниях.

Именно в стенах этих школ протекала деятельность одного из наиболее выдающихся философов-вольнодумцев средних веков — Пьера (Петра) Абеляра (1079—1142), воззрения которого дважды осуждались господствующей церковью как еретические. Ставя человеческий разум выше предания и мертвой догмы, французский мыслитель с огромным уважением отзывался об античных философах, которые для него олицетворяли истинную мудрость и по своему нравственному благородству превосходили представителей современного католического клира. Стирая грани между античностью и средними веками, он даже осмеливался утверждать, что христианское учение о троице было предвосхищено «величайшим из философов» — Платоном и его учениками.

О том, насколько к этому времени возросло самосознание личности, свидетельствует «История моих бедствий», принадлежащая перу того же Абеляра. Автор уверен, что его жизнь представляет несомненный интерес для любознательного читателя. И он обстоятельно рассказывает о том, как он достиг громкой славы ученого, как его преследовали облаченные в сутану завистники и как горячая любовь соединила его с умной и красивой Элоизой. Он даже считает нужным сообщить, что сочинял любовные стихи, которые «нередко разучивались и распевались во многих областях» . Перед читателем возникает образ человека, примечательного не тем, что он имеет отношение к церкви или сеньору, но тем, что он, при всем его несомненном благочестии, выступает, так сказать, сам по себе, являя миру неповторимое богатство ума и пылких человеческих чувств. В чем-то автобиография Абеляра уже предвосхищает «Письмо к потомкам» Франческо Петрарки, первого великого итальянского гуманиста, пожелавшего рассказать людям о себе и своей жизни. /…/

/…/ Однако не только города, но и феодальные замки были в XII и XIII веках охвачены новыми веяниями. В это время пышно расцветает придворная рыцарская культура, блестящая, изысканная и нарядная, весьма отличная от примитивной и суровой культуры господствующего сословия раннего средневековья. Рыцарь продолжает оставаться воином. Но придворный этикет требует, чтобы наряду с традиционной доблестью он обладал светскими изящными манерами, соблюдал во всем «меру», был приобщен к искусству и почитал прекрасных дам, то есть являл собой образец придворного вежества, именуемого куртуазней. Совершенные куртуазные рыцари, преданные прекрасным дамам, заполняют страницы рыцарских ромапов, идущих на смену тяжелоступным героическим эпопеям. Куртуазия становится знаменем социальной элиты, претендовавшей на господство в социальной, нравственной и эстетической сфере.

Конечно, в романах феодальный обиход до крайности идеализирован, но из этого вовсе не следует, что куртуазный рыцарь являлся лишь поэтической фикцией. Он действительно блистал при дворах могущественных феодалов. Крестовые походы заметно расширили его кругозор. Быстрое развитие товарно-денежных отношений, разрушая былую замкнутость феодального поместья, пробуждало в нем желание не уступать городскому патрициату в блеске и великолепии. Враждуя нередко с горожанами, он в то же время готов был усваивать материальные и духовные ценности, создававшиеся в городской среде. У Абеляра были друзья и единомышленники среди дворян. Между куртуазных поэтов нередко встречались выходцы из городских кругов.

Характерной тенденцией куртуазной поэзии можно считать заметно возросший интерес к миру и человеку, который способен но только молиться и воевать, но и нежно любить, восхищаться красотой природы, а также искусными изделиями человеческих рук. Хотя аскетическая доктрина продолжала громко заявлять о себе, многочисленные поэты воспевают земпую чувственную любовь как великое благо. Поэт не так охотно прислушивается к звону мечей, как к биению пылкого человеческого сердца. Всеми признанной владычицей поэзии становится Любовь, а ее верной спутницей — Прекрасная Дама.

С культа прекрасной дамы, собственно, и началась куртуазная поэзия. Она возникла в конце XI века в Провансе, принадлежавшем к числу наиболее развитых стран тогдашней Европы. По словам Ф. Энгельса, «южнофранцузская — vulgo провансальская — нация не только проделала во времена средневековья «цепное развитие», но даже стояла во главе европейского развития. Она первая из всех наций нового времени выработала литературный язык. Ее поэзия служила тогда недостижимым образцом для всех романских народов, да и для немцев и англичан. В создании феодального рыцарства она соперничала с кастильцами, французами-северянами и английскими норманнами; в промышленности и торговле она нисколько не уступала итальянцам. Она не только «блестящим образом» развила «одну фазу средневековой жизни», но вызвала даже отблеск древнего эллинства среди глубочайшего средневековья». /.../

/…/ В поэзии трубадуров прекрасная дама заняла примерно такое же место, какое в религиозной поэзии средних веков отводилось мадонне. Только мадонна царила на недосягаемых небесах, в то время как прекрасная дама являлась лучшим украшением земли и царила в сердце влюбленного поэта. Трубадуры дружно воспевали ее красоту и благородство. Как ювелир, любующийся редким собранием драгоценных камней, возьмет то один самоцвет, то другой, так и поэт в стихотворении перебирает драгоценные черты своей повелительницы. У нее сверкающие золотом волосы, лучистые глаза, лоб — «белизной превосходящий лилеи», румяные щеки, красиво очерченный нос, маленький рот, пурпурные губы, руки с тонкими и длинными пальцами, изящные брови, «зубы жемчуга ясней» (Арнаут де Марейль и др.).

Поэту, лицезреющему такое совершенство, даже кажется, что он пребывает в раю (Понс де Кандюэль). Правда, это рай особого рода, это рай куртуазный, весьма далекий от призрачной обители бесплотных духов, о которой тосковали средневековые анахореты. Куртуазному раю соответствует куртуазная теология, не раз смущавшая суровых ревнителей церкви. Сам бог создает прекрасную даму. И создает ее из собственной своей красоты (Гильем де Кабестань).

/…/ Но что же представляла собой эта «совершенная», или куртуазная, любовь (fin amor) трубадуров, вызывавшая и продолжающая вызывать споры среди историков европейской средневековой культуры? Немецкий ученый Э. Векслер в начале XX века даже утверждал, что любовь в лирике трубадуров — это чистейшая фикция и что любовные песни старопровансальских поэтов на самом деле имели только одну практическую цель: «прославление госпожи в расчете на награду», которую сеньор дарует своему вассалу. Векслеру весьма основательно возражал выдающийся русский исследователь В. Ф. Шишмарев («Несколько замечаний к вопросу о средневековой лирике», 1912). Не отрицая в поэзии трубадуров приемов идеализации и известной условности стиля и отдельных ситуаций, он выражал уверенность, что «любовная лирика провансальцев в ее целом» — это «поэтическое изображение вполне реальных переживаний» и что «любовная поэзия провансальцев реальна не менее всякой другой», а «психологические корни» ее надо, между прочим, искать «в отрицательной оценке современного брака, строившегося обыкновенно на расчете или необходимости». В культе дамы, по словам В. Ф. Шишмарева, «впервые был поставлен вопрос о самоценности чувства и найдена поэтическая формула любви».

Дело в том, что прекрасная дама, воспеваемая трубадурами,— как правило, замужняя женщина, обычно супруга феодала. На это в свое время обратил внимание Ф. Энгельс, заметивший, что «рыцарская любовь средних веков отнюдь не была супружеской любовью. Наоборот. В своем классическом виде, у провансальцев, рыцарская любовь устремляется на всех парусах к нарушен ню супружеской верности, и ее поэты воспевают это».

Можно в связи с этим сказать, что любовь трубадуров явилась своего рода бунтом человеческих чувств, потребовавших своей доли в безличном сословном мире. Ведь в средние века брак заключался по соображениям чисто деловым. Сословие поглощало человека. Голос чувства не мог звучать там, где звучал голос холодного расчета, основанного на кастовых прерогативах. В любовной лирике провансальцев человеческое чувство стремится обрести свои права. И в этом ее первостепенное историческое значение. И хотя вся атмосфера куртуазного служения связана с феодальными дворами, собственно кастовый элемент подчас отступает здесь под натиском освобожденного чувства.

Любовь расшатывала сословные преграды. Ведь в царство куртуазной поэзии доступ открыт не только для знатных, но и для незнатных. Сыном замкового пекаря был Бернарт де Вентадорн, из семьи скорняка происходил Пейре Видаль, резчиком был Эльяс Кайрель, нотариусом — Арнаут де Марейль и т. д. В поэзии трубадуров любовь даже выступает в роли великой уравннтельницы. Перед ней, как перед богом, теряют свое значение сословные преимущества. Совершенной любви достоин не тот, кто знатен и богат, а тот, у кого благородное сердце, будь он при этом беден и незнатен (Дальфин). Поэты охотно твердят о том, что любовь несовместима с корыстью и тщеславием, что совершенная любовь облагораживает человека. По словам Монтаньятоля, «любовь не грех, а добродетель, в силу которой дурные люди становятся хорошими, а хорошие — совершенными». Ведь всякий, кто хочет обладать внутренней ценностью, «должен обратить свое сердце и свои надежды к любви, ибо любовь научает благородным и приятным поступкам; она внушает человеку, как жить надлежащим образом, она приносит радость и устраняет скорбь» (он же).

Но у куртуазной любви свои особенности. Прежде всего это «тайная» любовь. Поэт избегает называть свою даму по имени. Такая откровенность могла бы ей повредить. В произведениях трубадуров то и дело упоминаются злоязычные соглядатаи и ревнивые мужья, которые доходят до того, что бьют своих законных жен. Поэтому влюбленный поэт в стихах называет прекрасную даму условным прозвищем (так называемый сеньяль). Хранить тайну любви — его первейшая обязанность. «Я так преданно и верно люблю вас, что ни одному другу не доверю тайну моей любви к вам», — заявляет Пейре Видаль.

Затем куртуазная любовь — это любовь «тонкая», изысканная, в отличие от грубо-чувственной, примитивной, «глупой» любви (fol amor), свойственной неотесанным вилланам. Ото вовсе не означает, что куртуазная любовь несовместима с чувственным влечением. Нередко поэты прямо признаются в том, что охвачены неодолимым желанием, что умрут, если не удостоятся «высшей награды», что страстно жаждут «обладать» прекрасной (Пейре Раймон). Но при этом куртуазная любовь чуждается дерзости, шумного озорного напора. Она выступает преимущественно как трепетное обожание. Ей сопутствует робость, подчас лишающая поэта дара речи. Только вздохи намекают на чувства влюбленного. Но вот льется песня поэта, прославляющего прекрасную даму, достойную преклонения, преданности и высокой любви. Любовь эта не ходит быстрым, резвым шагом. Она движется медленно, почти торжественно. Иногда она даже как будто становится совсем призрачной. Поэты заявляют, что, не ища взаимности, в самом обожании обретают они драгоценную награду, что страдания любви сладостны, а трубадур Арнаут де Марейль даже утверждал: «Я не думаю, что любовь может быть разделенной, ибо, если она будет разделена, должно быть изменено ее имя».

Конечно, куртуазная любовь не была лишена известной условности. Она не только подчинялась придворному этикету, но и подчас сливалась с великосветской модой. Вероятно, многие стихотворения были прямо продиктованы этой модой. Прославляя красоту и добродетели жены своего сюзерена, рыцари-министериалы оставались почтительными царедворцами.

Их звонкие песни, льстя самолюбию дамы, одновременно окружали сиянием исключительности феодальный двор, среди которого она царила. Однако не следует думать, что куртуазная любовь — всего лишь изысканная великосветская игра. Ведь самый факт, что любовь могла стать модой и даже, пожалуй, наиболее ярким проявлением куртуазии, свидетельствует о том, что в сознании средневекового человека произошли глубокие сдвиги. Поэтому «высокий» тон провансальских любовных песен не может быть всецело сведен к придворному этикету.

Любовной лирике трубадуров действительно присуща ясно выраженная идеализирующая тенденция. Но доктрина куртуазной любви не только поднимала на высокий пьедестал прекрасную даму, но и от влюбленного требовала непрерывного совершенствования. В связи с этим апофеоз прекрасной дамы превращался в апофеоз земной любви, которая вырастала в могучую нравственную силу, призванную преобразить человека, приобщенного к ней. Для прославления этой «совершенной» любви поэт, естественно, использовал те понятия и речения, которые предлагали ему средине века.

Религиозная и феодальная фразеология была вполне уместна там, где возникала атмосфера любовного служения. Поэт охотно признавал себя вассалом дамы. Своей «госпоже» оп клялся в нерушимой «верности» либо, подчиняясь приказу амура, становился ее «пленником». Люди на земле и ангелы на небесах ликуют при виде совершенств прекрасной дамы. Как и мадонну, поэты называют ее путеводной звездой, майской розой, утешительницей скорбящих и т. п. Само собой понятно, что после смерти прекрасная дама возносится в горние сферы рая. Так, приближая прекрасную даму к сонму ангелов, провансальские поэты освящали куртуазную любовь, ставили ее по ту сторону греха и утверждали в качестве великого блага. /…/

/…/ Конечно, любовная лирика трубадуров не была такой одноцветной, как это может показаться с первого взгляда. В ней много оттенков, нюансов, переливов красок. Огромная историческая заслуга ее в том, что она открыла для европейской поэзии трепетный мир человеческих чувств. Учениками трубадуров в той или иной мере были Данте, Петрарка и другие поэты эпохи Возрождения. Вместе с тем кругозор провансальских певцов любви весьма узок. Они видят только Любовь и слышат только ее голос. Сравнительно редко реальный, внешний мир проникает в эту зачарованную обитель, где воображение поэта способно творить чудеса, преображая снежную равнину в цветущий луг (Бернарт де Вентадорн). Такая поэзия, на протяжении многих десятилетий торжественно прославлявшая любовь, стала своего рода ритуалом, в котором личный элемент зачастую исчезал в устойчивых формулах и общих местах.

В этих условиях очень большое значение приобрела поэтическая форма, дававшая поэту возможность проявить свою творческую силу и оригинальность. Трубадуры высоко ценили литературное мастерство. Они соревновались друг с другом в создании новых стихотворных форм. Они хотели быть виртуозами в поэзии. Само слово «трубадур» происходило от провансальского «trobar», что означает «сочинять, находить, изобретать».

«Совершенная» любовь требовала совершенной формы, и поэты стремились к филигранной отделке поэтических произведений, они их тщательно шлифовали, заботились об их красоте и мелодичности. Ведь творения трубадуров были предназначены для пения, и автор текста нередко являлся автором мелодии, а также исполнителем песни (впрочем, иногда в роли исполнителя выступал жонглер). Эта забота о звуковом строе поэзии проявлялась отчасти в обращении к рифме. Именно трубадуры ввели ее в широкий литературный обиход. Об этом хорошо сказал А. С. Пушкин: «Поэзия проснулась под небом полуденной Франции — рифма отозвалась в романском языке; сие новое украшение стиха, с первого взгляда столь мало значащее, имело важное влияние на словесность новейших народов. Ухо обрадовалось удвоенным ударениям звуков... Трубадуры играли рифмою, изобретали для нее всевозможные изменения стихов, придумывали самые затруднительные формы...» («О поэзии классической и романтической», 1825).

Действительно, если вначале провансальская поэзия была сравнительно простой, то со временем она приобретала характер все более изысканный и сложный. Особенно эта тяга к сложности проявлялась у сторонников так называемого темного, или «замкнутого», стиля (trobar clus), обращавшихся к узкому кругу знатоков, в то время как их противники — мастера «светлого» стиля (trobar clar) — стремились быть понятными многим. В приводимой на странице 88 тенсоне Гираута де Борнейля и Линьяуре (Рамбаута д"Ауренга) обе стороны излагают свои взгляды по данному вопросу.

Но, стремясь всемерно расширять метрические и строфические возможности поэзии, трубадуры вместе с тем тяготели к «твердым» каноническим формам, в которые, как в рыцарские доспехи, плотно облекались их творения. Наиболее распространенными формами были: кансона («песня»), состоящая из ряда строф и посвященная чаще всего любовной теме; уже упоминавшаяся альба (буквально: утренняя заря, рассвет, денница), каждая строфа которой заканчивалась словом «альба»; тенсона («спор», или жокпартит—«разделенная игра», или партимен—«раздел»)—стихотворный диспут, в котором обычно принимают участие два поэта; пасторела — стихотворение, изображающее встречу рыцаря и пастушки; баллада — плясовая песня; сирвентес — строфическая песня, посвященная политическим, общественным темам, нередко содержащая выпады против врагов поэта; плач — песня, приближающаяся к сирвентесу, в которой поэт оплакивает смерть сеньора или близкого ему человека.

Выходец из народа Маркабрю (около 1140—1185) неприязненно относился к рыцарству и его элитарной культуре, в то время как выдающийся поэт, представитель феодально-рыцарских кругов Бертран де Бори (около 1140—1215), принимавший деятельное участие в феодальных распрях, пел о стычках и битвах, прославляя войну и рыцарскую отвагу. С ненавистью говорил он о горожанах и крестьянах, полагая, что в интересах господствующего сословия их следует держать в черном теле. В то же время Бертрана де Борна тревожило, что феодалы перестают заботиться о славе дедовских гербов, что феодальная щедрость вытесняется жалким скопидомством, что пустым звуком становится рыцарская честь, а обнаглевшие богатеи лезут в дворянство и уже щеголяют приобретенными замками. /…/

Высокое средневековье Высокое средневековье период европейской истории, продлившийся приблизительно с 900 по 1300 гг. Высокое средневековье период европейской истории, продлившийся приблизительно с 900 по 1300 гг. Эпоха высокого средневековья сменила раннее средневековье и предшествовала позднему средневековью. Эпоха высокого средневековья сменила раннее средневековье и предшествовала позднему средневековью. Основной характеризующей тенденцией этого периода стало быстрое увеличение численности населения Европы, что привело к резким изменениям в социальной, политической и других сферах жизни. Основной характеризующей тенденцией этого периода стало быстрое увеличение численности населения Европы, что привело к резким изменениям в социальной, политической и других сферах жизни.

Политические события (1) В 1066 году произошло завоевание Англии прибывшей с континента армией нормандского герцога Вильгельма Завоевателя. В 1066 году произошло завоевание Англии прибывшей с континента армией нормандского герцога Вильгельма Завоевателя. В 1215 г. король Иоанн Безземельный подписал Великую хартию вольностей документ, ограничивающий королевскую власть и ставший впоследствии одним из основных конституционных актов Англии, а в 1265 году был созван первый парламент. В 1215 г. король Иоанн Безземельный подписал Великую хартию вольностей документ, ограничивающий королевскую власть и ставший впоследствии одним из основных конституционных актов Англии, а в 1265 году был созван первый парламент. В период между серединой X и серединой XI веков завершилась эпоха набегов викингов. Скандинавские королевства теперь были объединены, а их население приняло христианскую веру. В период между серединой X и серединой XI веков завершилась эпоха набегов викингов. Скандинавские королевства теперь были объединены, а их население приняло христианскую веру.

Политические события (2) К началу эпохи Высокого Средневековья Каролингская империя распалась на два отдельных государства, на территориях которых позднее сформировались современные Германия и Франция. Германия в те времена занимала господствующее положение в составе Священной Римской империи. К началу эпохи Высокого Средневековья Каролингская империя распалась на два отдельных государства, на территориях которых позднее сформировались современные Германия и Франция. Германия в те времена занимала господствующее положение в составе Священной Римской империи. В XI, а затем в XIII веке объединившиеся христианские государства под предводительством Кастилии полностью вытеснили мусульман из центральных областей Пиренейского полуострова и частично из южных. В XI, а затем в XIII веке объединившиеся христианские государства под предводительством Кастилии полностью вытеснили мусульман из центральных областей Пиренейского полуострова и частично из южных. В Италии в это время процветали торговые города, обогатившиеся на торговле с Востоком. Четыре города Генуя, Венеция, Пиза и Амальфи образовали так называемые Морские республики. В Италии в это время процветали торговые города, обогатившиеся на торговле с Востоком. Четыре города Генуя, Венеция, Пиза и Амальфи образовали так называемые Морские республики.

Монастыри Концентрация материальных и духовных богатств. Концентрация материальных и духовных богатств. Центры культуры, духовности и образования. Центры культуры, духовности и образования. Архитектурные и культурные доминанты целых регионов. Архитектурные и культурные доминанты целых регионов.

Церковь, крестовые походы, монашество Схизма 1054 года привела к образованию двух основных ветвей христианской церкви Римско- католической церкви в Западной Европе и православной церкви в Восточной. Схизма 1054 года привела к образованию двух основных ветвей христианской церкви Римско- католической церкви в Западной Европе и православной церкви в Восточной. Одной из определяющих черт эпохи Высокого Средневековья были крестовые походы, организованные христианами с целью отвоевания у сельджуков Палестины. Крестовые походы оказывали мощнейшее влияние на все слои средневекового общества. Одной из определяющих черт эпохи Высокого Средневековья были крестовые походы, организованные христианами с целью отвоевания у сельджуков Палестины. Крестовые походы оказывали мощнейшее влияние на все слои средневекового общества. Период с конца XI века по середину XII века был эпохой расцвета христианского монашества. Период с конца XI века по середину XII века был эпохой расцвета христианского монашества.

Что он их еще известно? Имена более 600 авторов Имена более 600 авторов Около 2500 текстов Около 2500 текстов Принадлежащих примерно 400 авторам Принадлежащих примерно 400 авторам Родоначальники бальных танцев Родоначальники бальных танцев Средневековые средства массовой информации Средневековые средства массовой информации

Куртуазная любовь (1) Куртуазная любовь - "утонченная любовь", форма внебрачных отношений между мужчиной и женщиной, предполагающая утонченность ухаживания и поведения. Куртуазная любовь - "утонченная любовь", форма внебрачных отношений между мужчиной и женщиной, предполагающая утонченность ухаживания и поведения. Куртуазная любовь известна по литературным памятникам примерно с XI века, расцвет ее приходится на XII-XIII вв. Куртуазная любовь известна по литературным памятникам примерно с XI века, расцвет ее приходится на XII-XIII вв. Название указывает на определенный социальный круг (courtois (франц.) - учтивый, рыцарский, придворный). Название указывает на определенный социальный круг (courtois (франц.) - учтивый, рыцарский, придворный).

Куртуазная любовь (2) Сохранившиеся поэтические источники воспроизводят следующую картину: объект куртуазной любви - замужняя женщина, Прекрасная Дама, неженатый мужчина обращает на нее внимание и загорается желанием. Отныне, пораженный любовью, он думает только о том, чтобы овладеть этой женщиной. Сохранившиеся поэтические источники воспроизводят следующую картину: объект куртуазной любви - замужняя женщина, Прекрасная Дама, неженатый мужчина обращает на нее внимание и загорается желанием. Отныне, пораженный любовью, он думает только о том, чтобы овладеть этой женщиной. Для достижения своей цели мужчина делает вид, что подчиняется во всем своей избраннице. Дама - жена сеньора, нередко того, которому он служит, во всяком случае, она хозяйка дома, где он принят, и уже в силу этого является его госпожой. Он, как вассал, встает на колени, он отдает себя, свою свободу в дар избраннице. Для достижения своей цели мужчина делает вид, что подчиняется во всем своей избраннице. Дама - жена сеньора, нередко того, которому он служит, во всяком случае, она хозяйка дома, где он принят, и уже в силу этого является его госпожой. Он, как вассал, встает на колени, он отдает себя, свою свободу в дар избраннице.

Куртуазная любовь (3) Женщина может принять или отклонить этот дар. Если она принимает его, она более не свободна, так как по законам того сообщества никакой дар не может остаться без вознаграждения. Женщина может принять или отклонить этот дар. Если она принимает его, она более не свободна, так как по законам того сообщества никакой дар не может остаться без вознаграждения. Правила куртуазной любви, воспроизводящие условия вассального контракта, по которому сеньор обязан вассалу теми же услугами, что получил от него, требуют от избранницы в конце концов предаться тому, кто принес себя ей в дар. Правила куртуазной любви, воспроизводящие условия вассального контракта, по которому сеньор обязан вассалу теми же услугами, что получил от него, требуют от избранницы в конце концов предаться тому, кто принес себя ей в дар. Однако Дама не может располагать своим телом по своему усмотрению: оно принадлежит ее мужу. Однако Дама не может располагать своим телом по своему усмотрению: оно принадлежит ее мужу.

Куртуазная любовь (4) Опасность игры придавала ей особую пикантность. Рыцарю, пускавшемуся в приключение, надо было быть острожным и соблюдать тайну. Опасность игры придавала ей особую пикантность. Рыцарю, пускавшемуся в приключение, надо было быть острожным и соблюдать тайну. Одной из тем куртуазной лирики является описание мечты возлюбленного о наивысшем блаженстве (скажем, видение себя и своей Дамы обнаженными), но все удовольствие заключалось не столько в удовлетворении желания, сколько в ожидании, поэтому поклонник должен был оттягивать момент обладания своей возлюбленной. Одной из тем куртуазной лирики является описание мечты возлюбленного о наивысшем блаженстве (скажем, видение себя и своей Дамы обнаженными), но все удовольствие заключалось не столько в удовлетворении желания, сколько в ожидании, поэтому поклонник должен был оттягивать момент обладания своей возлюбленной. В этом и заключается истинная природа куртуазной любви, которая реализуется в сфере воображаемого и в области игры. В этом и заключается истинная природа куртуазной любви, которая реализуется в сфере воображаемого и в области игры.

Жанры лирики трубадуров Баллада (печальная, развитый сюжет) Баллада (печальная, развитый сюжет) Канцона (любовная песня из 5 – 7 строф) Канцона (любовная песня из 5 – 7 строф) Сирвента («служебная песня») – призывы к войне; иногда социальная тематика и антицерковные настроения Сирвента («служебная песня») – призывы к войне; иногда социальная тематика и антицерковные настроения Альба – «утренняя заря» Альба – «утренняя заря» Пастурель (условные «пастухи» и «пастушки») Пастурель (условные «пастухи» и «пастушки»)

Наиболее известные трубадуры Ригаут де Барбезье Ригаут де Барбезье Бертран де Борн Бертран де Борн Бернард де Вентадорн Бернард де Вентадорн Арнаут Дамиэль Арнаут Дамиэль Пейре Видаль Пейре Видаль Маркабрюн Маркабрюн Джауфре Рюдель Джауфре Рюдель Беатриса де Диа Беатриса де Диа

Безымянная альба Боярышник листвой в саду поник, Где донна с другом ловят каждый миг: Где донна с другом ловят каждый миг: Вот-вот рожка раздастся первый клик! Вот-вот рожка раздастся первый клик! Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Ах, если б ночь господь навеки дал, Ах, если б ночь господь навеки дал, И милый мой меня не покидал, И милый мой меня не покидал, И страж забыл свой утренний сигнал. И страж забыл свой утренний сигнал. Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Под пенье птиц сойдем на этот луг. Под пенье птиц сойдем на этот луг. Целуй меня покрепче, милый друг, Целуй меня покрепче, милый друг, Не страшен мне ревнивый мой супруг! Не страшен мне ревнивый мой супруг! Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Продолжим здесь свою игру, дружок, Продолжим здесь свою игру, дружок, Покуда с башни не запел рожок: Покуда с башни не запел рожок: Ведь расставаться наступает срок. Ведь расставаться наступает срок. Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Увы, рассвет, ты слишком поспешил... Как сладко с дуновеньем ветерка, Как сладко с дуновеньем ветерка, Струящимся сюда издалека, Струящимся сюда издалека, Впивать дыханье милого дружка. Впивать дыханье милого дружка. Увы, рассвет, ты слишком поспешил… ! Увы, рассвет, ты слишком поспешил… !

Труверы trouver – «сочинять» trouver – «сочинять» Северная Франция (Бретань) Северная Франция (Бретань) Фольклорные истоки Фольклорные истоки «Куртуазный период» (1150 – 1240) «Куртуазный период» (1150 – 1240) Явное влияние трубадуров Явное влияние трубадуров Влияние английских менестрелей Влияние английских менестрелей «Новые городские труверы» «Новые городские труверы»

Немного о миннезингерах Миннеза́нг: букв. («любовная песня») жанр немецкой средневековой рыцарской поэзии, являвшийся ведущим жанром куртуазной литературы на протяжении последней трети XII и всего XIII веков. Миннеза́нг: букв. («любовная песня») жанр немецкой средневековой рыцарской поэзии, являвшийся ведущим жанром куртуазной литературы на протяжении последней трети XII и всего XIII веков. По своему характеру близок к поэзии трубадуров и труверов. В отличие от провансальской и северофранцузской лирики, чувственность и гедонизм в миннезанге несколько более сдержанны и играют значительно меньшую роль. По своему характеру близок к поэзии трубадуров и труверов. В отличие от провансальской и северофранцузской лирики, чувственность и гедонизм в миннезанге несколько более сдержанны и играют значительно меньшую роль. Немецкая рыцарская поэзия умозрительна и морализованна, многие произведения имеют религиозный оттенок. В своих произведениях немецкие лирические поэты-певцы миннези́нгеры букв. «певец любви» воспевали рыцарскую любовь к Прекрасной Даме, служение Богу и сюзерену. Немецкая рыцарская поэзия умозрительна и морализованна, многие произведения имеют религиозный оттенок. В своих произведениях немецкие лирические поэты-певцы миннези́нгеры букв. «певец любви» воспевали рыцарскую любовь к Прекрасной Даме, служение Богу и сюзерену.

ВАГАНТЫ Букв. «странствующие клирики» Букв. «странствующие клирики» Студенты Студенты Латинский язык Латинский язык Лирическая и дидактическая поэзия Лирическая и дидактическая поэзия Связь с каролингской «ученой поэзией» Связь с каролингской «ученой поэзией» Тоническое стихосложение Тоническое стихосложение Античная образность Античная образность Пародирование религиозной лит-ры Пародирование религиозной лит-ры

Carmina Burana (Ка́рмина Бура́на), также известен как Кодекс Буранус, Codex Buranus иллюминированный манускрипт, представляющий собой рукописный поэтический сборник. В настоящее время находится в Мюнхене. Название манускрипта на латыни означает «Песни Бойерна» (средневековый монастырь Beuern, ныне в Бенедиктбойерне, Бавария, где рукопись была найдена в 1803 г.). (Ка́рмина Бура́на), также известен как Кодекс Буранус, Codex Buranus иллюминированный манускрипт, представляющий собой рукописный поэтический сборник. В настоящее время находится в Мюнхене. Название манускрипта на латыни означает «Песни Бойерна» (средневековый монастырь Beuern, ныне в Бенедиктбойерне, Бавария, где рукопись была найдена в 1803 г.). Рукопись впервые опубликована в 1847 году И. А. Шмеллером, который и дал сборнику название Carmina Burana. Рукопись впервые опубликована в 1847 году И. А. Шмеллером, который и дал сборнику название Carmina Burana.

Наследие средневековой лирики Студенческий гимн «Гаудеамус» восходит к жанру застольных песен вагантов. Студенческий гимн «Гаудеамус» восходит к жанру застольных песен вагантов. Популярная песня «Во французской стороне...» («Прощание со Швабией») является вольным переводом песни вагантов «Hospita in Gallia» из сборника «Carmina Burana» (автор перевода - Лев Гинзбург, музыка Давида Тухманова). Популярная песня «Во французской стороне...» («Прощание со Швабией») является вольным переводом песни вагантов «Hospita in Gallia» из сборника «Carmina Burana» (автор перевода - Лев Гинзбург, музыка Давида Тухманова).

Наследие средневековой лирики (2) Причины упадка: неудачные крестовые походы, неудачные крестовые походы, инквизиция, инквизиция, еретические движения и войны, еретические движения и войны, Реформация Реформация Высоко ценили средневековую лирику: Людвиг Уланд Людвиг Уланд В.А. Жуковскиий В.А. Жуковскиий А.С. Пушкин А.С. Пушкин Карл Орф Карл Орф Пьер Обри Пьер Обри

Куртуазная поэзия (от франц. courtois - вежливый, учтивый, от cour - двор) - рыцарская поэзия, зародившаяся в средневековой Франции и распространившаяся в других европейских странах. Основа этого вида искусства - представления о «мере, вежестве и постоянстве» в служении рыцаря Прекрасной Даме.

Культ изящной бесплотной любви к женщине, преклонение перед ней требовали от рыцаря чести и мужества. Нравственная чистота находила эстетическое воплощение в высшем и совершеннейшем из средневековых искусств, в поэзии, и отражалась в поиске наиболее прекрасных языковых средств. Именно в недрах куртуазной поэзии зародились твердые поэтические формы. Это прежде всего канцона, или «песня», затем «альба», гимн чувственной любви, тенцона (или тенсона, «спор», «диспут»), пастореллла (встреча рыцаря и пастушки), баллада (плясовая песня), плач и другие. Куртуазная поэзия тяготела либо к «замкнутому» стилю, культивировавшему «тёмный» стих, непонятный простому смертному, изобилующий приёмами, затрудняющими понимание (подобный приём поэтики был распространён в ранней кельтской поэзии и служил передаче «языка богов», который и не должен быть понятен профану); либо к «светлому» стилю, мастера которого стремились, чтобы их произведения были понятны многим. Также трубадурами начала активно применяться рифма, получившая вскоре общеевропейское распространение.

Куртуазная поэзия трубадуров

Первыми представителями куртуазной поэзии явились трубадуры - рыцари, несущие вассальную службу и занимающиеся литературным творчеством. Надо заметить, что среди старопровансальских поэтов были и женщины (например, Беатриса де Диа). В их поэзии Прекрасная Дама заняла то же место, какое в религиозной поэзии отводилось мадонне, а совершенная любовь (fin amor) полагалась одной из эстетических ценностей. В этом были свои резоны: в эпоху Средневековья распространился древний гностический миф о Софии Премудрости Божией, супруге Бога, похищенной Дьяволом и томящейся в замке. Лишь смелый и доблестный рыцарь может освободить её; но в каждой земной женщине виден отблеск ее чистоты и красоты, и потому любая дама заслуживает служения, напоминающего религиозное (недаром Прекрасную Даму награждают титулами, присущими Мадонне: «путеводная звезда», «майская роза», «утешительница скорбящих»). Земная красота - отражение красоты небесной; любовь совершенствует сердце и душу влюбленного, дает ему возможность видеть божественное начало жизни; Любовь и сама - божественное существо.

Увы, Любовь, ведь ты меня сильней.
Нет у меня защиты, пожалей!
Пока моя погибель не пришла,
Ты б Донну умолить мне помогла!
(Бернарт де Вентадорн, «Песни»)

Прекрасная Дама в эпоху трубадуров, как правило, являлась замужней женщиной. Влюбленный в нее рыцарь редко получал возможность близости с избранницей, даже если она платила ему взаимностью. Совершенная любовь также снимала сословные преграды: трубадуры Эльяс Кайрель, Арнаут де Марейль и другие не обладали «благородным» происхождением, но в любви они были равны со своими возлюбленными. Любовь переставала восприниматься как грех; напротив, поэты провозглашали ее высшей добродетелью, поскольку она улучшает человеческую природу и побуждает человека делать добрые и хорошие поступки.

Многие из куртуазных поэтов были сеньорами, т. е. принадлежали к высшей аристократии, как Конон де Бетюн. Стилистически их произведения не отличаются от стихотворений трубадуров, и любовная проблематика везде одинакова.

Куртуазная поэзия - единственное явное проявление «куртуазной любви», преступной и тайной. Замужняя женщина не должна любить постороннего мужчину. Влюблённый поэт не имеет права компрометировать свою Даму; вот почему в стихах трубадуров обычно используется условное имя («сеньяль»), которым поэт называет ее.

Любовь трубадуров - не только чувство, проявление эмоций, но и интеллектуальное состояние, требующее постоянной работы и совершенствования мысли. Поэты постоянно обсуждают различные аспекты «меры, вежества и постоянства» в разных ситуациях, в том числе и самых деликатных (Фолькет де Марселья, Пейре Гильем и Сордель, Аймерик де Пегильян и Эльяс д"Юссель, Арнаут Каталан и другие).

Кризис куртуазной любви наступил уже в начале XIII в. В позднем творчестве Бертрана де Борна, поэта-воина, для которого главной темой служила рыцарская доблесть, говорится о закате высоких идеалов родовитого дворянства. К стихотворениям этого типа относится один из плачей де Борна, написанный по поводу кончины принца Генри:

Скорбит о нём, кто только юн и смел,
И ясный день как будто потемнел,
И мрачен мир, исполненный печали.

Куртуазная поэзия миннезингеров

На Севере Франции последователями куртуазной поэзии являлись труверы. В Германии ее представителями являлись миннезингеры («певцы любви»), выступившие в последней трети XII в. Они эстетически освоили опыт провансальских трубадуров. Миннезанг (средневековая рыцарская лирика) не так, как произведения трубадуров, склонен к передаче чувственных ощущений. Это более аналитическая, морализирующая, рефлектирующая и даже иногда религиозная литература. Однако светское начало в поэзии миннезингеров все же сильнее религиозно-мистического (Фридрих фон Хаузен, Генрих фон Фельдеке, Рейнмар фон Хагенау, Вальтер фон дер Фогельвейде). Часто темой стихотворений становится неразделённая любовь. Вообще немецкие куртуазные поэты в целом менее жизнелюбивы, чем французские. Исключение составляет поэзия Генриха фон Морунгена.

Наследие немецкого миннезанга включает такие шедевры куртуазной поэзии, как «Песни рассвета» Вольфрама фон Эшенбаха (автора «Парцифаля», средневекового романа в стихах). Наиболее известны произведения Вальтера фон дер Фогельвейде. Его поэзия полна радости, отражает живое чувство упоения телесным миром. Обращает на себя внимание её жанровое разнообразие - Фогельвейде пишет не только лирические, но и сатирические, философские произведения.

В XIII в. куртуазная поэзия в Германии также утратила прежнее место на литературном Олимпе. Над возвышенными рыцарскими чувствами к Даме посмеивались поэты новых поколений (Тангейзер, Иоганнес Хадлауб, Фрауенлоб).

Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Лирическая поэзия средних веков

Когда вспоминают о средних веках, то обычно представляют себе закованного в латы рыцаря, тяжелым мечом поражающего врага, каменные громады феодального замка, изнурительный труд крепостного крестьянина, унылый колокольный звон, раздающийся за монастырской стеной, и монаха, отрекшегося от мирских соблазнов. Железо. Камень. Молитвы и кровь.

Да, все это, конечно, так и было. Немало в средние века нагромождалось тяжелого, темного, бесчеловечного. Но люди всегда оставались людьми. Они не могли, как этого требовали от них хмурые благочестивцы, думать только о смерти и загробном царстве. Земля их кормила и поила. С землей прежде всего были связаны их горести, радости, надежды и разочарования. Они любили, трудились, воевали, веселились и оплакивали умерших. Разумеется, они также молились, но ведь и в молитвах просили они бога даровать им хлеб насущный и избавить от лукавого в этой земной юдоли.

Впрочем, страшила их не только нечистая сила, но и внезапные набеги врагов, самоуправство власть имущих, моровая язва, а также, как многим казалось, близость светопреставления. Однако, вопреки мрачным пророчествам неистовых прорицателей, конец мира не наступал и река средневековой жизни продолжала катить свои медленные и широкие волны. Земля оставалась землей. И люди, как и в другие исторические эпохи, тянулись к свету и красоте. При этом им хотелось, чтобы красота обитала нe только в тесных храмах, но и на просторах их повседневной жизни. И чтобы выражалась она не только в холодном неподвижном камне, но и в теплом человеческом слове, гибком и музыкальном. Именно в средние века поэзия стала королевой европейской словесности. Время прозы еще не пришло. Даже летописи облекались в стихотворную форму. Священное писание обретало стихотворные ритмы. Понятно, что при отсутствии книгопечатания стиху суждено было играть особую подсобную роль, ведь стихотворные тексты лучше запоминались. Но дело, конечно, не сводилось к удобству запоминания. Звучные стихотворные формы придавали поэтичность даже самому сухому дидактическому тексту, как бы приобщая его к царству красоты. А люди, жившие в суровую и в чем-то даже мрачную эпоху, нуждались в красоте, как нуждались они в солнечном свете.

Поэтическое слово звучало в то время повсюду - и в храме, и в рыцарском замке, и на городском торжище, и в кругу хлебопашцев. Искусные певцы вспоминали о славных богатырях, совершавших удивительные подвиги. Люди разного звания и положения, женщины и мужчины пели о любви, о весне, о веселых и грустных событиях в человеческой жизни. Так, видимо, обстояло дело уже в начале средних веков. Недаром церковные власти и каролингские короли не уставали клеймить «бесстыдные любовные песни», «дьявольские постыдные песни, распеваемые в деревнях женщинами», «нечестивые женские хоровые песни», имевшие, можно предполагать, широкое распространение в народной среде. Но все эти песни, противоречащие постной церковной морали, до нас не дошли. Никому не приходило в голову их записывать, тратить на них драгоценный пергамент. Грамотеями в то время являлись обычно клирики, а для них произведения, вызывавшие нарекания церкви, не могли представлять интерес. К тому же народная лирика вряд ли вообще тогда воспринималась как что-то ценное, и не только потому, что она была «простонародной»: ведь человек в те «эпические» столетия неизменно выступал как представитель рода, племени или сословия. От него ожидали подвига, способности сокрушить супостата. В героизме видели его главное достоинство. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Карл Великий, твердой рукой насаждавший христианство, живо интересовался древнейшими «варварскими» песнями, посвященными деяниям былых королей. Что же касается лирических несен, не укладывавшихся в эпическую концепцию мира, то их в лучшем случае просто не замечали либо решительно отвергали, занося в рубрику греховных. Этим и объясняется то прискорбное обстоятельство, что народная лирика раннего средневековья бесследно исчезла.

Но вот подошел XII век, и любовная лирика, правда не народная, но рыцарская, как-то сразу заняла одно из самых видных мест в литературе средних веков. Этот расцвет светской лирической поэзии, начавшийся на юге Франции, в Провансе, а затем охвативший ряд европейских стран, знаменовал наступление нового этапа в культурном истории средневековой Европы. В XII и XIII веках в западноевропейской жизни многое изменилось. Правда, феодальные порядки еще продолжали оставаться незыблемыми и католическая церковь сохраняла власть над умами верующих. Но уже быстро начали расти города, стремившиеся освободиться от власти феодальных сеньоров и зачастую превращавшиеся в очаги религиозной и социальной крамолы. Там в начале XII века возникли первые частные школы, не связанные непосредственно с церковными организациями и поэтому более свободные в своих начинаниях. Именно в стенах этих школ протекала деятельность одного из наиболее выдающихся философов-вольнодумцев средних веков - Пьера (Петра) Абеляра (1079-1142), воззрения которого дважды осуждались господствующей церковью как еретические. Ставя человеческий разум выше предания и мертвой догмы, французский мыслитель с огромным уважением отзывался об античных философах, которые для него олицетворяли истинную мудрость и по своему нравственному благородству превосходили представителей современного католического клира. Стирая грани между античностью и средними веками, он даже осмеливался утверждать, что христианское учение о троице было предвосхищено «величайшим из философов» - Платоном и его учениками. О том, насколько к этому времени возросло самосознание личности, свидетельствует «История моих бедствий», принадлежащая перу того же Абеляра. Автор уверен, что его жизнь представляет несомненный интерес для любознательного читателя. И он обстоятельно рассказывает о том, как он достиг громкой славы ученого, как его преследовали облаченные в сутану завистники и как горячая любовь соединила его с умной и красивой Элоизой. Он даже считает нужным сообщить, что сочинял любовные стихи, которые «нередко разучивались и распевались во многих областях»*. Перед читателем возникает образ человека, примечательного не тем, что он имеет отношение к церкви или сеньору, но тем, что он, при всем его несомненном благочестии, выступает, так сказать, сам по себе, являя миру неповторимое богатство ума и пылких человеческих чувств. В чем-то автобиография Абеляра уже предвосхищает «Письмо к потомкам» Франческо Петрарки, первого великого итальянского гуманиста, пожелавшего рассказать людям о себе и своей жизни.

Поэзия вагантов, ее темы, идеи, значение

Первые образцы лирической и публицистической поэзии появились в 12 веке на латинском языке.

Создателями этой своеобразной поэзии были деклассированные, большей частью бродячие клирики, оторвавшиеся от духовной среды в которой они были воспитаны, и проникшиеся вольным бунтарским духом городской бедноты.

С 12 века во Франции, Италии, Германии, Англии это течение значительно усилилось в связи с ростом школ и университетов, с увеличением числа школяров-латинистов. Эти школяры, в большинстве своем бедняки, во время вакаций скитались по стране, живя подачками, которые они получали за исполнение своих латинских песен. С 12 века они называют себя вагантами или голиардами. Второе название они сами в насмешку производили от имени библейского великана-язычника Голиафа.

Творчество вагантов по своему характеру близко к народной поэзии, из которой оно черпает очень многие мотивы и образы, но вследствие образованности авторов в нем заметно и сильное влияние древнеримской поэзии. У вагантов нередко встречаются имена языческих богов, приемы описаний, заимствованные у Вергилия, понимание любви, целиком взятое у Овидия.

Поэзия вагантов состоит главным образом из сатирических песен и воспевания радостей жизни. Ваганты беспощадно клеймят лицемерие, обман, жадность и т.д. Они обличают порочность и корыстолюбие епископов, богатых прелатов, а также тунеядство и лицемерие монахов. Всему этому ваганты противопоставляют беспечное веселье, упоение радостями жизни, культ Бахуса и Венеры. Любовь в песнях вагантов имеет всегда откровенно чувственный характер. Предметом ее почти никогда не является замужняя женщина; обычно это девушка, иногда также куртизанка.

Таверна, игра в кости, любовь к красотке, песни, шутки, вино – вот идеал жизни ваганта. Ничто так ему не отвратительно, как скупость, серьезность, аскетическое настроение. Поэзия вагантов нашла известное отражение в мировой литературе. Цитированное стихотворение было обработано на немецком языке Бюргером и подсказало Гете его «Застольную песню».

В свое время поэзия оказала влияние на лирику трубадуров и миннезингеров. В середине 13 века духовные и светские власти начинают принимать суровые меры против «бесчинств» бродячих клириков, поэзия которых в 14 веке окончательно замирает.

1) Кто такие ваганты.

Время существования – XII-XIII вв. Вагант – это безместное духовное лицо, слоняющееся по дорогам Европы. Собственно, название их и происходит от латинского глагола vagari – бродяжничать. Вагантов называли еще и голиардами.

Судить о национальности вагантов трудно, но вообще-то они были во многих странах Европы – назовете Германию, Англию, Францию, Италию и Испанию, не ошибетесь (короче, везде, где были университеты: они там учились сначала, а потом шли бродяжничать, не получив места, потому что в Европе в то время было перенасыщение грамотными людьми).

Имен вагантов тоже мало известно, потому что они не стремились к личному авторству, хотя авторское самосознание уже сложилось. Но некоторых вычислить удалось – это Примас Гугон Орлеанский, Архипиита Кельнский и Вальтер Шатильонский (я о них расскажу отдельно, потому что не знаю, в какой пункт они входят). Почему они писали анонимно? В отношении авторства латинская вагантская поэзия являет собой контраст со своей сверстницей – провасальской поэзией трубадуров, в которой стихи прочно закреплены за именами авторов (а вот и врете, батенька – Н.К.), и вокруг этих имен слагаются легенды. Поэзия трубадуров аристократична, каждый певец гордится своим именем и своим местом если не среди других дворян, то среди других певцов, расстояние между собой и своим коллегой-соперником чувствует очень остро и старается на каждое стихотворение ставить свою творческую печать. Поэзия вагантов, наоборот, плебейская. Духовного аристократизма в ней очень много, но социального аристократизма и индивидуализма в ней нет: все ваганты, во-первых, духовные лица, памятующие, что все смертные равны перед Богом, во-вторых, бедные люди, гораздо лучше чувствующие общность своего школярского положения и образования, чем разницу своих личных вкусов и заслуг.

2) Традиционный характер их поэзии.

3) Основные повторяющиеся темы, сюжетные ситуации и образы. Объединяю эти два вопроса, потому что не знаю, как их разделить.

Два корня вагантской поэзии – один в античности, другой в христианстве. Основные темы – прославление вина и плотской любви и сатирическое обличение духовенства.

Что касается первой темы – то это не больше как дань литературной традиции: даже если вагант не пил, то стихи в честь Бахуса он писал. Ну и любовь тоже прославлял, отдавая долг традиции.

Многие обличительно-сатирические стихотворения вагантов, если их пересказать прозой, окажутся обычной вариацией средневековой проповеди на тему порчи нравов, уснащенной реминисценциями из античных сатириков (Горация, Ювенала, Персия). Но через традицию в обличении духовенства отражалось реальное положение вещей. надо сказать, что любовная и вакхическая темы вагантов никогда не смешиваются, потому что они восходят к разным литературным традициям.

Другие темы: религиозные (разные гимны святым, “Прение человека со смертью”, драма “Действо о страстях господних”), политические (призыв к крестовому походу, плач о Ричарде Львиное Сердце), на сюжеты народных сказок, античные сюжеты.

Вагантские пародии.

Пародия в культуре средневековья играла очень большую роль. Любая тема, любой сюжет имели пародию. Но пародирование вело не к дискредитации пародируемых объектов, а к комическому удвоению мира.Ваганты пародировали все – начиная с себя и заканчивая Евангелиями и богослужениями (“Всепьянейшая литургия”).

Примас Орлеанский (1130-е-40-е гг.). Самые приземленные и самые индивидуальные стихи. Пишет о подарках, которые он выпрашивает, или о невзгодах, которые подстерегают его на каждом шагу. Единственный из вагантов, который изображает свою возлюбленную не условной красавицей, а городской блудницей.

Архипиита Кельнский (60-е гг.). Крут и мелко порублен, поэтому и прозвище Архипиита – “поэт поэтов”. Легкие и блестящие стихи. Примас всегда нацелен на конкретную хвалу или хулу, А., наоборот, охотно все обобщает, но потом все равно все сводит к самой конкретной попрошайне. Попрошайничает много, но принимает подаяние как нечто заслуженное. Куча реминисценций из Библии и античных поэтов. Наиб. известное стихотворение – “Исповедь”. Вальтер Шатильонский – 70-80-е гг. У него была самая упорядоченная жизнь, он почти не скитался, всегда было какое-то теплое место. Наиболее образованный, поэтому реминисценций еще больше. Попрошайных стихотворений почти нет, зато есть сатирические, где он обличает духовенство. Главный предмет его обличения – богатые прелаты, симония (торговля церковными должностями) и непотизм (раздача тех же должностей по родству).