Россия отмечает сегодня 65-ю годовщину победы в Великой Отечественной войне, как называют здесь Вторую мировую войну. На Красной площади будут присутствовать иностранные ветераны, которые сражались против Гитлера, но не будет испанцев, воевавших за СССР в качестве лётчиков, солдат, партизан, подпольщиков. Последний представитель категории этих мужественных людей, проживавших в России, Анхель Грандаль-(Корраль Ángel Grandal-Corral), скончался 25 марта этого года в подмосковном Подольске в возрасте 83 лет.

Этот коренастый моряк, уроженец города металлургов Баракальдо (Страна Басков), когда-то служивший на эсминце «Чуррука» (Churruca), а затем был командиром отдельного отряда особого назначения советских органов государственной безопасности, действовавшего в тылу у гитлеровских войск. «Анхель всегда был разведчиком и не рассказывал о своих подвигах», отмечают знакомые немногословного баска, которому приписываются блестяще выполненные разведывательно-диверсионные акты.

В декабре прошлого года в Мадриде умер Хосе Мария Браво (José María Bravo), окончивший лётное училище в СССР, а в 1943 году в качестве командира эскадрильи истребителей ПВО обеспечивал воздушное прикрытие перелета Иосифа Сталина на Тегеранскую конференцию. Он родился в 1917 году и был награждён Медалью за Отвагу, орденами Великой Отечественной войны и Красной Звезды. Браво возглавлял ассоциацию «Ветераны», способствовавшую развитию экономических связей Испании со странами СНГ.

Несколько «детей войны», проживающие в России и на Украине, поделились своими впечатлениями с газетой El País накануне годовщины победы. В 1937 году они прибыли на корабле в Ленинград, где их разместили в детском доме. В их памяти слились две войны: падающие зажигательные бомбы, постоянный голод, бесконечные переезды на корабле или поезде, братья, сёстры и друзья, погибшие от тифа, туберкулёза, голода или потерявшиеся.

85-летняя Мерседес Кото (Mercedes Coto) - блокадница. Вместе с 81-летней сестрой Хоакиной они вспоминают своего брата Маноло, недавно скончавшегося. Родом они из небольшой астурийской деревушки. В СССР их разлучили. Мерседес жила в ленинградском детдоме и в госпитале помогала оперировать раненых на фронте. Она вспоминает горы трупов на схваченной льдом Неве и своего друга Сальвадора Пуэнте (Salvador Puente), умершего от голода. В 1943 году блокада была прорвана, и её отправили на Кавказ, где немецкая армия захватила группу испанских детей (впоследствии их репатриировали в Испанию из Германии). По горам она добралась до Сухуми, где была задержана советскими властями из-за отсутствия документов. Её выпустили на свободу после того, как дети, захваченные немецкими войсками, рассказали свою историю на одной немецкой радиостанции. Из Баку на корабле она перебралась через Каспийское море, а затем зайцем на поездах через бескрайние степи прибыла в Самарканд. В уральском городе Миассе танцевала испанские танцы, средства от которых шли в Фонд Обороны СССР.

«За тобой пойдём мы, Сталин, по начертанному Лениным пути…». Сёстры Кото напевают первую строку песни, написанной испанскими детьми Хулио Гарсией (Julio García) и Анхелем Мадерой (Ángel Madera). Сталин наградил их за это часами. «Эту песню распевали во всех советских детских домах, где были испанские дети», говорит Хоакина. Мадера погиб на Ленинградском фронте.

В эвакуации Мерседес почувствовала и человеческую заботу (в Самарканде ей не дала погибнуть от дизентерии тётя Маша), и желание нажиться на чужой беде (жительница одной из кавказских деревень потребовала её халат за тарелку супа). После войны Мерседес работала на заводе в Москве. За свой статус блокадницы, признанный за ней недавно, она получает, помимо испанской, также и российскую пенсию в размере 25 000 рублей (650 евро). Хоакина преподавала французский язык в горном селении Дагестана, где перемещалась на ослике, а затем работала на московском радио. Судьба разбросала детей. Их направляли в те места, из которых по приказу Сталина были депортированы другие народности из-за опасений, что они могут поддержать врага. Вот так они оказались в Автономной Республике Немцев Поволжья, откуда было депортировано 367000 человек, и в Крыму, откуда в 1944 году были вывезены все татары.

Франсиско Мансилья (Francisco Mansilla), директор Испанского Центра в Москве, вспоминает о своём пребывании в Базеле, где они питались продуктами, оставленными немцами, включая вкусную печень трески, которую у них отобрал директор детдома.

В городе Изюм-2, в окрестностях Харькова, проживает 81-летняя Томаса Родригес (Tomasa Rodríguez), в детстве пережившая «холод, голод и нищету» в немецкой деревушке Куккус. Томаса - последняя испанка в Изюме-2, где проживали около 40 «детей войны», работавших на местной фабрике оптических изделий. У неё трое сыновей, один из которых работает в Барселоне. «Если бы не Испания, я бы не вытянула», говорит эта женщина, получающая от правительства Испании ежеквартальную пенсию в размере 1700 евро и ежемесячную украинскую пенсию 950 гривен (около 120 евро).

87-летняя Хосефина Итурран (Josefina Iturrarán), уроженка Страны Басков, рассказывает, что, когда разразилась война, пропали все воспитатели из того детдома в Одессе, где она находилась. Хосефина обвиняет руководство Коммунистической партии Испании в том, что «бросили нас и забыли о нас». Её эвакуировали в Среднюю Азии через Сибирь в вагоне-теплушке. Путешествие длиной в 38 дней завершилось в Самарканде, где уже заканчивалось железнодорожное полотно.

Антонио Эрранса (Antonio Herranz), которому сейчас 83 года, уроженца города Баракальдо (Baracaldo), отправили в Евпаторию (Крым), оттуда в Сталинград под немецкие бомбы, а затем по Волге до города Энгелс и в село Орловское, где он научился доить коров и обрабатывать землю. Эрранс вспоминает проигрыватель Афанасия Киселёва, который из преподавателя при советском посольстве в Париже стал директором детского дома и организатором сельскохозяйственных работ в Орловском на фермах, покинутых немцами. Подростки отправились на заводы, а Эрранс работал токарем в Маркс-Штадте, недалеко от Саратова. В 14-летнем возрасте он работал на заводе по производству оружия и питался один раз в день. В Испанском центре в Москве хранятся записи о судьбах людей -длинные и краткие -, по которым прошлись две войны. Есть здесь и записи о бойцах франкистской Голубой Дивизии, воевавшей на стороне гителеровской Германии, которые перешли на сторону Красной Армии и, после интернирования, иногда весьма продолжительного, остались в СССР, в основном в Тбилиси.

Испанцы в СССР

В годы Великой Отечественной Войны на стороне СССР сражалось около 800 испанцев. Согласно сведениями Испанского Центра в Москве, 151 из них пали в бою, 15 пропали без вести на фронтах. Если добавить к ним тех, кто погиб от последствий войны, то общее число погибших составит 420 человек.

После Гражданской войны в Испании (1936-1939) в СССР оказались 4299 испанцев: 157 лётчиков-курсантов, 67 моряков, 122 сопровождающих, 2895 детей, уехавших без родителей и 87, которые приехали с родителями, 27 были взяты в плен Красной Армией в Европе и 51 из состава Голубой Дивизии. Историк Андрей Елпатьевский считает, что с 20-х по 40-е годы в СССР эмигрировали 6402 испанцев (из них более 3000 детей). Из этого числа 278 гражданских лиц рассматривались как подозрительные элементы, включая тех, кто были задержаны в Европе. Военнопленных было от 452 до 484, в большинстве своём членов Голубой Дивизии. За различные преступления были осуждены 250 испанцев, включая 69 военнопленных и интернированных лиц. Наказаниям подверглись 155 воспитателей, в основном, за мелкие хищения. На кражи их толкал голод.

В 1985 году в СССР проживало около сотни бывших испанских бойцов. Четверть века спустя, все они умерли. К началу мая этого года, в России и на Украине оставалось, соответственно, 152 и 19 «детей войны». Фелипе Альварес (Felipe Álvarez), последний из бывших испанских бойцов, проживавший на Украине, скончался в 2008 году.

Выставка «Дети безоблачного неба», посвященная драматическим судьбам испанских детей, которым пришлось покинуть родину из-за гражданской войны 80 лет назад. Их фотографии и воспоминания были подготовлены проектом «Маленькие истории» Андрея Кирпичникова, создателем и вдохновителем выставки. «Лента.ру» вспоминает события того времени.

Франкистский мятеж

«Над всей Испанией безоблачное небо» - считается, что именно с этой фразы, переданной радио анклава Сеута, начался мятеж военных против избранного республиканского правительства страны. О том, действительно ли это так, историки спорят. Однако факт остается фактом: вечером 17 июля 1936 года состоялся путч, который привел к гражданской войне, продолжавшейся до 1939 года, и установлению диктатуры генерала Франсиско Франко.

Предпосылок для этого было много, но основная заключалась в том, что армия, возглавляемая консервативной военной аристократией, по большей части не поддерживала республиканское правительство, пришедшее к власти после падения монархии и состоявшее из представителей либеральных и левых сил. Парламентские выборы 1936 года, на которых с минимальным перевесом голосов победил блок левых партий «Народный фронт», еще более усугубили положение дел.

Под влиянием парламента правительство осуществляло радикальные меры, в основном касающиеся ускорения перераспределения земли, излишки которой экспроприировали у крупных помещиков. Впрочем, многие крестьяне так и не дождались своей доли, в результате чего в стране резко выросло число попыток стихийного захвата земельных наделов. Не лучше ситуация обстояла и с рабочим классом - в условиях экономического кризиса ширилось стачечное движение.

К подготовке мятежа военные приступили сразу после победы «Народного фронта», признав, что левые угрожают будущему страны. Несмотря на первоначальные успехи бунтовщиков, в результате путча им удалось взять под контроль лишь некоторые регионы страны. Началась долгая кровопролитная гражданская война. Республиканцы и лояльные им силы заручились поддержкой СССР, а восставшие военные, во главе которых в сентябре 1936 года встал генерал Франсиско Франко, - Италии и Германии.

Одна из областей, потерпевшей наибольшие разорения и разрушения, - Страна Басков, промышленный регион, за который ожесточенно боролись силы франкистов и республиканцев. Печально знаменит город Герника, практически полностью разрушенный под бомбами немецкого «Легиона Кондор». Бомбардировкам подвергались Мадрид и Барселона, в результате военных действий массово гибли мирные жители.

Маленькие беженцы

Испанцы старались спасти если не себя, то хотя бы своих детей. Большую часть беженцев принимали Франция, Бельгия, Великобритания, Голландия и Мексика. Корабли с маленькими испанцами направлялись и к советским берегам. Всего в СССР за годы гражданской войны в Испании было вывезено примерно 3,5 тысячи детей - многие из них были из Страны Басков.

Если в других странах их в основном забирали в приемные семьи, в Советском Союзе испанские ребята попадали в детские дома. Их образованием и воспитанием занимались как взрослые испанцы, так и советские специалисты.

Расселяли испанцев не по обычным детским домам - для них создали так называемые детские дома особого назначения, 10 из которых находились на территории РСФСР, 5 - на Украине. Воспитанникам этих заведений повезло: до войны на их содержание государство выделяла норму, в 2,5-3 раза превышающую норму обычного советского детдомовца. Детей вывозили на юг в пионерлагеря, и прежде всего - в «Артек».

Не стоит, впрочем, думать, что жизнь испанских детей в СССР была безоблачной. Им преподавали основы советской идеологии, советского строя, рассказывали о задачах Коммунистической партии. Результаты этой работы достаточно наглядны: дети писали письма в прессу с рассказами о том, как плохо им жилось на родине, как хорошо в СССР, и прославляли Иосифа Сталина.

В 1939 году гражданская война в Испании закончилась победой бывших мятежников и установлением диктатуры Франсиско Франко, продлившейся до середины 70-х годов прошлого века. Но беженцам не позволили уехать на родину. Согласно официальной позиции советской стороны, СССР не отправлял детей обратно, поскольку там их ждут репрессии. Неизвестно, как бы сложилась их судьба в Испании, но репрессий долго ждать не пришлось. Хотя детей не трогали, многие испанские воспитатели были объявлены опасными для общества троцкистами и арестованы.

Во время Второй мировой войны тех, кто достиг призывного возраста, отправляли на фронт. Объясняли это тем, что в военное время они все равно станут морально разложившимися беспризорниками, а армия сделает из них людей. Многие не дожили до обещанного превращения в настоящих мужчин - всего на войне погибли 422 молодых испанца, половина на поле боя, половина - от болезней и голода.

Тех, кто не смог пойти в армию, эвакуировали на Урал, в Сибирь и Среднюю Азию. Там они терпели те же лишения, что и их советские сверстники - жили в неотапливаемых зданиях и недоедали. Многие из них погибли.

Право вернуться на родину оставшиеся в живых получили в 1956-1957 годах, уже после смерти Сталина. Из 3,5 тысячи это сделали только 1500 человек. Было много и тех, кто осел в СССР, обзавелся семьями и не пожелал возвращаться в Испанию. Вторая волна репатриации пришлась уже на 70-80-е годы XX века, когда умер Франко.

Сейчас в России осталось не более 100 человек из тех 3,5 тысячи, которые уехали в Советский Союз, спасаясь от гражданской войны. Самые молодые из них уже разменяли восьмой десяток, и их число год от года сокращается. Иногда эти старики встречаются в Испанском центре в Москве (до 1965 года в этом здании располагалось представительство Коммунистической партии Испании).

Елена Висенс

Неизвестная правда об испанских детях в СССР

60 лет назад, весной 1937 года, восемь месяцев спустя после начала Гражданской войны в Испании, в Советский Союз из Валенсии прибыл первый корабль с испанскими детьми-беженцами на борту. Их было всего 72 человека. Но следующий корабль «Sontay», пришвартовавшийся в Кронштадте в июле 1937 года, уже привез в Советскую Россию 1499 ребят разного возраста: от 5 до 15 лет.

Так началась долгая эмиграция более 3 тысяч испанских детей. Для многих из которых она так никогда и не закончилась. И хотя уже в наши дни испанское правительство делает многое для их возвращения (например, между Москвой и Мадридом подписано специальное соглашение о признании двойного гражданства для этих людей, о переводе пенсии из России в Испанию), тем не менее даже здесь власти (на сей раз - уже испанские) действуют выборочно и во многом с пропагандистскими целями. А жаль… Ведь ничто так не характеризует власть, как ее отношение к своим гражданам и соотечественникам.

Как в Испании появились «дети, бегущие от грозы»…

Больше половины испанских детей, прибывших в Советский Союз в 1937–1939 гг., было из Страны Басков, из которой - после печально знаменитой бомбардировки Герники и падения основных республиканских оплотов - началась массовая эмиграция. По некоторым данным, в те месяцы родину покинуло более 20 тысяч баскских детей, многие из которых, правда, спустя некоторое время вернулись.

Много испанских детей в 30-е годы приняли и такие страны, как Франция (9 тысяч человек), Швейцария (245 человек), Бельгия (3,5 тысячи), Великобритания (около 4 тысяч), Голландия (195 человек), Мексика (500 детей). В Советский Союз всего прибыло 2895 детей (в 1937 году - 2664, в 1938 году - 189, в 1939 году -42 человека). Для того времени это была поистине невиданная эмиграция детей. За два года - с 1937 по 1939 годы - из Испании эмигрировало более 34 тысяч детей в возрасте от 3 до 15 лет. Большинство из них вскоре вернулось на родину, но на чужбине надолго задержались те из них, кто эмигрировал в Мексику и особенно в Советский Союз. Но если испанским иммигрантам в Мексике было легче, хотя бы потому что языковая среда была той же, что и на родине, то оказавшимся в СССР пришлось многое пережить, прежде чем они смогли адаптироваться к российским реалиям. А многие так и не обрели в СССР новой родины.

Многие родители отправляли своих детей на чужбину, думая, что это ненадолго - пока не утихнут бои и бомбежки на родине. Но жизнь распорядилась иначе: большинство детей, прибывших в СССР, остались здесь жить, многие так больше никогда и не увидели своих родных.

В этом я убедилась, познакомившись с многочисленными документами в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ). Этот центр находится в Москве и является правопреемником бывшего Института марксизма-ленинизма. Среди прочих материалов в РЦХИДНИ сосредоточены и архивы Коминтерна.

Так вот, как раз в архивах Коминтерна оказалось воможным найти множество свидетельств, дающих возможность составить достаточно яркую картину того, как жили испанские дети в СССР, как их принимали, с какими трудностями они сталкивались, как они адаптировались или не адаптировались в новой для них среде. Все приводимые ниже документы имеют, как водится, гриф «Совершенно секретно».

Из огня да в полымя

Первое, что бросается в глаза при внимательном чтении с архивами, - методика оказания советской помощи испанским детям-беженцам. Речь вот о чем. Если в большинстве стран, приютивших у себя малолетних испанских эмигрантов, дети в основном распределялись по семьям, то в Советском Союзе были созданы специальные детские дома-интернаты, в которых дети жили и учились. При них были как испанские, так и советские воспитатели, преподаватели и врачи. Курировал деятельность детских домов созданный при Наркомпросе специальный «Отдел детских домов специального назначения».

К концу 1938 года в СССР было 15 детских домов для испанских детей: десять в РСФСР (среди которых один - N10 в городе Пушкине под Ленинградом - специально для дошкольников), а пять других - на Украине. В России детские дома в основном были сосредоточены под Москвой и Ленинградом и для их создания были использованы дома отдыха ВЦСПС, старые дворянские особняки. На Украине эти детские дома создали в Одессе, Херсоне, Киеве и Харькове. Во время Великой Отечественной войны большинство «испанских детских домов» было эвакуировано в Среднюю Азию, Башкирию, Поволжье, на Северный Кавказ и в Грузию. Весной 1944 года более тысячи детей вновь были привезены в Подмосковье, часть осталась в Грузии, Крыму, Саратове.

Финансированием детских домов занимался ВЦСПС, а курировали детские дома многие организации - от ЦК комсомола и ЦК профсоюза дошкольных учреждений и детдомов, до Наркомздрава и Наркомпроса. Нормы содержания одного воспитанника «испанского детского дома» до войны были в 2,5–3 раза выше, чем для воспитанников обычного советского детдома. Летом часть детей (в основном, слабых здоровьем) вывозили на юг в пионерские лагеря, в том числе в знаменитый лагерь «Артек».

Всего в детских домах работало около 1400 учителей, воспитателей, врачей, среди них 159 человек были испанцы. В документах Коминтерна особое внимание обращено на партийную принадлежность испанского персонала. Архивные данные по этому вопросу таковы:

«Из них членов Коммунистической партии Испании - 37 человек, членов Объединенной социалистической партии Каталонии - 9 человек, членов Объединенной социалистической молодежи Испании - 29 человек, членов Социалистической партии Испании - 11 человек, левых республиканцев - 9 человек, беспартийных - 62 человека».

(Из отчета «отдела детских домов специального назначения» за 1937 год).

В архиве РЦХИДНИ хранится список «неблагонадежных» взрослых испанцев из числа преподавателей и воспитателей, которых, по мнению испанского представителя в Наркомпросе Соледад Санчи, автора записки, необходимо было «как можно скорее вернуть в Испанию». Любопытны характеристики, которые даны в этом документе испанским учителям и воспитателям, не удовлетворявшим советским требованиям:

«Соледад Алонсо - не может работать с детьми, так как это ее не интересует, не имеет никакой политической подготовки и не желает ее приобрести. Для нее Советский Союз это страна - как всякая другая».

Как явствует из отчета отдела детских домов при Наркомпросе от 31 декабря 1938 года, структура каждого «испанского» детского дома в СССР была такова:

«Учреждение для испанских детей именуется и является по существу детским домом со школой при нем. Во главе детдома стоит директор, имеющий следующих заместителей и помощников:

а) по учебной работе,

б) по политико-воспитательной работе /кандидатуры на эту работу подбираются непосредственно ЦК ВЛКСМ и утверждаются как ЦК Комсомола, так и НКП РСФСР/,

в) по административно-хозяйственной работе».

Таким образом, мы видим, что эти маленькие колонии испанских детей строились по социалистическому принципу коллективизма, во всем навязываемому испанцам, которых, с другой стороны, держали довольно изолированно от остального советского общества. Политбеседы, семинары по «ознакомлению с основой советского строя, с задачами и работой ВКП/б/» (цитаты из того же отчета) проводились в детдомах регулярно. Известны случаи, когда из детдомов изгоняли испанских учителей и воспитателей, которые, по мнению директората этих детдомов, являли собой «отрицательный элемент», а также проявляли «испанский нрав». Вот, к примеру, одно из архивных свидетельств:

«В Наркомпросе перепуганы сообщением, что в Ленинградских детдомах испанцы уже создали себе организацию - Комитеты Народного Фронта Испании… Во время семинара испанских учителей в Москве испанцы детдома N7 провели совещание, не сообщив никому, и выделили одного, кто затем выступил от имени всей группы на заключительном собрании семинара. В общем началось проявление испанских нравов…».

(Это - из письма работника Коминтерна Благоевой руководителю всесильной по тем временам международной организации Георгию Димитрову. Заметим, что с неприглядной ролью самого Димитрова при освещении этой темы мы еще столкнемся не раз).

Говоря о проблемах адаптации испанских детей-эмигрантов в Советском Союзе, следует назвать хотя бы одну из них. При всем том, что в каждом «испанском» детском доме была начальная школа, лишь в некоторых была средняя школа. Во многом именно из-за этого, достигнув 16 лет, когда по возрасту они должны были продолжить обучение в техучилищах или в школах фабрично-заводского обучения (ФЗО), испанские ребята из-за низкого уровня общего образования оказывались не способными к более специализированному обучению. Преподавание велось на испанском, а русский давался как иностранный язык. Но программа школьного обучения была советской, переведенной на испанский язык. Поэтому, как писали в своих отчетах советские инструкторы и эксперты,

28 сентября 1956 года Сесилио Агирре Итурбе(Cecilio Aguirre Iturbe) наконец-то смог разглядеть с палубы битком набитого грузового судна «Крым» очертания порта Валенсии. 20 лет из своих 27 он прожил в Советском Союзе, с тех самых пор, как в разгар Гражданской войны в Испании был вместе с братьями и сестрами эвакуирован из порта Сантурсе в Бильбао в надежде, что это ненадолго. То была удивительная высадка: пожелавшие того испанцы возвращались на родину из «социалистического рая», но их не встречал ни один представитель властей, а барселонская газета La Vanguardia только на следующий день написала об этом на четвертой странице. Тем не менее, сами «возвращенцы» выглядели взволнованными, а Итурбе не удержался от возгласа «Да здравствует Испания!» в скомканном заявлении для прессы. Он не знал еще, что самое трудное было впереди.

Подробную историю большой операции по возвращению двух тысяч испанцев, высланных в Россию, еще предстояло написать. Журналист Рафаэль Морено Искьердо (Мадрид, 1960) в течение многих лет изучал архивные документы и собирал личные свидетельства, чтобы рассказать эту трогательную, странную и грустную историю в книге «Дети России» (Crítica, 2016), которая появилась на полках испанских книжных магазинов. Детали этой масштабной операции во время холодной войны, которая заставила сотрудничать две идеологически враждебных друг другу державы с сомнительным результатом. «Наивно пытаться охарактеризовать возвращение испанцев в Советский Союз как успех или провал. На самом деле речь шла о неисполнимой мечте, уже хотя бы потому что за прошедшее время слишком многое изменилось, и возвращались они совсем не туда, откуда уезжали. Это была, скорее, попытка переосмыслить собственное существование, границы, которые нас разделяют или соединяют, то, о чем мы тоскуем и сожалеем». Кстати, вернулись не только дети, которых родители отправили в СССР подальше от ужасов войны, но и политические ссыльные, моряки, пилоты и дезертиры из «Голубой дивизии». И еще несколько шпионов. Не все они смогли адаптироваться.

El confidencial: В 1956 году, в разгар холодной войны два враждебных друг другу государства — Испания и СССР — заключили соглашение о репатриации тысяч испанцев. Кто уступил тогда и почему?

Рафаэль Морено Искьердо (Rafael Moreno Izquierdo): На тот момент Советский Союз был более заинтересован в проведении такой операции, потому что, как и Испания, стремился к большей открытости после смерти Сталина и с приходом Хрущева. Желая создать имидж более свободной страны, СССР, вопреки мнению Испанской Коммунистической Партии, способствовал возвращению испанских беженцев. Франко до конца не мог поверить в это, и в первый рейс отправил двух агентов, переодетых врачами «Красного креста». Но они опоздали, и судно ушло без них. Диктатор поначалу принял прибывших с недоверием, но быстро понял, что тогда, в середине пятидесятых, когда режим начинал понемногу либерализоваться, он тоже может использовать эту операцию в рекламных целях.

— Как жили эти дети в послевоенном СССР? Они действительно хотели уехать, или это была, скорее, идея их родителей?

— В России было три больших группы испанцев. Те, кто приехал детьми в возрасте от трех до четырнадцати лет, политические эмигранты и моряки и пилоты, которые проходили обучение в СССР на момент окончания гражданской войны в Испании и вынуждены были там остаться. Больше всего стремились уехать и боролись за это так называемые «дети войны», которые, хоть и были воспитаны как образцовые советские граждане, как авангард коммунизма, готовый к действию, как только падет франкизм в Испании, чувствовали себя испанцами и мечтали о возвращении на родину вне зависимости от ее политического режима. Их родители, оставшиеся в Испании, поддерживали с ними контакт, но по возвращении оказалось, что они друг друга не понимают. Все изменилось, и вновь прибывшим приходится сталкиваться с многочисленными трудностями, особенно женщинам, которые в СССР смогли получить высшее образование и были независимыми, и которые вдруг оказались в консервативном обществе, где женщина может открыть банковский счет только с разрешения супруга.

— В книге Вы рассказываете, что правительство Франко в тот период возрождения политических волнений, более всего беспокоило в репатриации именно угроза режиму. Был ли повод для беспокойства? Среди репатриантов были агенты или шпионы коммунистов?

Контекст

Забытые испанские «дети войны»

Público.es 02.11.2013

Испанские «дети войны» просят Рахоя о помощи

Público.es 24.11.2013

Испания вверяет свою судьбу Мариано Рахою

ABC.es 21.11.2011 — Возвращение «детей войны» совпало с очень специфическим моментом истории. Компартия Испании, по настоянию Москвы, только что изменила стратегию и прекратила вооруженную борьбу и предпринимала попытки встроится во франкистскую систему, чтобы нанести удар изнутри. В это же время происходят первые выступления профсоюзов, первые забастовки и манифестации. И в этот момент прибывают две тысячи испанцев, долгое время проживших в СССР, воспитанные во враждебной коммунистической идеологии, которые должны влиться во все слои испанского общества. Неудивительно поэтому, и даже закономерно, что Франко был напуган. Более того, в то время в стране действовал закон, запрещавший масонство и коммунизм, а любая политическая активность преследовалась. В ходе своего расследования я выяснил, что, хотя большинство вернувшихся интегрировались вне зависимости от политики, были группы, имевшие — добровольно или по принуждению — инструкции от Компартии Испании, сотрудничали с ней, и некоторые оказались из-за этого за решеткой. Я нашел документы, по которым можно проследить всю цепочку, кому они подчинялись, а также свидетельства того, что КГБ внедрило как минимум десятерых агентов под видом «детей» для сбора информации. Некоторое время они бездействовали, чтобы не привлекать подозрений, чтобы впоследствии сотрудничать с Россией и даже вернуться туда. Но таких было мало.

— ЦРУ сыграло ключевую роль в последующем, и, как Вы говорите, враждебном, наблюдении за репатриантами. Американский антикоммунизм был тогда еще более параноидальным, чем испанский?

— Для ЦРУ это возвращение явилось одновременно проблемой и решением проблемы. Проблемой — потому что американские базы с ядерными бомбардировщиками уже были размещены в Испании и могли стать объектами советского шпионажа. Но при этом никогда еще столько людей не появлялись одновременно из-за «железного занавеса», предварительно прожив там длительное время. Их допросили всех, все две тысячи человек, и узнали о секретных городах, о существовании которых никто не подозревал, о военных заводах, системах баллистических ракет, самолетах, электростанциях… Репатрианты стали лучшим источником информации для ЦРУ по все время холодной войны. Нет данных о том, применялись ли физические пытки во время допросов, чаще речь шла о наградах в виде жилья, работы, закрытия личного дела. Мы знаем также, что их настраивали друг против друга путем угроз.

— Как встретили этих «детей России» дома?

— Это очень любопытно, потому что режим пытался не дать этому большой огласки, чтобы все прошло незамеченным, поэтому никаких официальных лиц для встречи первого судна послано не было, а последующие рейсы даже не попали в прессу. В некоторых провинциях, в частности, в Астурии и Стране Басков, автобусы с репатриантами встречали с большой радостью. В обществе поначалу их считали «красными» и избегали общения. Но вскоре ситуация изменилась, потому что большинство из вернувшихся не стали заниматься политикой и жили обычной жизнью, получали субсидии для приобретения жилья, и им был предоставлен доступ к государственной службе. Этот процесс прошел так спокойно, что сегодня об этом практически никто не помнит.

— А что произошло с теми, кто не смог приспособиться и даже вернулся в СССР? Это кажется странным, ведь, в конце концов, испанская диктатура была менее жесткой, чем советский тоталитаризм. Я уж не говорю о климате…

— Тут сыграли роль несколько факторов. Те, кого испанская полиция окрестила «туристами», ехали в Испанию повидать родных, но с намерением вернуться в СССР. Испанские власти знали, что довольно значительная группа людей не собирается оставаться. Еще часть испанцев ехала без сопровождения своих семей, которым в Союзе не дали разрешения на выезд — в основном советским мужьям испанок, но не наоборот. И многие из этих испанок вернулись к мужьям. А еще были люди, которые просто не отдавали себе отчета в том, как изменилась их страна за это время. Они были воспитаны в стране с плановой экономикой, где не нужно было бороться за работу и не страшно было ее потерять, но в зарождающейся капиталистической системе Испании цены не были фиксированными, как в России. Им приходилось бороться за выживание, и это было слишком тяжело.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Лидия Богатырева «Две родины – и одно сердце (судьба «русского испанца»)»

г. Киров,
Вятская гуманитарная гимназия,
11-й класс
Научный руководитель: Г.А. Кропанева
Вторая премия

Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов…
Анна Ахматова «Северные элегии. Пятая»

В школьном архиве хранятся классные журналы за много лет. Просматривая их, я обратила внимание на необычное имя выпускника 1974 года – Навалон Виктор Анхелевич. Желание узнать подробнее о происхождении необычной фамилии и особенно отчества послужило началом поиска. В результате мне удалось установить, что Виктор Навалон – сын испанца Анхеля Навалона, которого ребенком вывезли в СССР во время гражданской войны в Испании (1936–1939).

Анхель Навалон Гобантес, 1931 года рождения, в настоящее время гражданин Испании. Рос и учился в СССР . Получил высшее образование, создал семью, много лет работал инженером-строителем – в общем, обрел в нашей стране вторую родину. Прожил в России 38 лет, из них 11 лет – в Кирове. В 1975 году вернулся в Испанию, в Бильбао, где еще были живы родители. Жена с детьми осталась в Кирове. В настоящее время пенсионер, живет в Малаге на средиземноморском побережье Испании. Время от времени навещает семью в России.

У меня возникло желание исследовать необычную судьбу человека, вырванного историческими обстоятельствами из родного дома, родной семьи, из своей страны и ее истории и принявшего чужой образ жизни, чужую идеологию, вошедшего в чужую историю.

Затем был поиск материалов, связанных с жизнью испанских детей в СССР . В прессе 1937–1938 годов я попыталась найти публикации, рассказывающие о событиях в Испании, о встрече испанских детей, прибывших в нашу страну.

В ходе работы выяснилось, что на территории Кировской области в районном городе Нолинске (в годы Великой Отечественной войны – Молотовске) располагался испанский детский дом, эвакуированный из-под Ленинграда осенью 1941 года.

Но самым интересным моментом была встреча с самим Анхелем Навалоном, «русским испанцем», который осенью 2001 года приехал из Испании в Киров и согласился на интервью. Встречи с Анхелем, его супругой Маргаритой Павловной Навалон (в девичестве Малюгиной), дочерью Мариной и внуком Евгением состоялись в сентябре 2001 года. Я очень волновалась, сомневалась, удастся ли мне вызвать незнакомого человека, тем более иностранца, на откровенный разговор. Свою растерянность и напряженность мне поначалу не удавалось скрыть. Но опасения были напрасными, семья встретила меня очень доброжелательно и радушно. Типичный южанин – невысокий, худенький, с тонким, подвижным лицом и огромными выразительными глазами – Анхель оказался удивительно эмоциональным, открытым и неутомимым собеседником. По-русски говорит свободно, хотя и с заметным акцентом (в тех местах работы, где использована прямая речь, я старалась сохранить стилистику собеседника без поправок). На просьбу рассказать о своей жизни откликнулся без колебаний, рассказывал охотно, увлеченно, подчас не нуждаясь даже в вопросах.

«Есть три эпохи у воспоминаний…» Эпоха 1-я: 1931–1937 годы
И ветер в парусах, и страшная минута
Прощания с моей родной страной…
Анна Ахматова

Анхель Навалон начал повесть о своей жизни с ответа на вопрос: «Когда Вы попали в Советский Союз?»
– Вместе с другими испанскими детьми в 1937 году. Нас увезли, чтобы спасти от войны. Кажется, было около 3-х тысяч детей. Из Испании вышли на корабле «Гавана» до французского порта Бордо. Потом пересели на французский корабль и оттуда морем плыли до Ленинграда.
– Интересно, какого возраста были дети?
– Примерно от 5 до 14 лет. Мне было 6.
– Из какого города Вы уезжали?
– Из города Бильбао, на севере Испании, на территории Страны Басков.
– Как родители расставались с Вами?
– Мать не хотела меня отпускать, но отец ушел на фронт, воевал на стороне республики и матери сказал: «Если меня убьют, у тебя останется двое детей. Как ты будешь их кормить?» Отец, Виктор Навалон, работал официантом в самой большой и дорогой гостинице Бильбао, обслуживал даже короля Альфонса XIII . Родился он в провинции Кастилия, Ла Манча (родина знаменитого Дон Кихота), в семье деревенского ткача, закончил всего 5 классов сельской школы. Когда началась индустриализация, ткачи разорились, и в 14 лет ему пришлось отправиться на заработки в город. Дед ему сказал: «Я тебя уже ничему не смогу научить». Занимался разной работой, пока не стал официантом.

Мать происходила из состоятельной семьи, жившей в 50 километрах от Бильбао. Ее отец занимался торговлей, но разорился, проиграв в карты все деньги, и матери пришлось работать гладильщицей в гостинице в Бильбао. Там они с отцом и познакомились.

Вот что помнит Анхель о раннем детстве, о жизни в родительском доме.
Он был старшим ребенком в семье, причем очень избалованным (до него был первенец, но он рано умер, поэтому мать оберегала и баловала Анхеля). Семья жила относительно благополучно. В гостинице часто оставалась вкусная еда, поэтому на питание Навалоны не жаловались. Жили в самой древней части города под названием «Семь улиц», на очень широкой зеленой улице недалеко от парка, в котором маленький Анхель часто гулял с матерью. Люди так и прозвали его: «мальчик из парка». С трех лет он любил петь, но стеснялся, и когда приходили гости, залезал под стол и пел оттуда. В пять лет научился читать и писать.

Но только до пяти лет продолжалось счастливое и благополучное детство Анхеля. Началась война.

Гражданская война в Испании (1936–1939 гг.)
17 июля 1936 года Иностранный легион Испанского Марокко, испанские и марокканские части подняли мятеж против республики. К вечеру 18 июля все испанское Марокко было в руках мятежников. Утром 19 июля начался мятеж в большинстве гарнизонов Испании. На защиту республики поднялись народные массы. Армия, вооруженная дуэльными пистолетами, косами, ружьями времен Наполеона, не знающая, что такое дисциплина, не имеющая понятия о военном искусстве, но готовая защищать республику «стеной своих тел», остановила мятежников и поставила фашизм на грань полного поражения .

25 июля германский посол в Мадриде сообщал в Берлин: «Учитывая сложившуюся ситуацию, невозможно надеяться, что военный мятеж одержит победу» . Так начиналась одна из кровопролитнейших гражданских войн в Европе, в которую оказались втянутыми другие европейские государства и СССР .

Как только в фашистской Германии и Италии поняли, что мятеж в Испании не имеет шансов на успех, в действие был приведен план интервенции. 28 июля первые германские и итальянские самолеты организовали переброску войск генерала Франко из Северной Африки. Итого за всю войну Италией было поставлено 656 самолетов, 950 танков, 1950 пушек, 1135 пулеметов, 7663 автомобиля, 1426 минометов, 250 тыс. винтовок, более 7,5 млн снарядов, 324 млн патронов, 16 720 т бомб. В этом отношении война в Испании была для Гитлера и Муссолини полигоном, где в бою испытывались возможности новой техники.

Советский Союз в 20–30 годы жил ожиданием мировой революции. События гражданской войны в Испании оживили эти ожидания. Политика СССР и Коммунистического Интернационала заключалась в том, чтобы любыми способами разжечь революцию, особенно там, где для этого были предпосылки в форме демократических революций и национально-освободительных движений.

Сначала поддержка Испанской республики со стороны СССР ограничивалась лишь политическими и дипломатическими инициативами, гуманитарной помощью (медикаменты, продовольствие).

В октябре 1936 года в испанские средиземноморские порты стали прибывать современные виды вооружения. Без советской военной техники Мадрид не смог бы противостоять натиску мятежников осенью и зимой 1936/37 года. Советские военные поставки (самолеты, танки, бронемашины, грузовики, артиллерийские орудия, пулеметы, бомбы, снаряды, патроны и т.д.) оплачивались за счет испанского золотого запаса и иностранной валюты до осени 1938 года. Затем СССР производил поставки в кредит (в размере 85 млн долларов).

Антифашистские чувства советского народа были очень сильны. Желание принять участие в борьбе с фашизмом выражали десятки тысяч людей. «Однако общее число советских добровольцев и военных специалистов, которых Сталин разрешил отправить в Испанию, не превышало 1,5–2 тысяч человек» . Посылали только тех, кто мог принести наибольшую пользу: танкистов, летчиков, военных инженеров, техников, артиллеристов, моряков.

Война стала величайшей национальной трагедией для Испании. «Более 1 млн убитых, миллионы раненых и искалеченных, разрушенные города и села, парализованная промышленность и сельское хозяйство, бездействующие железные дороги, сотни тысяч испанцев, покинувших родину, чтобы спастись от репрессий, забитые арестованными тюрьмы и концлагеря, пытки, расстрелы» .

Мужчины уходили на фронт сражаться за республику. Женщины и дети оставались в городах и селах, подвергавшихся бомбежкам с самолетов и с моря. О чем прежде всего думали испанские матери? Конечно о том, как сохранить своему ребенку жизнь. Что сделать, чтобы он не голодал? Что станет с ним, если мужа или ее саму убьют? Трудно даже представить себе, что пришлось пережить матерям, прежде чем решиться на разлуку с детьми!

Тысячи испанских детей были отправлены в Советский Союз, Бельгию, Францию, страны Латинской Америки.

Центром оказания помощи испанским детям было посольство СССР . Военная неудача в Испании, репрессии Франко против республиканцев давали основания для вывоза детей в другие страны, в том числе в СССР . Но Франция и Латинская Америка – близкие по культуре и языку страны, а СССР же по природным, культурным особенностям, по характеру политической системы – другая страна. По окончании войны в Испании все страны вернули детей назад. Все, кроме СССР . Наша страна заботилась о маленьких испанцах, но старалась включить их в систему идеологического воспитания граждан Советского Союза, это привело к тому, что нескольких тысяч маленьких испанских эмигрантов почти на всю жизнь оказались лишенными Родины.

В журнале «Интернационал молодежи» за 1938 год находим публикацию восторженных откликов испанских детей о жизни в СССР :

«Мне посчастливилось, я попал в Советский Союз, в Москву. Здесь, в детском доме для испанских ребят, очень хорошо. У нас замечательные спальни, комнаты отдыха, большой физкультурный зал» (Висенте Климент);

«Мы были на Красной площади и видели, как красиво шла Красная Армия, как много шло рабочих, как все приветствовали товарища Сталина. Мы тоже кричали: «Вива, Сталин!» Очень хочется увидеть Сталина и Ворошилова и поговорить с ними» (Роза Вебредо, 11 лет);

«Только в СССР я попал в школу: мой отец, крестьянин, не мог платить за учение. Я не знаю, как благодарить советский народ за то, что мне дали возможность учиться! Мне хочется передать спасибо дорогому товарищу Сталину, которого я очень люблю» (Франциско Молина, 12 лет) .

Что и говорить, фасад коммунистического режима был очень привлекателен. И конечно же, в советской прессе конца 30-х годов могли появиться только такие благодарные и восторженные слова. О реальных проблемах жизни детских домов мы вряд ли узнали бы из средств массовой информации, а материалы партийных проверок и отчетов хранились в архивах в обстановке строжайшей секретности. Только сейчас у нас появилась возможность познакомиться с ними. Но об этом я расскажу позднее.

Дети постепенно забывали своих родителей, родину. Они еще очень долго ее не увидят.

Простые люди не видели за этим большой политики, а рассматривали помощь испанским детям только как акт добросердечия.

Эпоха вторая: 1937–1956 годы.
Опять войны разноголосица…
О.Мандельштам

Но вернемся к семье Анхеля. Отец сражался за республику, мать осталась одна с двумя детьми (в семье родилась еще дочь Консуэло).

Отец боялся, что, если его убьют, мать не сможет прокормить двоих маленьких детей. Поэтому он настоял на том, чтобы шестилетнего Анхеля отправили за границу. Решившись на разлуку с сыном, родители полагали, что она не будет долгой. Как только закончатся боевые действия, детей вернут обратно. Однако их надеждам не суждено было сбыться.

Итак, в 1937 году около 3,5 тыс. детей в возрасте от 5 до 14 лет с учителями и воспитателями отплыли из Испании на корабле «Гавана» во французский порт Бордо, где пересели на другой корабль, отправлявшийся в СССР . Уже много лет спустя Анхель узнал, что родители, переменив свое решение, приезжали за ним в Бордо, но не успели – корабль отходил у них на глазах.

В кировской газете «Комсомольское племя» находим такое сообщение: «3 октября в Ленинград прибыли свыше 1000 испанских детей. Трудящиеся города Ленина тепло встретили молодых граждан республиканской Испании. Около 600 испанских детей поедут в различные города Союза, остальные будут жить в Ленинграде» .

Среди тех 600 детей, которых отправили в другие города, был и Анхель. Сначала они оказались в Крыму, где пробыли месяц (в Ялте, затем в Симеизе). Позднее морем дети были перевезены в Одессу. Их поселили в дачной местности, на территории одного из санаториев в Аркадии, около моря. Детский дом, по словам Анхеля, был окружен замечательным садом. То есть испанским детям были созданы лучшие условия для жизни и учебы по сравнению с более чем скромной жизнью простых советских людей в предвоенные годы. Престиж страны был превыше всего.

«Мы приехали со своими учителями и воспитателями и, конечно, общались на родном языке. В детском доме были некоторые советские граждане, которые знали испанский, но не все. Когда я приехал в Советский Союз, то учиться начал не сразу. Первое время неинтересно было: читать и писать я умел, а русскому не учили. Считали, что кончится война – и отправят назад. Потом, когда начали изучать умножение и деление, тогда подключился, стало интересно. Обучение начинал с восьми лет. Испанские учителя занимались с нами на родном языке. Выучил русский, когда в девять лет заболел ревматизмом и попал в больницу на целый месяц. Волей-неволей выучился говорить по-русски, так как там по-испански никто не говорил».

Сначала Анхель очень скучал по родителям, вспоминал их, плакал, но потом уже забыл, привык. О русских и испанских сотрудниках детского дома, об их отношении к детям он говорит с благодарностью: «Они делали все, что могли».

Испанские дети, конечно же, чувствовали, что их пребывание в нашей стране затягивается. Но вряд ли догадывались, какие испытания ждут их впереди.

Две войны на одно детство
22 июня 1941 году война пришла и на нашу землю. И нам она принесла еще больше горя, боли и лишений, чем испанцам. Война как будто бы догнала испанских детей в СССР . В жизни десятилетнего Анхеля это была уже вторая война.

Анхель Навалон рассказывает о самых запомнившихся событиях начала Великой Отечественной. Их, детей, научили копать траншеи, накрывать их сверху бревнами, соломой и землей. Во время воздушной тревоги там можно было укрыться. Воздушная оборона в Одессе была организована хорошо, немецкие самолеты прорывались редко. Но в случае бомбежки велика была опасность получить ранение осколками снарядов. Однако детям не было страшно, они не осознавали опасности, они привыкли к снарядам, осколкам, ракетам – все это было для них чем-то вроде фейерверка.

Линия фронта приближалась к Одессе. Детей на корабле «Пестель» отправили до Херсона. Когда немцы начали бомбить Херсон, детский дом – по Днепру – перевезли до Днепропетровска, там разместили на острове.

Вспоминает Анхель: «Когда нас эвакуировали с этого острова на Кубань, немцы не бомбили, не знаю почему. Может, там были знаки Красного Креста или нас охраняли… Так как было лето, переезд был быстрый, кормили хорошо. Когда приближалась зима, и фронт оказался недалеко от Кубани, была тяжелая эвакуация. Расстояние, на которое обычно поезда тратили полтора суток, мы преодолели за месяц. Месяц в дороге! Эшелон состоял из пассажирских вагонов. Места не хватало, нары стояли в два ряда. Только один раз в Сталинграде кушали горячую пишу, а так – хлеб, консервы. Но мы испытывали не голод, а жажду. Бидон из-под молока был под замком. Давали по стаканчику воды три раза в день. Снег выпадал и таял, поэтому пили из луж и из паровоза. Однажды стояли два дня в степи. Бывало так: отъехали от станции, потому что бомбят, до следующей не можем доехать, так как ее тоже бомбят…

Всего эвакуировали около 300 детей.

В Саратов прибыли 1 января. Многие болели дизентерией, ветрянкой, даже тифом. 12 человек умерло. Я тоже заболел дизентерией, «остался в одних костях и коже», но выжил. Не было хороших лекарств.

Разместили в Саратове в здании какой-то бывшей школы. Когда наступила весна, стало тепло, перевели в дачное место в 10–20 км от Саратова. Холмистая местность, леса. Хорошо было до конца лета.

Оттуда нас перевели в Насадский район, в Немецкое Поволжье, село Орловское. Немцев оттуда Сталин убрал. Зимой жилось очень плохо: не хватало продуктов, было холодно. Летом, чтобы выжить, работал в поле, был водовозом, пастухом, пас коров – там было большое подсобное хозяйство. Мужиков в селах не было, одни бабы остались.

Я хорошо пел – отправили в самодеятельность. Мы ходили по селам и пели для женщин. Особенно запомнились песни «Орленок», «Синий платочек». Женщины плакали.

В Саратове капельмейстер саратовского пехотного училища набирал группу из старших воспитанников испанского детского дома, чтобы обучать их музыке. Когда они приехали в Орловское, им сказали обо мне – хорошо поет, у него музыкальные способности. Капельмейстер взял меня в музыкальный взвод училища. Сказал: «Будешь учиться играть на малом барабане – бить по чужой шкуре, а когда своя окрепнет, переведем на другой инструмент».

Так Анхель стал музыкантом.

Жизнь испанских детей в детском доме № 10 в Кировской области
Конечно, детская память Анхеля сохранила далеко не все подробности, детали жизни и быта детдомовских ребят во время войны. Чтобы лучше представить себе жизнь Анхеля в детском доме, я обратилась к истории детдома № 10 для испанских детей, который располагался во время войны в городе Молотовске Кировской области.

Фашисты продвигались вглубь страны, поэтому не только детский дом Анхеля был вынужден убегать от линии фронта. Испанские дети оказались в самых разных районах СССР . Осенью 1941 года немецкие войска вошли в Ленинградскую область, и несколько испанских детдомов тоже пришлось эвакуировать. Так один из них оказался в нашем Вятском крае – в городе Нолинске (в годы войны – Молотовск).

Детский дом приехал в Молотовск в сентябре 1941 года. В его списках значилось 123 ребенка.

Вот что удалось узнать из архивных документов – отчетов о партийных проверках этого и других детских домов Кировской области.

Дом № 10 для испанских детей в г. Молотовске занимал одно здание полностью (ул. Ленина, д. 14 – одно из лучших зданий города) и второй этаж другого дома. На 14 ноября 1943 г. в детском доме насчитывалось уже 142 воспитанника: 85 мальчиков и 57 девочек. Кроме них в детском доме жили 5 детей служащих и 26 человек обслуживающего персонала. Бытовые условия детского дома характеризуются как удовлетворительные (для военного времени). Он полностью оборудован мебелью, отопление печное (дрова заготавливают сами воспитатели и дети в 4-х км от города, а затем перевозят на лошадях). Освещение электрическое, но напряжение настолько слабое, что почти невозможно нормально работать, керосина детскому дому выделяется недостаточно.

В сентябре 1943 года детдом пополнили испанские дети, эвакуированные из Саратова (Анхеля среди них не было). В спальнях сразу стало тесно, спали по двое, между кроватями невозможно было поставить даже тумбочку. В отчете отмечается, что постельного и нательного белья у каждого ребенка 3 смены, верхней одежды 2,5 смены, кожаная обувь есть у всех, но не хватает 31 пары валенок. Демисезонные пальто есть только у эвакуированных из г. Пушкина Ленинградской области, зимние пальто – у всех.

Нужно сказать, что такой доскональный подсчет предметов одежды каждого воспитанника может удивить современного ребенка и такой гардероб покажется ему более чем скудным. Но нельзя забывать, что это было тяжелое военное время и испанские дети, в отличие от многих русских, все же были обуты, одеты и не голодали.

Питались в детском доме три раза в день, в основном продуктами с подсобного хозяйства (9 га земли, 5 свиней, 5 овец, 25 кроликов и 30 кур). Однако перебои с питанием все-таки начались с 1943 года: плохо выполнялись наряды на мясо, рыбу, масло, хлеб, молоко, сахар, кондитерские изделия.

Первой и основной задачей детдома № 10 было сохранить испанским детям жизнь и здоровье.

По данным на конец 1943 года оснований для госпитализации детей не было, длительное время в изоляторе провел только один воспитанник – Аурелио Мартинес с туберкулезной интоксикацией, вследствие чего он был оставлен на второй год в пятом классе. В 1942 году дети перенесли такие заболевания, как грипп – 22 человека, энтерит – 68 человек, обморожения – 39 человек. Данные о здоровье воспитанников можно назвать достаточно оптимистичными, принимая во внимание суровый, особенно для детей теплой Испании, российский климат и вятские морозы. Ослабленным здоровьем отличались дети, эвакуированные из Саратова. Отмечено, что практически 100% больны бронхоаденитом и малярией. Все они находились под наблюдением врача и получали дополнительное питание.

Заведующий партийным кабинетом Нолинского райкома ВКП (б) Николай Александрович Петров, курировавший испанский детский дом, писал: «Время было трудное, суровое. Однако наши советские люди, в частности нолинчане, делали все для того, чтобы пригреть своих и испанских детей. У нашего народа большое сердце и его хватит на всех».

Однако архивные документы говорят, что на всех не хватало. И частенько власти забывали именно о своих, русских, детях. Когда я читала справку о проверке состояния Великорецкого детского дома Кировской области, то не могла не испытать потрясения и ужаса: «В Великорецком детдоме полная антисанитария, кругом грязь (за исключением кухни). Мытье полов производят сами дети. Спят в шапках, пальто и валенках, без простыней, под грязными одеялами. Постели заправляются вместо простынь лохмотьями от простынь, имеющими только хлопки по краям, посредине которых видны рваные матрацы, на которых и спят дети. У всех детей грязная, рваная одежда. Вместо валенок ходят в ботинках без шнурков, так как, по словам завуча, в валенках они бегут.

Среди воспитанников 100% вшивость.

Дети голодны, целыми днями бродят в поисках пищи, возятся в различных помойках, выискивая шелуху от овощей».

В характеристиках многих воспитателей детского дома можно встретить фразу: «Изживает свой недостаток – грубость».

Еще одна жестокая форма воздействия на детей в детдоме № 10 – лишение части питания. Эта форма была даже узаконена директором Н.Г. Сокольским. Известны случаи, когда дети за какие-то проступки не получали обед в течение трех дней и не допускались на уроки испанского языка. Например, воспитанница Балермина за уход в кино без разрешения три дня сидела на одном хлебе.

Воспитанникам Молотовского детского дома старались дать хорошее образование, хотя и здесь было немало проблем. Особенно остро стояла проблема преподавания испанского языка. В отчетах об учебной работе в испанском детском доме № 10 г. Молотовска отмечено, что дети забывают родной язык. Воспитатели признаются: «Мы не можем требовать, чтобы дети умели выражать мысли на родном языке, потому что они не имеют литературы на нем, мы не можем требовать, чтобы они писали грамотно, потому что они мало читают и мало пишут (за недостатком бумаги). И все же мы должны мобилизовать все возможности и средства, чтобы сохранить детям их родной язык».

Всего в молотовской средней школе № 1, по данным на 1943 год, обучалось 65 испанцев: 36 – в шестом классе, 24 – в седьмом, 3 – в восьмом и 2 – в девятом. Шесть мальчиков обучалось на первом курсе техникума механизации сельского хозяйства; две девочки – на втором курсе школы медсестер.

До шестого класса дети занимались с испанскими учителями в помещении детского дома. С шестого класса посещали вместе с местными детьми молотовскую среднюю школу № 1. В составе учителей было 9 испанцев и 6 русских. Испанцы в основном эвакуировались вместе с детдомом и работали в нем со дня основания.

Вспоминает своих бывших одноклассников Виктор Сергеевич Путинцев, кандидат педагогических наук, учитель средней школы № 1 г. Нолинска, ныне пенсионер: «Прошло уже более полувека, а я все еще отчетливо помню тех, с кем учился в молотовской средней школе с 1943 по 1946 год.

…7-й «с» класс (три седьмых класса были обозначены латинскими буквами). За каждой партой не два, а три человека: школу уплотнили эвакуированные. Отличник Борис Когниц – он местный, из деревни Зубари – сидит рядом с мурманчанином Иваном Головановым. На задней парте в углу – воспитанники ленинградского детдома – брат и сестра Рябчиковы. На первой парте у входной двери - неистощимый на выдумки еврей Гриша Кнох. Я – за ним. Мои соседи – испанец Альварес Лопес (молчаливый, с трудом говоривший по-русски, худой черноглазый юноша) и сын профессора географии Борис Силищенский. Среди наших учителей – Юлия Иосифовна Полевая, жена автора «Повести о настоящем человеке».

…Зима. Окна в классе плохо пропускают свет – заледенели. От дыхания пар, все в пальто. Альварес в перемену одним из первых устремляется греться игрой в полено: ребята берутся за руки вокруг чурки, «поставленной на попа», и затевают хоровод, в котором каждый старается не задеть, не столкнуть полено, однако делает все, чтобы задел и столкнул его кто-то другой. Уронивший чурку выбывает из игры.

Хорошо согревались «в боях за табуретки», которые тогда имелись при учительских столах не в каждом классе. Эти бои никогда не превращались в драку: если табурет не удавалось унести незаметно, то его перетягивали, как канат. Испанцы сражались необыкновенно азартно».

Вот в такие незамысловатые игры играли дети более полувека назад. Были популярны тогда и спортивные состязания. Судя по архивным данным, испанский детский дом добился в этой области больших успехов.

Гимнастическая секция детдома единственная в городе получила право участвовать в областной олимпиаде. Все воспитанники с 12 лет принимали участие в лыжном кроссе. Нормы сдали все. Луис Родригес был признан лучшим лыжником города(!). (Это в северном-то крае, где почти в каждой уважающей себя семье ребенок ставится на лыжи в 3–4 года!) Футбольная команда детдома в последнем военно-физкультурном кроссе заняла 1-е место.

Вот что вспоминает по этому поводу Виктор Сергеевич Путинцев: «Ярче всего спортивный азарт испанцев проявлялся на футбольном поле. Летом 1943 года несколько раз встречались сборные местных подростков и воспитанников детдома. Каждый раз выигрывали обутые в ботинки и лучше накормленные испанцы. Кроме того, у них был постоянный, а потому сыгранный состав, а у нас, полуголодных, игравших босиком, состав каждый раз менялся: по домашним обстоятельствам не все лучшие игроки могли явиться на очередную игру. Футболисты в красных эспаньолках действовали согласованно:

– Антонио, пас!

– Фернандо! – то и дело разносилось над стадионом. Фернандо Фернандес играл напористее других и чаще всех поражал наши ворота.

А в спортивном зале лучшим был Луис Родригес. Концертные программы школьных вечеров заканчивались выступлениями гимнастов, которые выстраивали многоэтажные пирамиды и демонстрировали мастерство на параллельных брусьях. На этом снаряде блистал Аркадий Киселев из Слободки. С еще большим восхищением следили все за отточенными движениями смуглого, гармонично сложенного гимнаста в белой майке – Родригеса. Его стойка на кистях была безукоризненна, а соскоки захватывали дух смелостью.

Испанцы были талантливы и в танцах, и в музыке. Они охотно знакомили нолинчан со своей культурой: память отчетливо воспроизводит их хор в три яруса, мелодию и слова припева одной из песен. А вот перед глазами мелькает контрастом красного и черного в одежде тоненькая воспитательница детдомовцев, исполняющая под звуки кастаньет тарантеллу. В танце – огненный темперамент, душа ее народа…

Испанские дети держались, как правило, обособленно. Трудно предположить, чем это объяснялось: языковым барьером или, может быть, тем, что между детдомовскими и детьми из семей целая пропасть. Однако в ряде случаев их общение с нолинскими сверстниками и сверстницами перерастало в дружбу. И даже больше.

Весь город был потрясен и жил разговорами о попытке испанки Кристины покончить с собой из-за того, что ее любовь к однокласснику Виктору Ворошилову оказалась безответной. Виктор был очень по-русски красив, статен, великолепно играл на мандолине, и Кристина безоглядно влюбилась в него. Потеряв надежду на взаимность, она бросилась в реку Вою. К счастью, ее спасли. Такая вот она, горячая испанская кровь».

Исключительное внимание уделялось в детдоме идеологическому воспитанию.

Детям внушали, что тот, кто отлично учится, тем самым помогает разгрому немецких оккупантов. Детский коллектив был разбит на «четверки». Таким образом, все воспитанники были вовлечены в соцсоревнование. «Наша четверка может и должна быть лучшей в учебе» – ответственный в четверке за учебную работу проверяет качество подготовки уроков. «Наша четверка может и должна быть самая аккуратная и чистая» – ответственный за санитарное состояние следит за костюмами, рабочим местом, кроватями. Лучшие четверки поощрялись по итогам за неделю, самые старательные и растущие четверки поощрялись по итогам за четверть. В конце каждой учебной четверти по представлению детского совета отличникам и ударникам присваивалось право ношения нарукавного значка, а лучшему коллективу вручалось переходящее красное знамя. Для отличников и ударников по итогам четверти организовывался прием у директора с угощением.

Молотовский детский дом не был обделен вниманием властей. 14 апреля 1943 года была получена телеграмма от Сталина: «Детскому дому № 10 для испанских детей, г. Молотовск Кировской области, директору тов. Сокольскому, детям Луис Родригес, Хоакин Берналь, Люсии Руис, Сельсо Лопес. Прошу передать сотрудникам и воспитателям детского дома № 10 испанских детей, собравших 14 тыс. руб. на постройку танка «Молотовский Комсомолец», мой братский привет и благодарность Красной Армии. И.Сталин».

Телеграмма была встречена бурным восторгом, слезами радости и клятвой работать еще упорнее. В память о внимании Сталина в детском доме установилась традиция: на вечернем рапорте дежурный член Детского совета обращался к строю со здравицей: « Viva el camarada Stalin !» Все присутствовавшие на рапорте под революционный салют Испании отвечали: « Viva !»

В 1944 году детский дом № 10 для испанских детей перевели в Черкизово Московской области, так как ощущалось приближение конца войны и оставлять испанцев в северном крае уже не было острой необходимости.

Вспоминает Анхель Навалон:

– Прошел 1944-й. Наступил 1945 год. Кончилась война. Мы тогда были в пехотном училище. Все выбежали на улицу, стреляли, пускали ракеты – все ликовали. Это мне запомнилось. В 1946 году я должен был обучаться в шестом классе, так как в детском доме я окончил пятый. Но учебников с 1941 года не было. Учились с грехом пополам. В шестой класс я должен был ехать далеко от пехотного училища, транспорта не было. Меня перевели в поселок Томилино под Москвой, в школу военно-музыкальных воспитанников. Старшие ребята мне сказали: «Не будь дураком, скажи, что закончил шестой класс». Я их послушался, и меня перевели в седьмой.

Тогда я уже многое забыл, должен был учиться заново. В первом диктанте было около тридцати ошибок. В седьмом классе в основном подготавливали для музыкальных взводов армии. Жили в школе, в красном уголке: там была только одна печь, и она не обеспечивала теплом помещение. Зимой было холодно, мы спали по двое: один – в одну сторону, другой – в другую и накрывались матрасом соседа. Весной, когда начинал капать снег, протекала крыша. Кормили и музыке обучали хорошо, но общего образования практически не было. Еле-еле что-то изучали.

Когда подходило время к осени, директор мне посоветовал: «В Испании музыканты не востребованы. Иди в детский дом, кончай там среднюю школу и поступай в институт». Попал в детский дом в Болшево Московской области в восьмой класс. В восьмом классе уже были книжки, учебники. С восьмого класса все было на русском языке, кроме испаноязычной литературы.
– Сколько в классе было испанцев?
– Точно не помню, ну, может быть, человек двадцать.

В восьмом классе учиться было трудно, но постепенно подравнивался. Тройка была только по русскому. За сочинения мне ставили «5» по содержанию и «3» или «2» по грамотности. В русском языке имеются звуки, которых в испанском нет, поэтому произношение затруднено. Произносишь неправильно и пишешь неправильно. Потом, когда я жил и работал в Кирове, научился, даже без грамматики, довольно-таки грамотно писать. Иногда делал не характерные для русского языка ошибки.

В отношении учебы дети из Нолинского детского дома были, конечно, удачливее. И учителя уделяли им больше внимания, и качество образования было, несомненно, выше, и учебники все-таки были. Да и жилищные условия не шли ни в какое сравнение. В архивных документах отражено, что дети, прибывшие из Саратова, сильно отставали в учебе…

Как же складывалась судьба испанских детей после окончания средней школы?

Это можно проследить на примере Молотовского детского дома. В отчете от 18 мая 1943 года есть данные спецкомиссии, рассмотревшей вопрос о 17 воспитанниках детдома старше 14 лет. Комиссия постановила:

– оставить для продолжения обучения в начальных классах детдома трех воспитанников (то, что детей старше 14 лет обучают в начальных классах, было, видимо, следствием тяжелой болезни);
– оставить в детдоме по состоянию здоровья для продолжения обучения в 5–7 классах – трех человек;
– оставить в детдоме для продолжения обучения в 8–10 классах – трех человек;
– выпустить на производство – трех человек;
– направить в техникум механизации сельского хозяйства – трех человек;
– просить направить в хореографическое училище одного человека;
– просить направить в школу боцманов одного человека.

Кроме того, в 1942 году в порядке трудоустройства 10 воспитанников были определены на Молотовскую швейную фабрику. Но так как их заработок не обеспечивал прожиточного минимума, все они были оставлены при детдоме на правах воспитанников.

Из трудоустроенных в 1941 году 13 человек закончили ремесленные училища (РУ ) и фабрично-заводские отделения (ФЗО ) г. Кирова. Они были направлены на фабрики и заводы Кирова и Магнитогорска.

B . C .Путинцев рассказал о том, как устроилась жизнь еще нескольких испанцев после того, как в 1944 году детдом № 10 был переведен в п. Черкизово Московской области.

Елена Берналь окончила в Нолинске девять классов. Училась отлично. Среднее образование завершила в 1945 году в Черкизове. Поступила в МГУ . После окончания романо-германского отделения филологического факультета университета работала в Бухаресте в редакции газеты «За прочный мир, за народную демократию» (с 1951 года), а с 1957 года – переводчиком латиноамериканского отделения Комитета по радиовещанию и телевидению при Совете Министров СССР .

В одном из своих писем, адресованных нолинской средней школе № 1, Елена писала: «Мы часто и с большой теплотой вспоминаем трудные, суровые годы, прожитые в Нолинске, помним дорогих самоотверженных учителей, так много сделавших для нас и окруживших нас заботой и вниманием. Мы бесконечно благодарны им всем… Я окончила школу с серебряной медалью… В Нолинске, в детском доме, жили также мои младшие братья и сестра. Брат Хоакин окончил Московский автодорожный техникум, сестра Пакита – МГУ , а младшие братья Хайме и Виктор – Московский авиационный институт». В 1962 году Хоакин уехал на Кубу.

В «Летописи средней школы № 1 г. Нолинска» есть фотография, запечатлевшая лучших гимнастов испанского детского дома. Среди них – Хосе Висенте Мартинес и Луис Родригес. Луис, лучший гимнаст и лучший лыжник города, окончил в Нолинске девять классов, потом, после окончания школы, поступил в Ленинградский институт физкультуры им. Лесгафта. Преподавал в Симферопольском сельхозинституте. Был избран членом Всесоюзного комитета Компартии Испании в СССР . Участник XXIII съезда КПСС в составе испанской делегации .

Отрывки из письма Маргариты Пелаес:

«Я и моя сестра, желая чем-нибудь помочь фронту, решили пойти учиться на медицинских сестер. Мы поступили в Нолинскую медицинскую школу, а позднее в г. Серпухове закончили медицинский техникум… Мы пошли работать медсестрами в госпиталь, потом в больницу.
В 1948 году я поступила в Московский институт иностранных языков на французское отделение… С 1953 года работала преподавателем в Академии внешней торговли, потом – директором радиокомитета, ведущего передачи на мою родину, на Испанию…»

Посмотрим, как на этом историческом отрезке сложилась жизнь Анхеля Навалона.
– Школу я закончил в 1949 году. Хотелось получить высшее образование, мечтал об Архитектурном институте в Москве. Пробовал поступить туда. Я рисовал хорошо, хотя и не учился специально. Рисунок считался самым трудным экзаменом. Сдал на «4+». Это было очень хорошо. А вот черчению нас в школе не обучали, инструмента никакого не было, пришлось взять институтский циркуль, им пользовалось до меня множество студентов, он был весь расшатанный. Сдал на «двойку» и не смог поступить.

(Я опять поразилась тому, насколько одаренным от природы оказался этот человек, обладавший помимо музыкальных еще и незаурядными способностями к рисованию).
– Давали вам, испанцам, какую-нибудь фору при поступлении?
– Если бы я начал хлопотать, пошел бы в министерство высшего образования, возможно, и взяли бы. Но тут появилась одна преподавательница из Одессы, из строительного института, сказала, что там есть архитектурный факультет. Я вспомнил: – юг, море, солнце, более теплые места – и рванул туда. Оказалось, что там этот факультет убрали. Одно время нас перевели в гидротехники, потом опять в строители.
– Там было общежитие?
– Да. И комната у нас была интернациональная: кореец, русский, поляк, два испанца – жили душа в душу.
– У Вас стипендия была та же, что и у других?
– Первые полгода была такая же, но потом нам, испанским студентам, дали повышенную стипендию – 50 рублей.
– Вы довольны приобретенной специальностью? Не жалеете, что не попали в архитектурный?
– Нет, не жалею. Одна деталь: между прочим, отец сказал мне позднее, что, если бы не война, он бы дал мне образование инженера-строителя.
– Как сложилась Ваша семья?

Маргарита Павловна: Мы познакомились, когда поступали в институт в Одессе. Я тоже поступала в Московский архитектурный и тоже не прошла по конкурсу из-за черчения. И тоже решила попытать счастья в Одессе. Нам нужно было пересдать этот предмет. Я пришла и увидела: опять этот мальчик. Я не знала, испанец он или нет. Пересдали мы хорошо и оказались в одной группе.

Анхель: Когда мы учились, я не успевал писать конспекты, поэтому пользовался ее конспектами.

Маргарита Павловна : Один год мы пропустили. После первого курса я заболела: климат мне не подошел. Взяла академический и уехала в Киров. Здесь меня подлечили, но год я пропустила. Молодой человек не захотел от меня отставать, тоже взял академический, написал в Москву, получил гражданство и приехал к нам в Киров. А потом уже мы снова поступили на второй курс, уже в другую группу: «среди роз собачий хвост» (в ней был всего один мальчик – Анхель). А в прежней был и поляк, и два испанца, и кореец.

– А как приняли Ваши родители такого необычного претендента на руку и сердце дочери?

Анхель: Павел Константинович принял очень хорошо сразу.

Маргарита Павловна: А мама была осторожна, боялась, что он увезет меня в Испанию. Я-то знала, что туда не поеду, но ему не говорила. Я его обманула, это грех на мне.

– Получить гражданство было просто?

– Пришлось писать заявление с просьбой о получении гражданства в Киев в Украинский Верховный совет (так как мы были в Одессе). Не было проблем, хотя бюрократия протянулась около трех месяцев. А пока я не имел советского гражданства и был испанцем, проживающим в СССР , то должен был каждые три месяца являться в милицию, не имел права выехать за пределы области.

– Как Вы сейчас оцениваете это ограничение?
– Это абсурд, чепуха. Ребенок, которой с шести лет рос здесь, воспитывался в советской школе, советском институте…

Так Анхель Навалон впервые оказался в далеком северном Вятском крае. Мне, конечно, было интересно узнать, как южанин привыкал к новым природным условиям, какое впечатление произвела на него наша природа и в особенности наша зима. Он ответил, что природа очень красивая, но для его организма слишком суровая. И рассказал, что, по словам матери, до шести лет в Испании не болел никогда. А в Одессе начал болеть. Тем более тяжело было привыкать к кировским морозам. Однако Анхель мужественно и терпеливо переносил новые испытания.

Эпоха третья: 1956–1975 годы

Не недели, не месяцы – годы
Расставались…
Анна Ахматова

Испанские дети взрослели, выбирали профессию, пользовались теми возможностями для продолжения образования, которые предоставляла им страна, ставшая второй родиной. Насколько широки и разнообразны были эти возможности, мы попыт ались показать на примерах нескольких судеб. И конечно, перед ними, теперь уже взрослыми людьми, не могла не возникнуть проблема возвращения домой, в Испанию. В сущности, это тоже должна была бы быть проблема их свободного выбора.

Однако весь драматизм ситуации заключался в том, что именно выбора у юных испанских граждан не было. Им было отказано советским правительством в праве на возвращение не только на том основании, что на родине их ждали репрессии со стороны правящего режима генерала Франко (позиция Сталина заключалась в следующем: «Мы не можем отдать детей республики в лапы диктатора»; каким циничным и лицемерным парадоксом кажутся эти слова в устах не менее страшного диктатора!), но и потому, что новая родина уже считала их своими гражданами, практически – своей собственностью. Испанцев удерживали в Советском Союзе против их воли. Поистине они попали «в железные объятья государства».

Дело в том, что за весь почти десятилетний период их пребывания в СССР (к моменту окончания Второй мировой войны) они были наглухо отрезаны от своей страны. Согласно архивным данным, большинство воспитанников детского дома № 10 в Нолинске были сиротами, остальные не имели вестей от родителей. Те, в свою очередь, ничего не знали о детях, отправленных в СССР . Только у троих воспитанников были сведения о родственниках из Америки и Мексики.

К сожалению, не были исключением и родители Анхеля. 11 лет они ничего не знали о судьбе сына, не знали даже, жив ли он. Первые письма из родного дома Анхель стал получать в 1948 году.

Вот как он сам рассказывает об этом:
– Я начал переписку с родителями, вернее, они начали переписку со мной в 1948 году. Во Франции жил один испанец, эмигрировавший во время гражданской войны. А потом ему представилась возможность поехать туристом в Испанию, там он познакомился с моими родителями. Они его попросили передавать письма, потому что с Испанией не было отношений, нельзя было переписываться. Через него начали переписку. Писали, может быть, раз в год, потому что я не отвечал, я уже забыл все, у меня были свои проблемы, своя жизнь, не знал, о чем писать.
– А Вы помнили родителей?
– Нет. Помнил только место «Семь улиц», небольшой сад, его название и улицу, где жили. Лица родителей я не помнил. Столько людей прошло перед моими глазами: в армии, в институте, в детских домах и т.д.

Маргарита Павловна : В 1937 году его мать не знала, что их отправят дальше. Она думала, что дети во Франции, в Бордо, пересидят немного, а потом их вернут. И они поехали туда за Анхелем. Но, к сожалению, когда они приехали, с пирса уже уходил пароход, а он бедненький, там стоял, держался за перила, у него был узелок, который ему мама дала, и этот узелок у него упал, а он потом видит: плывет этот узелок по волнам. Страшно было родителям. Что такое отдать своего ребенка!

До 1956 года испанцы, проживавшие в СССР , не могли выехать в Испанию. Когда в 1956 году Испания вступила в ООН , начался процесс репатриации. Тогда Анхель решил увезти Маргариту Павловну в Испанию. К тому времени они закончили Одесский институт и приехали жить и работать в Киров. От переезда Маргарита Павловна отказалась (они ждали сына), и Анхель остался. Он не мог не тосковать по дому теперь, когда получал от родителей вести, когда знал о тяжелой судьбе отца (он был репрессирован как республиканец), о переживаниях матери и младшей сестры, которые столько лет не видели его.

В то время Навалоны жили в доме родителей Маргариты Павловны. В одной комнате жил ее брат с женой и двумя детьми, в другой – они вдвоем, а потом родился сын Витя, в общей комнате спали ее родители. Дом был старый, удобств не было. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.

В 1961 году Анхель и Маргарита Павловна поехали во Францию, чтобы встретиться с сестрой и родителями Анхеля – ехать в Испанию туристами было нельзя. В КГБ им посоветовали не брать с собой четырехлетнего сына, хотя все документы на него были оформлены. Маленький Виктор остался как бы залогом того, что родители вернутся обратно. Вот как они вспоминают встречу:

Маргарита Павловна : Это была интересная встреча. Мы никогда друг друга не видели. Вышли из поезда и сразу узнали сестру Анхеля с мужем. Они бросились к нам, а мы к ним. Два дня и две ночи не спали. Нас сфотографировали – и сразу в газету. Эта газета у меня где-то хранится. Родители приехали позднее. Так как отец Анхеля сидел в тюрьме, его не выпустили из страны сразу.

Родители Анхеля были бесконечно рады встрече и знакомству с семьей сына. И конечно, звали и ждали ее в Испании. Но в начале 1962 года родилась дочь Марина, переезд снова не состоялся. Казалось бы, семья прекрасно устроилась и в Кирове: работали Навалоны по специальности, были уважаемыми специалистами, жили дружной счастливой семьей. Именно такими представляет их в июле 1962 года корреспондент кировской молодежной газеты «Комсомольское племя».

В 1967 году появилась возможность погостить у родителей в Испании. Семья Навалонов поехала туда вместе с детьми. Добирались они поездом через всю Европу (Польшу, Германию, Бельгию, Францию), в Вероне их встретила сестра Анхеля с мужем. В Испании прогостили два месяца. Анхель, по его признанию, «имел тайную мысль», что Маргарите Павловне понравится Испания и она согласится переехать туда с ним. Они проехали через всю северную часть страны (Валенсию, Сантандер, Сан-Себастьян, Викторию). В самом деле, восторгам по поводу красот Испании не было конца.

После возвращения в Россию, через некоторое время, Навалоны воспользовались возможностью через Красный Крест поехать работать на Кубу. Они провели там год. Маргарита Павловна учила испанский - Анхель все еще не терял надежды «оторвать жену от вятских корней» и увезти в Испанию. Анхель работал проектировщиком в Министерстве сахарной промышленности. Платили хорошо, так как для советских специалистов существовали привилегированные условия. Их сын Виктор закончил на острове пятый класс под руководством матери. Успехи ее в овладении языком можно назвать выдающимися. (Во всяком случае, она легко берется за выполнение художественного перевода испанского большого романа и прекрасно справляется с такой задачей.)

Однако прошел год, и Маргарита Павловна поехала домой в отпуск, обещала вернуться на Кубу, у нее даже был обратный билет. Но обещания своего не сдержала. Вскоре Анхель получил письмо, в котором она писала: «Детям нужно идти в школу, я истосковалась и больше никуда не поеду». Ему пришлось остаться работать по контракту одному.

После нескольких безуспешных попыток уговорить жену поехать с ним в Испанию, в 1975 году Анхель вернулся в Бильбао один.

Маргарита Павловна: «Он не мог больше жить здесь. Почему я его отпустила? Он одиннадцать лет здесь прожил и одиннадцать лет промучился – болел и тосковал: у него же там родители, он же всю жизнь мечтал вернуться в Испанию! Как же его было не отпустить!»

По возвращении на родину, Анхель жил и работал в Бильбао на предприятии «Сенер». Проблем с трудоустройством у него не было: на этом предприятии требовались проектировщики атомных электростанций, к тому же советские специалисты в Испании ценились. В 1982 году он переехал в Мадрид, работал в разных компаниях («Моторс Опель» и др.). В 1992-м Анхель остался без работы, так как предприятие закрылось. В течение полутора лет он получал пособие по безработице, а потом вышел на пенсию. По его словам, пенсионеры в Испании живут неплохо: например, они не платят за лекарства, которые прописал врач, и при этом получают более чем достаточную среднюю пенсию (пенсия Анхеля – 1150 долларов).

Сейчас Анхель живет в Малаге, на Средиземноморском побережье. У него есть русский круг общения: говорит, что в Испании много русских женщин, вышедших замуж за испанцев.

Человек не выбирает родителей, семью, время появления в этом мире. Человек не выбирает родину. И если обстоятельства разлучают человека с его исторической родиной, важно, чтобы у него всегда была возможность вернуться.

Анхель утверждает, что субъективно у него лично не было ощущения несвободы в 50–60-е годы в СССР ; он слепо верил всему, что внушалось пропагандой. Но объективно его судьба стала источником тяжелейших переживаний, во-первых, для родителей, которые на протяжении одиннадцати лет ничего не знали о судьбе сына. А когда нашли его, радость не могла не мешаться с горечью: он почти совершенно забыл их.

Семья Анхеля – Маргарита Павловна, дети – были обречены на выбор (уехать из России, оторваться от своих корней или заставить «рваться на части» любимого человека), любой вариант которого невозможен без потерь, слез и страданий.