В 1868 году знаменитая королева воров приехала в Динабург, где вышла замуж за местного богача – старика-еврея Шелома Школьника.

Как произошло прозвище «Сонька-Золотая ручка»

Королева преступного мира Сонька-Золотая ручка никогда не обижала тех, кто победнее, но считала, что грех не поживиться за счет крупных банкиров, ювелиров и подгулявших купцов.
Ее воровская карьера разворачивалась одновременно с развитием железных дорог. Начав с мелких краж в вагонах третьего класса, талантливая воровка переместилась в классные купейные вагоны. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Сонька-Золотая ручка оказалась в Динабурге. Здесь в 1868 году она вышла замуж за старого богатого еврея Шелома Школьника, которому суждено было ненадолго стать ее вторым мужем. Обобрав беднягу, очаровательная аферистка бросает своего динабургского мужа ради карточного шулера, которого вскоре променяла на известного железнодорожного вора Михеля Блювштейна. Впрочем, и эти брачные кандалы она носила недолго. Муж, регулярно находивший на брачном ложе то военных, то аристократов, не выдержал и подал на развод.

Свое прозвище «Сонька-Золотая ручка» воровка получила за бешеное везение и очаровательные ручки с холеными пальчиками, унизанными перстями. Под длинными ноготками она прятала украденные из ювелирных магазинов драгоценные камешки. Под платьем фасона «мешок» Соня ухитрялась выносить из лавок целые рулоны ткани. Ей принадлежит изобретение оригинального способа гостиничных краж, называемого «гутен морген», или попросту «с добрым утром». Облачившись в элегантные наряды, Соня вселялась в приличные отели и внимательно изучала постояльцев, примечая богатых и беспечных. Наметив жертву, ранним утром спокойно входила в номера в бесшумных войлочных туфлях и выносила все самое ценное. Если постоялец просыпался, воровка делала вид, что ошиблась номером, краснела, флиртовала - для дела она могла и переспать с жертвой. Причем Соня делала это так искренне и естественно, что устоять перед ней было невозможно.

Можно сказать, что ее жизненный путь был выстлан облапошенными мужчинами.

Сонька-Золотая ручка-cоздательница воровского общака

По свидетельству очевидцев, Сонька-Золотая ручка была далеко не красавица. Вот как ее описывали в полицейских документах: «Худощавая, рост 1 м 53 см, рябоватое лицо, нос умеренный с широкими ноздрями, бородавка на правой щеке, на лбу волосы русые, вьющиеся, глаза карие, подвижные, дерзка, разговорчива.»

Тем не менее, Сонька пользовалась у мужчин огромным успехом. Обаяние ее было сродни колдовству. Не получив образования, Сонька легко говорила на пяти языках. Путешествуя по Европе, она представлялась то графиней, то баронессой, и ни у кого не возникало ни тени сомнений.

На право считаться родиной знаменитой аферистки претендуют Одесса-мама, бандитский Петербург и местечко Повонзки Варшавского уезда. Ее настоящее имя, полученное при рождении, было Шейндля-Сура Лейбова Соломониак. Семейка у Сонечки, скажем прямо, была еще та: скупка краденого, контрабанда, сбыт фальшивых денег были обычным делом. Ее старшая сестра Фейга, сменившая трех мужей, тоже была воровкой, но до младшей сестренки ей было далеко.

В 18 лет в Варшаве Сонька вышла замуж за некоего Розенбада, родила от него дочь Суру-Ривку и тут же бросила мужа, обокрав его на прощание. С неким рекрутом Рубинштейном она бежала в Россию, где и началась ее сумасшедшая воровская карьера. В январе 1866 года ее впервые задержала полиция по обвинению в краже чемодана, но Сонька ловко выкрутилась, что чемодан, мол, прихватила по ошибке. Именно в это время Сонька-Золотая ручка сделала первую попытку создать в Питере бандитскую бригаду, для чего она привезла в город известного вора Левита Сандановича. Считается, что идея первого воровского общака и помощи попавшим в беду товарищам деньгами, собранными в складчину, принадлежит самой Соньке. Сонька-Золотая ручка содержала также и школы малолетних воров в Одессе и Лондоне.

Сонька всегда действовала в одиночку, мелкими делами заниматься брезговала и, несмотря на то, что мастерски умела перевоплощаться, терпеть не могла экспромтов. Каждое дело она тщательно готовила и обдумывала.

Прелестная воровка изобрела способ воровства с отвлечением жертвы на секс - этот метод впоследствии стали называть «хипес». «Хипесники» обычно работали парами - женщина приводила клиента к себе в номера и ублажала его в кровати, а ее партнер («кот», следящий за интересами своей «кошки») обчищал карманы одежды незадачливого любовника.Мошенница работала изобретательно и артистично. Даму, разодетую в шикарные меха и золотые украшения, заподозрить было попросту невозможно. Бывало, Сонька заходила в ювелирные магазины с дрессированной обезьянкой. Делая вид, что выбирает бриллианты, незаметно давала камушек зверьку. Обезьянка послушно глотала его или засовывала за щеку, а дома драгоценность извлекалась из горшка. Как-то в ювелирный магазин зашла богатая дама. Рассматривая самый дорогой бриллиант, она его нечаянно уронила на пол. Пока вспотевший от напряжения продавец ползал на карачках, разыскивая камень, покупательница ушла из магазина. В каблуке ее туфельки было отверстие, залитое смолой. Так просто, наступив на бриллиант, Сонька провернула свое очередное дело.

Володя Кочубчик

Но вскоре удача отвернулась от нее - Сонька влюбилась. Юный красавчик вор Володя Кочубчик (в миру Вольф Бромберг, начавший воровать в восьмилетнем возрасте) быстро приспособился жить за счет любовницы. Он проигрывал в карты все «заработанное» Сонькой, ей же приходилось нервничать, рисковать, делать ошибки, пока в конце концов она не попалась. Хотя есть версия, что Володя Кочубчик сам продал и сдал Соньку в руки полиции.

Золотую ручку после громкого процесса в Москве осудили и выслали в Сибирь. Воровка бежала, и снова вся Россия заговорила о ней. Сонька продолжала обчищать богатых дураков. После нескольких громких ограблений ювелиров ее приговорили к каторге, откуда она трижды пыталась бежать и трижды неудачно. После второго раза ее поймали, наказали пятнадцатью ударами плетью (так жестоко на каторге женщин не наказывали никогда) и заковали в кандалы, которые она проносила целых три года.

А предавший ее Володя Кочубчик через полгода после суда вышел на свободу и уехал в Бессарабию, где наворованные Сонькой драгоценности очень выгодно вложил в дома и виноградники.

Памятник от братвы из белого мрамора

Существует немало легенд о смерти Соньки. Жизнь ее на каторге, якобы, не закончилась, и умерла она в 1947 году в Одессе глубокой старухой. По другой версии, умерла она в 1920 году в Москве и похоронена на знаменитом Ваганьковском кладбище.

На ее могиле на деньги ростовских, одесских, питерских и даже лондонских воров был поставлен необычный памятник работы итальянских мастеров: у высоких кованных пальм стоит женская фигурка из белого мрамора. Правда, за последние двадцать лет из трех пальм осталась одна, да и Сонька стоит без головы. Говорят, что во время пьяной драки статую уронили, а отбитую голову унесли.

На могиле всегда лежат живые цветы и рассыпаны монеты, а пьедестал памятника покрыт надписями: «Солнцевская братва тебя не забудет», «Ереванские бандиты скорбят», «Ростов все помнит». Есть и такие: «Соня, научи жить», «Мать, дай счастья жигану», «Помоги, Соня, мы идем на дело»…

На Ваганьковском кладбище стоит памятник «Соньке - Золотой ручке». Этот памятник, с отбитой головой и весь покрытый надписями, является настоящей меккой для представителей криминального мира. К этому памятнику приходят, чтобы попросить о покровительстве в преступном деле или защите от правоохранителей. Кто на самом деле покоится в могиле, над которой стоит памятник, доподлинно неизвестно. С этим также связано немало мифов, вплоть до того, что в могиле лежит не чьё-то тело, а спрятано награбленное. По другим версиям, здесь покоится дочь какого-то мецената; индийская любовница московского богача; неизвестная, покончившая жизнь самоубийством от несчастной любви; неизвестная русская балерина и так далее. Истину установить так и не удалось в связи с тем, что архивы Ваганьковского кладбища были уничтожены.

Женская фигура из цельного куска когда-то шикарного белого мрамора под сенью кованых черных пальм в натуральную величину, ручной работы. На могиле всегда живые цветы и монеты – россыпью.

Все подножие памятника испещрено надписями: «Солнцевская братва тебя не забудет», «Ереванские бандиты скорбят», «Ростов все помнит», «Бродяги из Сибири преклоняются». И – «Помоги, Соня, мы идем на дело», «Мать, дай счастья жигану», «Дай нам успеха в деле», «Помоги избежать тюрьмы», «Соня, научи жить».

Вечный покой обрела здесь, на Ваганьковском кладбище, Софья Ивановна Блювштейн, Сонька Золотая Ручка. О ее дерзких аферах сочиняли красивые легенды. В 1913–1915 годах немой кинематограф посвятил ей целую серию фильмов. А в наше время ее авантюры вдохновили популярного писателя Сидни Шелдона на создание мирового бестселлера «Если наступит завтра». Но подлинные свидетельства о жизненных перипетиях этой незаурядной «дамы полусвета» пришлось собирать по крупицам.

СОФЬЯ БЛЮВШТЕЙН (ДЕВИЧЬЯ ФАМИЛИЯ ШТЕНДЕЛЬ) родилась в 1859 году в небольшом украинском городке в многодетной семье парикмахера. С четырех лет лишилась матери. Отец, женившись вторично, перевез семью в Одессу, где у мачехи была небольшая бакалейная лавка.

Евдокия Гершкова невзлюбила падчерицу, часто била ее, заставляла работать в лавке на подхвате, а после смерти отца жизнь девочки и вовсе превратилась в сущий ад.

В семнадцать лет Соня влюбляется в юного грека. Но его семье, владевшей сетью магазинов колониальных товаров, новая знакомая сына пришлась не по вкусу. Тогда охваченные страстью молодые, прихватив приличную сумму денег, убегают из дома. Влюбленность, правда, продолжалась недолго… Поостывший грек возвращается за прилавок своего магазина, а Сонька…

В семью она не вернулась. А вскоре встретился ей на пути известный одесский мошенник и карточный шулер Блювштейн, и она вышла за него замуж. Его родители полюбили невестку за веселый нрав и положительное влияние на сына. От этого брака родились две дочери. Они унаследуют талант матери к перевоплощению и станут позже профессиональными актрисами…

Из-за специфических занятий г-на Блювштейна в семье с деньгами было то густо, то пусто. Иногда их просто катастрофически не хватало. Соня пыталась вмешиваться в «работу» мужа, указать на допущенные ошибки, но тот упорно избегал ее рекомендаций и в итоге оказался в тюрьме. А детей надо было кормить. И Соня решила сама заняться «семейным бизнесом». Ее природная расчетливость и изощренность мысли позволили вести дела на должном уровне.

ИЗ УГОЛОВНОГО ДЕЛА «ОГРАБЛЕНИЕ КАРЛА ФОН МЕЛЯ».

Ко мне, как к владельцу ювелирного магазина, обратилась женщина, назвавшаяся женой известного доктора психиатра Л., с просьбой подобрать для нее последнюю коллекцию бриллиантов. Мною было предложено колье, кольца и брошь парижских ювелиров. Общая сумма покупки составила 30 тысяч рублей. Госпожа Софья Андреевна Л. оставила визитную карточку, взяла счет и попросила прибыть в дом мужа для расчетов в назначенное ею время. По прибытии к доктору Л. меня встретила уже мне знакомая супруга доктора. Она попросила разрешения примерить коллекцию бриллиантов к вечернему платью и проводила меня в кабинет мужа. Когда я понял, что доктор не собирается со мною расплачиваться, я потребовал вернуть бриллианты. Вместо этого я был сопровожден тремя санитарами в палату лечебницы. Через несколько часов состоялся разговор с господином Л., где я ему все подробно рассказал о покупке коллекции бриллиантов его супругой. А доктор рассказал мне о том, что эта дама представилась моей женой и записала меня на прием к нему, ссылаясь на мое психическое нездоровье. За мое лечение было оплачено ею вперед…

СОНЬКА НЕ ЛЮБИЛА МЕЛКИХ ДЕЛ и экспромтов. Каждое новое преступление обдумывала детально, все взвешивала, принимала во внимание всякие неожиданности и случайности. Смелая воровка, ловкая мошенница, она «работала» почти всегда в одиночку, в редких случаях брала себе помощников. Современники свидетельствуют, что для нее не существовало ни высоких стен, ни государственных границ. Привлекательная внешность, умение завязать знакомство, поддержать беседу производили на людей впечатление. Ее охотно принимали в обществе.

ИЗ УГОЛОВНОГО ДЕЛА «ОГРАБЛЕНИЕ БАНКИРА ДОГМАРОВА».

ОКТЯБРЬ 1884 г.

Эта фотография под названием «Сцена заковывания Золотой Ручки» разошлась по всему миру

Я познакомился в кафе Фанкони с Софьей Сан-Донато, по причине надобности, выше названной дамы, разменять ренту на наличные деньги. Я пригласил г-жу Сан-Донато за мой стол и разменял ренту на сумму в 1 тысячу рублей. В беседе сия дама рассказала, что сегодня, восьмичасовым поездом, отбывает в Москву. Этим поездом и я отбывал из Одессы в Москву сегодня. Я просил разрешения сопровождать ее в дороге. Дама согласилась. Мы сговорились встретиться у вагона. В назначенное время я поджидал г-жу Сан-Донато с коробкой шоколадных конфет. Уже в вагоне г-жа Сан-Донато попросила меня купить в буфете бенедиктину. Я вышел и дал указание служащему. В моей памяти сохранились воспоминания до того момента, когда я съел несколько конфет. Что произошло далее, не помню, по причине крепкого сна. Из моего дорожного саквояжа было похищено: наличность и ценные бумаги на общую сумму 43 тысячи рублей.
* * *

ОНА ПРЕВОСХОДНО ВЛАДЕЛА ИСКУССТВОМ ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ. И полиция теряла ее след даже тогда, когда за ней устанавливали скрытое наблюдение. Едва успокаивалась Москва, взбудораженная очередным ограблением ювелира, как газеты кричали о ловкой афере Золотой Ручки в Тифлисе, еще через три дня – о похищении крупной суммы у артельщика в Астрахани. После удачных дел Сонька отдыхала. Обычно в Мариенбаде, где жила по подложным документам какой-нибудь баронессы или графини.

Наконец в Смоленске, после ограбления нескольких ювелирных магазинов, Соньку задержали. Все газеты Российской империи сообщили об удачном аресте. Смоленская сыскная полиция принимала поздравления – ведь ее сыщикам удалось сделать то, что не удавалось полиции других городов России и даже Европы. На всякий случай приглашенный художник запечатлел образ мошенницы, портрет размножили, чтобы в дальнейшем разослать по губернским отделениям – мало ли. Хотя, конечно, были уверены, что на этот раз ловкая воровка от ответственности не уйдет.

Но судебное разбирательство в планы Золотой Ручки не входило. За несколько дней, проведенных в тюрьме, она буквально очаровала надзирателей. Читала им наизусть стихи на русском, немецком и французском, рассказывала о своей жизни в Одессе, Вене, Париже. И неизвестно, чего еще наговорила и наобещала, но только один из надзирателей не просто помог ей бежать, но сам бежал вместе с ней. Несчастного парня арестовали в Одессе и отдали под суд. А Сонька вернулась к привычной «работе».

ИЗ УГОЛОВНОГО ДЕЛА «ОГРАБЛЕНИЕ ЮВЕЛИРНОГО МАГАЗИНА ХЛЕБНИКОВА НА ПЕТРОВКЕ».

АВГУСТ 1885 г.

Софья Эдуардовна Буксгевден, баронесса, прибыла в Москву из Курляндии. В сопровождении отца Эдуарда Карловича, младенца женского полу и мамки посетила ювелирный магазин Хлебникова с целью покупки украшений из бриллиантов. Управляющий магазина Т. рекомендовал коллекцию, состоявшую из украшений на сумму 22 тысячи 300 рублей. Когда украшения были упакованы и дана сией даме бумага для расчету, то последняя, ссылаясь на забытые деньги на портале камина, взяв пакет с бриллиантами, удалилась за наличностью, оставив в качестве залога вышеприведенных лиц. Через два часа было заявлено в участок.

Установлено, что ребенок взят в пользование у обитательницы Хитрова рынка, известной под воровским именованием Машка-прокатница. Мещанка Н. нанята в услужение, в качестве мамки, по объявлению в газете. Барон Буксгевден – отставной штаб-ротмистр Н-ского полка г-н Ч.

В НОЯБРЕ 1885 ГОДА ЗОЛОТУЮ РУЧКУ ВЗЯЛИ, уличив в нескольких кражах ювелирных изделий на большую сумму. Охраняли ее теперь самые стойкие надзиратели.

Дело Софьи Блювштейн вызвало большой ажиотаж. Зал, где проходило заседание суда, не смог вместить всех желающих поприсутствовать. Люди толпились на улице. Очевидцы вспоминали, что во время процесса стол вещественных доказательств горел огнем от груды бриллиантов.

– Свидетельница, – обратился председатель суда к одной из потерпевших, – укажите, какие здесь вещи ваши.

Дама с совершенно потрясенным лицом подошла к столу и трясущимися руками стала перебирать кольца, браслеты, колье…

И тут со скамьи подсудимых раздался насмешливый женский голос:

– Сударыня, не волнуйтесь так. Эти бриллианты поддельные.

Дама рухнула без сознания…
Приговор Соньке был строгим – каторга с отбыванием на Сахалине.

ПАРОХОД ДОБРОВОЛЬНОГО ФЛОТА «ЯРОСЛАВЛЬ» был специально приспособлен для перевозки каторжан на остров Сахалин. Его называли плавучей тюрьмой. Две огромные палубы с длинными узкими коридорами, по обе стороны ряды клеток с толстыми решетками и целой системой особых паровых труб – на случай бунта. В каждой клетке несколько двухэтажных коек. Ни столов, ни скамей не полагалось, каторжане получали пищу в специальных баках и есть усаживались прямо на пол.

Незадолго до отправки в городе стало известно, что с последней партией женщин-каторжанок «пойдет» Сонька Золотая Ручка.

И вот день этот наступил. Вся набережная Карантинного мола была забита народом – одесситы пришли попрощаться со знаменитой землячкой. Около полудня прибыл арестантский поезд. Из вагонов попарно стали выходить каторжники.

Производивший перекличку приемщик от конвойной команды вызывал арестантов по алфавиту.

– Блювштейн Софья, – нарочито громко выкрикнул он.

От толпы каторжанок отделилась невысокая женщина в арестантском платье с небольшим узелком в руке, с изяществом театральной актрисы поклонилась толпе на берегу и быстро поднялась по сходням на палубу парохода.

На палубе среди чинов администрации находились одесский градоначальник П.А. Зеленой, капитан Одесского порта В.П. Перлишин и полицмейстер полковник Бунин. Высокие гости захотели поближе рассмотреть знаменитую воровку. Задав пару вопросов, градоначальник Зеленой пожелал Соньке счастливого пути и пожалел сахалинское начальство. Растроганная таким вниманием, Сонька решила сделать прощальный подарок и протянула градоначальнику золотые карманные часы с накладным двуглавым орлом на крышке.

– Спасибо, – поблагодарил было Соньку Зеленой, не сообразив, что принимает в подарок свои собственные часы – на животе его болталась пустая цепочка. Под веселый смех матросов градоначальник поспешил сойти на берег.

Ровно в четыре часа пароход медленно отошел от пристани.

ОСЕНЬЮ 1886 ГОДА СОФЬЯ БЛЮВШТЕЙН ПРИБЫЛА НА САХАЛИН. Вначале, как и все присылаемые сюда женщины, она жила вне тюрьмы, на вольной квартире. А потом, чуть осмотревшись, стала готовиться к побегу. Первая попытка была неудачной по причине плохой подготовки и незнания местности. К тому же за Сонькой был приставлен надзор, и ее быстро хватились. За побег ей полагалось получить десять ударов плетью, что для женщины было суровым наказанием. Но Соньку не наказали. Почему?

Из документов Дальневосточного архива узнаем, что в октябре 1887 года врачи Александровского лазарета Сурминский и Перлин сочли необходимым освободить Золотую Ручку от телесного наказания, так как она… ожидала ребенка. Что было полнейшей фикцией. На обследование вместо себя Сонька отправила другую женщину.

Неуемный Сонькин характер не давал ей жить без «дела». Явно не без ее участия на Сахалине было совершено несколько громких и загадочных преступлений, все улики указывали на то, что Сонька их организатор и вдохновитель, но доказательств не было.

Один из последних автографов

Через год ее обвинили в мошенничестве, а в марте 1889-го начальник Александровского округа Таскин докладывал начальнику острова Сахалин генерал-майору Кононовичу В.О., что Блювштейн привлекается по делу об убийстве поселенца Никитина. «Есть основания, – писал Таскин, – заподозрить ее как причастную и к другим делам». Бывший смотритель Александровской тюрьмы А.С. Фельдман с категоричностью заявлял об участии Софьи Блювштейн в покушении на семью торговца Никитина, даже более того, утверждал, что она была руководителем в этом деле («Одесский листок». 1893. № 189. 22 июня). Черношея, Кинжалова, Марина и Пазухина, обвиняемых в убийстве лавочника Никитина, суд приговорил к смертной казни. Пазухина перед казнью помиловали, заменив наказание – сто ударов плетью и приковали к тачке. Преступление было совершено 13 ноября 1888 года. Состоялась казнь 27 марта 1889 года. Соньку не тронули.
20 мая 1889 года было совершено самое громкое за все существование каторги ограбление. Некий Лейба Юровский был сослан на Сахалин «за фальшивые бумажки». Здесь, в Александровском посту, его жена, Сима Юровская, занималась торговлей. 56 200 рублей у нее украли из сундука под кроватью. Это была огромная сумма. За такие деньги можно было нанять целый пароход. Все улики опять указывали на Соньку, но, как и прежде, доказательств не было. Преступление осталось нераскрытым.

В МАЕ 1891 ГОДА СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА СОВЕРШАЕТ ВТОРОЙ ПОБЕГ. В своем роде легендарный.

Ее отсутствие заметили сразу. В погоню бросили два взвода солдат: один прочесывал лес, другой залег на опушке. Поиски продолжались несколько суток. Наконец из леса на опушку, прямо на залегшую цепь, выбежала фигура в солдатском обмундировании. Офицер скомандовал: «Пли». Но фигура за мгновение до залпа упала на землю. Тридцать пуль просвистало над ее головой.

– Не стреляйте! Сдаюсь, – раздался отчаянный женский вопль.

В июне за этот побег Сонька получила пятнадцать ударов плетью (по официальным документам). Сахалинский палач Комлев утверждал, что ударов было двадцать, «потому как считал сам».

Наказывали ее в Александровской тюрьме для «исправляющихся». В камеру, рассчитанную человек на сто, набилось не меньше трехсот человек. Арестанты не любили Соньку. Завидовали ее безнаказанности и неуловимости. Но насколько ненавидели, настолько и боялись.

Под крики и циничные шутки арестантов виртуоз своего дела Комлев «клал розгу в розгу», так что брызги крови летели из-под прута во все стороны. Сонька теряла сознание. Фельдшер приводил ее в чувство – и наказание продолжалось. Кстати, после Соньки на Сахалине ни одну женщину уже не подвергали телесным наказаниям.

Через месяц, для спокойствия сахалинского начальства, Сонька была переведена в одиночную камеру. Осуждена в каторжные работы на три года и закована в кандалы. Кандалы она носила два года и восемь месяцев. Весили они от пяти до пяти с половиной фунтов. За всю историю каторги из женщин заковали только Соньку.

А. П. Чехов, побывавший осенью 1891 года в Александровской тюрьме, вспоминал: «Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина… На руках у нее кандалы; на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и теплою одеждой и постелью. Она ходит по камере из угла в угол, и кажется, что все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное».

В чеховских архивах сохранились карточки-анкеты с описанием внешности и характера осужденных. Карточка Соньки Золотой Ручки, одна из немногих, считается пропавшей.

Даже в одиночной камере Сонька не знала покоя.

– Только, бывает, успокоишься, требуют: Соньку Золотую Ручку! Думаешь, опять что. Нет. Фотографию снимать. Мучили меня этими фотографиями, – вспоминала сама Блювштейн.

Оказывается, беспокоил местный фотограф, сколотивший целое состояние на продаже фотокарточек знаменитой воровки.

Соньку выводили на тюремный двор. Ставили около наковальни, тут же располагались кузнецы с молотами и надзиратели – и снималась сцена заковывания Золотой Ручки.

Эти фотографии продавали на всех пароходах, заходивших на Сахалин. Особой популярностью фотографии пользовалась в Европе. Там хорошо помнили «гастроли» одесской мошенницы.
* * *

В КОНЦЕ 1894 ГОДА СОНЬКА ВЫШЛА НА ПОСЕЛЕНИЕ и стала числиться крестьянкой из ссыльных. Определена в сожительство к Степану Богданову, сосланному на Сахалин за убийство. Богданова, самого свирепого среди каторжан, боялся весь остров. Он мог убить за двугривенный. Сонька знала его еще по старым делам. Он был при ней телохранителем. Вместе с Богдановым она предпринимает еще один побег с острова. Третий по счету. Но здоровье уже подорвано каторгой. От долгого ношения кандалов она практически перестала владеть левой рукой. Богданов нес Соньку на руках несколько верст, а когда и его силы иссякли, их нагнали солдаты. Наказания не последовало. Но надзор учредили более чем строгий.

Похоже, Сонька смирилась с тем, что кончит жизнь на Сахалине. Официально она стала числиться содержательницей квасной. Варила, между прочим, великолепный квас, построила карусель, организовала оркестр из четырех поселенцев, отыскала среди бродяг фокусника, устраивала представления, танцы, гуляния, во всем копируя одесские кафешантаны. Неофициально торговала водкой, скупала и перепродавала краденые вещи, открыла игорный дом. Полицейские чины сетовали, что проводят у нее обыски по три раза в неделю, днем и ночью, но как и где ей удавалось хранить водку, так и не узнали. Вскрывали даже пол и стены – безрезультатно.

КАТОРГА – ОТ АДМИНИСТРАЦИИ ДО АРЕСТАНТОВ – ГОРДИЛАСЬ СОНЬКОЙ Золотой Ручкой. Не любили, но относились с почтением: «Баба – голова». Она стала главной достопримечательностью. Это ж подумать – женщина, а не сломили ее ни одиночная тюрьма, ни кандалы, ни пули, ни розги. На Сахалине о ней сочиняли легенды. Одно время считали даже, что вовсе не Сонька, а «сменщица», подставное лицо отбывает наказание, настоящая же Золотая Ручка промышляет в богатой Европе.

Даже высокое сахалинское начальство не было уверено, что наказание на каторге отбывает настоящая Софья Блювштейн. Каждого, кто с ней встречался на воле или на материке, видел портреты, с нее писанные, подробно расспрашивали: та или не та? Мнения почти никогда не совпадали. Иностранцы, путешествующие по Сахалину, с необыкновенным восторгом отзывались о великолепной образованности (знание литературы и иностранных языков) и светском лоске Блювштейн. Влас Дорошевич, известный в то время русский журналист и писатель, утверждал обратное: «Я не думаю, что произношение «бень этаж» вместо «бель этаж» говорило об образованности Софьи Блювштейн. По манере говорить – это простая мещаночка, мелкая лавочница. И, право, для меня загадка, как ее жертвы могли принимать Золотую Ручку – то за знаменитую актрису, то за вдовушку-аристократку».

Но в таком случае Соньку непременно бы раскусили ювелиры, которых она грабила. Уж они-то, прекрасно владея физиогномикой и психологией, могли по малейшим признакам определить, кто перед ними. Обмануть их было практически невозможно. Именно по этой причине уголовники предпочитали афере налет. Афера – это высший пилотаж.

И еще. Чехов и Дорошевич, видевшие каторжанку на Сахалине, отмечали возрастное несоответствие между легендарной Сонькой Блювштейн и «лицом, находящимся на каторге». Разница составляла лет десять, не менее.

Пятьдесят шесть тысяч, похищенных у Юровского, так и не нашли. Трудно поверить, что Сонька ими не воспользовалась, тем более что ее подельники были казнены. Так что Сонька ли отбывала наказание последние годы каторги или нет, остается загадкой.

Правда, в начале 90-х годов по Европе прокатился вал загадочных ограблений. И главной подозреваемой была женщина. Почерк преступлений и описание преступницы напоминали нашу героиню. Но ведь она-то была на каторге!

В конце ноября 1921 года последнего любовника и друга Соньки, работавшего в одесском порту, расстреляла ЧК. Очевидцы вспоминали, что Сонька ехала по Дерибасовской на штейгере, безутешно плакала и разбрасывала бумажные и металлические деньги, приговаривая: «На поминки мужа. На поминки мужа».

Последние годы Золотая Ручка жила у дочерей в Москве (те стыдились скандальной популярности своей мамаши). Возраст и подорванное каторгой здоровье не позволяли ей активно заниматься старым ремеслом. Но московская милиция столкнулась со странными, загадочными ограблениями: маленькая обезьянка в ювелирных магазинах прыгала на посетительницу, подбирающую себе колечко или бриллиант, вырывала из рук драгоценности, глотала их и убегала. Говорили, обезьянку эту привезла из Одессы Сонька.

Умерла Софья Ивановна Блювштейн в преклонном возрасте. Похоронена на Ваганьковском кладбище, участок № 1. После ее смерти на деньги одесских, неаполитанских и лондонских мошенников был заказан памятник миланскому скульптору…

Орфография и стиль документов сохранены.

Истинное имя Соньки Золотой Ручки – Шейндля-Сура Лейбова Соломошак-Блювштейн. Изобретательная мошенница, авантюристка, способная оборачиваться в светскую женщину, монахиню либо элементарную прислужницу. Ее именовали «дьяволом в юбке», «демонической красоткой, ока которой пленят и гипнотизируют».

Знаменитый в конце 19 века корреспондент Влас Дорошевич именовал знаменитую аферистку «всероссийски, почти европейски знаменитой». А Чехов уделили ей интерес в книжке «Сахалин».

Прожила на воле не очень много – всего лишь лет 40. Только как начала еще будучи маленькой девочкой с небольшого воровства – так и не остановилась до конца своей жизни. В игре она достигла совершенства. А способности, привлекательность, хитроумие и безусловная безнравственность сделали эту молоденькую девушку великой мошенницей, знаменитой аферисткой.

Сонька промышляла в главном кражами в отелях, ювелирных магазинчиках, занималась этим делом в поездах, разъезжая по стране и Европе. Роскошно одетая, с посторонними документами, она возникала в наилучших гостиницах Столицы, Петербурга, Одессы, Варшавы, кропотливо исследовала размещение комнат, входов, выходов, коридоров. Золотая ручка придумала способ гостиничных краж под заглавием «гутен морген». Она надевала на собственную обувь войлочные туфли и, неслышно двигаясь по коридорам, раненько с утра проникала в посторонний номер.

Под сильный дорассветный сон владельца бесшумно «обчищала» его наличность. Если же владелец нежданно пробуждался – наряженная женщина в драгоценных украшениях, как бы не подмечая «стороннего», начинала разоблачаться, как бы по ошибке приняв номер за собственный… Заканчивалось все профессионально разыгранным смущением и обоюдными извинениями. Вот таковым манером оказалась в номере провинциальной гостиницы. Оглядевшись, она увидела дремлющего юношу, бледноватого как полотно, с измученным личиком. Ее поразило не столько представление последнего мучения, насколько необычное сходство молодого человека с Вольфом – остренькое лицо которого ни разу ничего близкого к настоящей высоконравственной пытке нарисовать не могло.

На столе покоился пистолет и веер посланий. Сонька Золотая Ручка прочитала заглавие – к матери. Отпрыск писал о краже служебных денег: утрата найдена, и суицид – единый путь избежать бесславия, – уведомлял матушку злополучный Вертер. положила сверху конвертов 500 руб., придавила их пистолетом и так же бесшумно вышла из горницы.

Широкой Сонькиной натуре никак не чужды были благие дела – ежели привередливая идея ее в данные минутки обращалась к тем, кого она обожала. Кто, как не собственные ее дальние дочки, встали пред очами, когда Сонька Золотая Ручка выяснила из печатных изданий, будто вчистую обворовала бедную вдову, маму 2-ух девченок. Данные 5000 похищенных руб. были одновременным пособием по смерти ее супруга, малого госслужащего. Золотая Ручка не долго думала: почтой выслала вдове 5 тыщ и маленькое письмо. «Милостивая государыня! Я прочитала в печатных изданиях о постигшем вас несчастье, которого я была причиной по своему невоздержному влечения к наличным средствами, шлю вам ваши 5000 руб. и рекомендую начиная с этой секунды глубже средства скрывать. Еще раз прошу у вас помилования, шлю поклон вашим бедным сироткам».

Однажды полиция нашла на одесской жилплощади Соньки Золотой Ручки ее неординарное платьице, сшитое умышленно для краж в магазинах. Оно, в сути, представляло собой мешок, куда можно было упрятать даже маленький рулон Дорогой ткани. Особенное мастерство Золотая Ручка показывала в ювелирных магазинах. В пребывании почти всех клиентов и с поддержкою собственных «агентов», которые проворно отвлекали внимание приказчиков, она незаметно скрывала ценные камешки под умышленно отращенные длинные ногти, сменяя кольца с бриллиантами липовыми, прятала украденное в стоящий на прилавке горшок с цветами, чтоб на следующий день придти и забрать похищенное.

Необыкновенную страничку в ее жизни занимают кражи в поездах – отдельных купе первого класса. Потерпевшими аферистки делались банкиры, заграничные дельцы, большие землевладельцы, в том числе и генералы – у Фролова, к примеру, на Нижегородской стальной дороге она выкрала 213 000 руб..

Роскошно одетая, Сонька Золотая Ручка размещалась в купе, играя роль маркизы, графини либо состоятельной вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, будто поддается их ухаживаниям, псевдо-маркиза немало разговаривала, смеялась и кокетничала, ждя, как скоро жертву начнет направлять ко сну. Но, увлеченные наружностью и сексапильными призывами безрассудной аристократки, состоятельные хозяева долго не засыпали. И тогда Сонька Золотая Ручка пускала в ход снотворное – одурманивающие духи с особенным препаратом, опиум в вине либо табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У 1-го сибирского торговца Сонька выкрала 300 тыщ руб. (большие средства по тем денькам).

Она обожала посещать известную Нижегородскую ярмарку, однако нередко выезжала и в Европу, Париж, Ниццу, любила немецкоязычные державы: Германию, Австро-Венгрию, снимала шикарные жилплощади в Вене, Будапеште, Лейпциге, Берлине.

Не отличалась привлекательностью. Была маленького роста, однако имела красивую фигуру, верные черты личика; глаза ее источали сексапильно-гипнотическое тяготение. Влас Дорошевич, разговаривавший-с аферисткой на Сахалине, увидел, что ее глаза были «дивные, нескончаемо красивые, мягенькие, бархатные… и разговаривали этак, будто имели возможность в том числе и непревзойденно врать».

Сонька — Золотая Ручка.

Сонька непрерывно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила недешевые парижские шляпки, уникальные меховые накидки, мантильи, скрашивала себя драгоценностями, к коим питала слабость. Жила с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и иностранный курорт Мариенбад, в каком месте она выдавала себя за титулованную персону, благо у нее был комплект различных визитных карточек. Средств она не считала, не копила на темный день. Этак, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некие из украденных ею вещей и, получив под задаток 15 тыщ руб., истратила в один миг.

Постепенно ей надоедало действовать одной. Она сколотила банду из членов семьи, былых супругов. Также в банду входил Березин и шведско-норвежский подданный Мартин Якобсоню. Члены банды неоспоримо покорялись Соньке Золотой Ручке.

…Миша Осипович Динкевич, основатель рода, почетный государь, опосля 25 лет примерной службы начальником мужской гимназии в Саратове был выслан в отставку. Миша Осипович принял решение совместно с дочерью, зятем и 3-мя внуками переехать на отчизну, в Столицу. Динкевичи реализовали дом, прибавили накопления, набралось 125 тыщ на маленький дом в городе Москве.

Гуляя по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую _ и в дверях чуть не сшиб наряженную милашку, от нежданности выронившую зонт. Динкевич непроизвольно отметил, что пред ним не элементарно петербургская красавица, а дама только добропорядочной породы, одетая с той простотой, какая достигается только совсем дорогими портными 1 ее шляпка стоила годового оклада учителя гимназии.

Спустя 10 мин. они пили за столиком кофе со сливками, милашка кушала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос о имени красивая незнакомка дала ответ:

«Графиня Тимрот, Софья Ивановна»

«О, какое имя! Вы ведь из столичных Тимротов, не так ли?»

«Именно так».

«Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Столицу-то тащит»

И Миша Осипович, испытав внезапно прилив доверия, выложил графине свою нищету – и про пенсию, и про застенчивый основной капитал, и про грезу о столичном никак не самом роскошном, однако достойном неплохой семьи особнячке…

«А знаете что, любезный Михаил Осипович… – опосля кратного раздумья отважилась графиня, – мы ведь с супругом отыскиваем надежного клиента. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества…»

«Однако графиня! Да я и мезонина вашего никак не осилю! У вас ведь наличествует мезонин?»

«Наличествует, – усмехнулась Тимрот. – У нас немало что наличествует. Однако супруг мой – гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек добропорядочный, интеллигентный, опытнейший. Иного владельца я бы и не хотела для бебутовского гнезда…»

«Этак батюшка ваш – генерал Бебутов, кавказский герой?!» – всполошился Динкевич.

«Василий Осипович – мой дедушка, – робко исправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. – Так как скоро же соблаговалите посмотреть на дом?»

Пришли к соглашению встретиться чрез 5 дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину.

Сонька отлично помнила данный поселок, а точнее, маленькую станцию, так как из всего городка ей был знаком лишь полицейский участок. Родное 1-ое похождение Сонька упоминала постоянно с наслаждением. В ту пору ей не исполнилось и 20, при маленьком росте и изяществе смотрелась на шестнадцать. Это через 6 лет ее стали именовать Сонькой Золотой Ручкой, когда Шейндля Соломониак, дочь малого ростовщика из Варшавского уезда, прославилась как мозговой центр и денежный господь «малины» интернационального размаха. А тогда у нее была только способность, неотразимая притягательность и среднее учебное заведение «родового гнезда», коим она гордилась не меньше, нежели графиня Тимрот, Гнезда не генеральского, а блатного, в каком месте она подрастала посреди ростовщиков, скупщиков краденого, грабителей и контрабандистов. Была у них на побегушках, просто выучивая их языки: идиш, ляшский, российский, германский. Следила за ними. И как настоящая актерская природа, пропитывалась духом авантюры и бесжалостного риска.

Ну а тогда, в 1866-м, она была застенчивой воровкой «на доверии» на железной дороге. К данному времени уже успела, кстати, убежать от собственного первого супруга, купца Розенбада, захватив на дорожку не так уж много – 500 руб.. Где-то «у людей» подрастала ее малая дочка.

Наконец, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, в каком месте она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавчика юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему «полковником» и этак бесхитростно во все глаза (мощь каких Уже знала отлично) рассматривала его кокарду, блещущие краги и чемоданчик около них, что юный военный немедля почувствовал порыв, характерный всем представителям сильного пола, встречавшимся на Сонькином пути: отстоять и патронировать эту девченку с личиком падшего ангела – по возможности до конца собственных дней.

На станции Клин ей уже ничто не стоило отправить покоренного юнкера – ну, предположим, за лимонадом.

Наверное был 1-ый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным. Однако и тут смогла выцарапаться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапошенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, уверовали, будто женщина забрала багаж попутчика по ошибке, спутав со собственным. Мало того, в протоколе осталось высказывание «Симы Рубинштейн» о пропаже у нее трехсот руб..

Спустя некоторое количество лет Сонька отправилась в Малый театр. И в великолепном Глумове узнала внезапно своего клинского «клиента». Миша Горожанский в полном соответствии с псевдонимом – Решимов – кинул армейскую карьеру из-за театра и стал ведущим артистом Малого театра. Сонька купила большой букет роз, вложила туда смышленую записку: «Большому артисту от его 1 учительницы» – и собралась послать премьеру. Однако по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из наиблежайшего кармашка. Все еще юный Миша Решимов так никогда и не сообразил, кто разыграл его и отчего на крышке драгоценного сувенира было выгравировано: «Генерал-аншефу N за особые заслуги пред отечеством в день семидесятилетия».

Однако возвратимся к «графине» Софье Тимрот. В Столице ее, как положено, встречал роскошный отъезд: кучер весь в белоснежном, блещущая лаковой шкурой и пышноватыми знаками двуколка и традиционная пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат – и вскоре клиенты, как бы не смея зайти, столпились у ворот чугунного литья, за коими высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.

Затаив дыхание, Динкевичи обозревали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, неоценимую библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окошка… Дом продавался с обстановкой, садом, домашними сооружениями, прудом – и всего за 125 тыщ, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Миша Осипович готов был чмокать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, как будто умышленно призванного завершить нравственный разгром провинциалов.

Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочитать ее вслух: «Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу совместно женой тчк безотлагательно продай дом выезжай тчк жду нетерпением среду Григорий».

«Графиня» и клиент направились в нотариальную фирму на Ленивке. Когда Динкевич вслед за Сонькой Золотой Ручкой шагнул в темноватую приемную, угодливый толстяк быстро вскочил им навстречу, открыв объятия.

Это был Ицка Розенбад, 1-ый супруг Соньки и отец ее дочки. Ныне он был скупщиком краденого и специализировался на камнях и часах. Радостный Ицка любил брегеты со звоном и при себе постоянно имел 2-ух обожаемых Буре: золотой, с гравированной сценой охоты на крышке, и платиновый, с портретом государя императора в эмалевом медальоне. На данных часах Ицка в свое время обставил неопытного кишиневского щипача чуть ли не на триста руб..

Аферы у Соньки были даже с недвижимостью

На радостях он оставил оба брегета себе и обожал раскрывать их одновременно, сравнивая время и прислушиваясь в ласковый разнобой звона. Розенбад злобу на Соньку не держал, 500 руб. простил ей давным-издавна, тем более что по ее наводкам получил уже раз в 100 более. Даме, коия растила его дочку, выплачивал великодушно и дочку посещал нередко, не в пример Соньке (Хотя позднее, имея уже 2-ух дочерей, Сонька стала самой ласковой мамой, не скупилась на их образование и воспитание – ни в России, ни позже во Франции. Но зрелые дочери отказались от нее.)

Встретившись года чрез 2 после побега юной супруги, былые жены стали «действовать» совместно. Ицка, с его радостным норовом и артистичным варшавским гламуром, нередко оказывал Соньке бесценное содействие.

Итак, нотариус, он же первый муж Соньки Золотой Ручки Ицка, теряя очки кинулся к Соньке. «Графиня! – вскричал он. – Какая честь! Такая звезда в моем ничтожном заведении!»

Чрез 5 мин. юный ассистент нотариуса оформил красивым почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки скопления собственной порядочной жизни. 125 тыщ руб.. А чрез 2 недельки к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых граждан. Это были братья Артемьевы, престижные архитекторы, сдавшие собственный дом внаем на время странствия по Италии. Динкевич повесился в недорогих номерах..

Основные ассистенты Соньки в данном деле чрез пару лет были пойманы. Ицка Розенбад и Михель Блювштейн (управляющий) направились в арестантские роты, Хуня Гольдштейн (кучер) – на 3 года в тюрьму, а потом – за рубеж «с воспрещением ворачиваться в пределы Русской страны». Сонька обожала действовать с родней и былыми супругами. Все 3 не были исключениями: не только варшавянин Ицка, однако и пара «румынскоподданных» состояли в свое время с Сонькой в законном браке.

Попадалась она не раз. Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, однако ей постоянно удавалось или проворно улизнуть из полицейской части, или добиться извинения. Вообщем, охотилась за ней полиция почти всех мегаполисов Западной Европы. К примеру, в Будапеште сообразно постановлению Королевской судебной палаты были задержаны все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку Золотую Ручку под присмотр Русского посольства. Она улизнула и на данный раз, но скоро была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее ящик с украденными вещами.

Этак стартовала полоска неудач. Ее имя нередко фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фото. Соньке становилось все сложнее рассосаться в массе, хранить свободу с помощью взяток

Она сверкала в счастливые эпохи собственной звездной карьеры в Европе, однако мегаполисом фортуны и любви была для нее Одесса…

Вольф Бромберг, двадцатилетний шулер и гопник, по прозвищу Владимир Кочубчик, имел над Сонькой необъяснимую власть. Он вымогал у нее большие суммы денег. Сонька почаще, нежели до этого, шла на неоправданный риск, стала жадной, раздражительной, спустилась в том числе и до карманных краж. Не очень прекрасный, из ряда «хорошеньких» парней с подбритыми в ниточку усиками, узенький в кости, с живыми глазами и мастерскими руками – он единый рискнул единожды подставить Соньку. В день ее рождения, 30 сентября, Вольф украсил шею собственной любовницы бархоткой с голубым бриллиантом, кой был взят под задаток у 1-го одесского ювелира.

Задатком считалась закладная на часть здания на Ланжероне. Цена здания на 4000 превосходила цену камня – и разность ювелир оплатил наличными. Через День Вольф нежданно вернул алмаз, заявив, что презент не пришелся по вкусу женщине. Через тридцать минут ювелир нашел подделку, а еще чрез час установил, что и здания никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в горницы Бромберга на Молдаванке, Вольф «сознался», что копию камня Отдала ему Сонька Золотая Ручка и она же состряпала липовый заклад. К Соньке ювелир отправился никак не один, а с урядником.

Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородный гнев, Сонька сильно дралась с судейскими Госслужащими, никак не признавая ни нарекания, ни выставленные вещественные доказательства. Невзирая на то, что очевидцы опознали ее по фото, Сонька Золотая Ручка объявила, что Золотая Ручка – совершенно другая дама, а она жила на средства супруга, друзей, почитателей. В особенности возмутили Соньку подброшенные ей на жилплощадь полицией революционные прокламации. Одним словом, вела себя так, что потом присяжный поверенный А Шмаков, памятуя о данном процессе, именовал ее дамой, способной «затмить за пояс благую сотку парней».

И все же сообразно решению суда она возымела суровый вердикт: «Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, выслать на поселение в отдаленнейшие места Сибири».

Местом ссылки стало глухое село Лужки Иркутской губернии, откуда летом 1885 года Сонька совершила побег, однако чрез 5 месяцев была поймана полицией. За побег из Сибири ее приговорили к 3 годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Но и в тюрьме никак не теряла времени даром она влюбила в себя рослого с пышноватыми усами тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал собственной пассии гражданское платьице и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Однако лишь 4 месяца наслаждалась Сонька волей. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Ныне ей светило отбывать каторжный срок на Сахалине.

Без мужчины она не могла никак и еще на этапе сошлась с другом по каторжной доле, отважным, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой.

На Сахалине Сонька, как и все дамы, сначала жила на правах вольного обитателя. Привыкшая к драгоценным «люксам» евро класса, к тонкому белью и охлажденному шампанскому, Сонька совала копеечку караульному бойцу, чтоб пустил ее в темные барачные сени, в каком месте она встречалась с Блохой. Во время данных коротких свиданий Сонька и ее сильный содержатель спроектировали план побега

Нужно заявить, что убежать с Сахалина было не такой уж трудной задачей. Блоха бегал уже не впервой и знал, что из тайги, в каком месте 3 десятка человек работают под присмотром 1-го бойца, пробраться посреди сопок к северу, к самому узенькому месту Татарского пролива меж мысами Погоби и Лазарева – ничто не стоит. А вслед за тем – безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Однако Сонька, которая и тут не отделалась от собственного влечения к театрализованным аферам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, выдумала собственный вариант побега. Пойдут они дорожкой хоженой и обжитой, однако скрываться не станут, а поиграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платьице станет «охранять» Блоху. Рецидивист прикончил караульного, в его одежду переоделась Сонька.

Первым словили Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Однако в данный раз ей повезло. Доктора Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной. Блоха же получил 40 плетей и был закован в ручные и ножные оковы. Когда его секли, он орал: «За дело меня, ваше высокоблагородие! За дело! Этак мне и нужно!»

Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Предстоящее ее сахалинское заключение напоминало бредовый сон. Соньку винили в афере, она привлекалась – как руководитель – по занятию о убийстве поселенца-торговца Никитина.

В конце концов, в 1891 году за повторный побег ее передали ужасному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой догола, окруженной сотнями узников, под их поощрительное улюлюканье палач сделал ей пятнадцать ударов плетью. Ни звука не проронила . Доползла до собственной комнаты и упала на нары. 2 года и 8 месяцев Сонька носила ручные оковы и находилась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окошком, прикрытым частой решеткой.

Чехов этак обрисовал ее в книжке «Сахалин», «маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом… Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное..». К моменту обрисовываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было только 45 лет…

Соньку Золотую Ручку навещали писатели, корреспонденты, жители других стран. За плату разрешалось с ней поговорить. Разговаривать она не любила, немало лгала, путалась в воспоминаниях. Приверженцы экзотики фотографировались с ней в композиции: каторжанка, кузнец, надзиратель – это называлось «Заковка в ручные оковы известной Соньки Золотой Ручки». Один из таковых снимков, присланный Чехову Иннокентием Игнатьевичем Павловским, сахалинским фотографом, сберегается в Государственном литературном музее.

Отсидев срок, Сонька обязана была остаться на Сахалине в качестве вольной поселенки. Она стала хозяйкой местного «кафе-шантана», в каком месте готовила квас, осуществляла торговлю из-под полы водкой и организовывала развеселые вечера с плясками.

Тогда же сошлась с ожесточенным рецидивистом Николаем Богдановым, однако жизнь с ним была ужаснее каторги.

Нездоровая, ожесточившаяся, она отважилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около 2-ух верст и, утратив силы, свалилась. Ее отыскали конвойные.

Чрез несколько дней Сонька Золотая Ручка умерла.

Знаменитая авантюристка и воровка Сонька Золотая Ручка, настоящее имя Шейндля-Сура Лейбова Соломониак-Блювштейн, дочь мелкого ростовщика из Варшавского уезда, родилась в 1846 году и прожила на воле немногим более 40 лет (дата ее смерти неизвестна). Но за это время, благодаря своей изворотливости и изобретательности, она успела стать живой легендой.

Обладая невероятной фантазией, она так овладела мастерством перевоплощения, что превратиться из монахини в светскую даму (из женщины в мужчину, из горничной в госпожу) было для нее парой пустяков. А если добавить к этому необычайную привлекательность (она не была особенно красивой, но обладала правильными чертами лица, хорошей фигурой и сексуально-гипнотическими глазами) и способность затмевать глаза любому смертному, то становится понятным, как этой женщине удавалось проворачивать самые невероятные махинации.

Воровать Софья начала, еще будучи девчонкой. Сначала это было мелкое воровство, потом она переквалифицировалась и стала играть на деньги, со временем превратившись в одну из самых гениальных аферисток. Основными местами ее промыслов были гостиницы, ювелирные магазины, подъезды... Причем «работала» она не только в России, но и в некоторых европейских столицах.

Кто мог заподозрить привлекательную, разодетую «в пух и прах» женщину, живущую по чужому паспорту в самых респектабельных гостиницах Москвы, Петербурга, Одессы, Варшавы и т. д. ?

Сонька разработала даже специальный метод гостиничных краж, который назвала «гутен морген».

Его суть состояла в том, что рано утром она проникала в номера, предварительно надев на свою обувь войлочные туфли, и, пока ничего не подозревавшие хозяева спали сном праведников, «выгребала» всю наличность и другие ценности. Если же случалось, что владелец номера внезапно просыпался, то она, не медля ни минуты и даже не глядя в его сторону, начинала раздеваться, якобы ошиблась номером. (Разумеется, мало кому придет в голову заподозрить в воровстве шикарно разодетую даму, увешанную с ног до головы драгоценностями.) Потом, разыграв крайнее смущение и принеся кучу извинений, она растворялась за дверью.

Однажды, следуя разработанному методу, Сонька оказалась в номере молодого человека в одном из провинциальных отелей. Оглядевшись, она увидела на кровати спящего юношу. Его бледное и измученное лицо настолько поразили ее сходством с Вольфом (ее любовником, острое лицо которого никогда не было склонно к нравственным страданиям), что она решила разобраться в чем же, собственно, дело. На столе лежал револьвер и небольшая стопка писем, среди них воровка обнаружила письмо к матери. Сонька прочитала его и узнала, что юноша совершил кражу казенных денег, его разоблачили, и теперь во избежание позора он вынужден застрелиться. Пожалев «товарища по ремеслу», она положила на стол 500 рублей и тихо вышла.

Этот и некоторые другие поступки Соньки свидетельствуют о том, что доброта и сострадание были ей не чужды. Однажды, совершив кражу, а потом прочитав в газете, что на этот раз ее жертвой оказалась вдова мелкого виновника и мать двух дочерей (у нее Сонька украла 5 тысяч рублей — все, что осталось после смерти мужа), Золотая Ручка, сама имевшая двух дочерей, прониклась раскаянием и выслала бедной женщине украденную у нее сумму, снабдив ее сопровождающей запиской: «Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5 тысяч рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам».

Что касается воровства, то в этом занятии Соньке практически не было равных. Так, однажды полиции удалось раскрыть одно из убежищ воровки — ее квартиру в Одессе. В ней было найдено платье Соньки, специально приспособленное для краж в магазинах. По сути, это было даже не платье, а только его подобие — довольно просторный мешок, в закромах которого свободно мог разместиться небольшой рулон дорогой ткани.

С особым мастерством воровка действовала в ювелирных магазинах: на виду у всех при помощи специальных агентов, выступающих в роли красной тряпки, она умело прятала драгоценные камни под длинные ногти или же незаметно подменяла настоящие драгоценности фальшивыми, засовывая первые в цветочные горшки. На следующий день она спокойно извлекала их из тайника.

Жертвами Соньки нередко становились и пассажиры поездов. Как правило, она «работала» в вагонах первого класса, где можно было встретить банкиров, землевладельцев, богатых иностранцев и даже генералов (так, например, известен случай с генералом Фроловым, у которого Сонька украла ни много ни мало 213 тысяч рублей).

Кражи в купе производились следующим образом: под видом какой-нибудь маркизы, графини (богатой наследницы) Сонька располагала к себе попутчиков, делая вид, что они произвели на нее сильное впечатление (благо, что на внешность воровка была получше любой графини), а потом, дождавшись, когда жертва заснет сном праведника, мнимая аристократка спокойно делала свое грязное дело. Однако зачастую попутчики долго не засыпали, перевозбудившись от кокетства легкомысленной «аристократки», и тогда в ход шли все имеющиеся на тот момент снотворные средства: от одурманивающих духов, опиума в вине или табака до хлороформа.

Как уже говорилось выше, авантюристка в совершенстве владела мастерством перевоплощения: умело пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие французские шляпки и оригинальные меховые накидки, любила драгоценности (к ним она питала особую слабость).

Жить Сонька привыкла с размахом, а потому не скупилась не только на дорогие наряды, но и на отдых (тем более, что все средства доставались ей достаточно легко). Выдавая себя за знатную особу, Сонька предпочитала отдыхать в Крыму, Пятигорске или за границей — в Мариенбаде. На этот случай у нее всегда было припасено несколько визитных карточек и романтических историй.

Долгое время Золотая Ручка работала в одиночку, но со временем ей это надоело и она организовала свою шайку, в которую входили ее бывшие мужья (первым мужем был торговец Розенбад, от которого воровка имела дочь), родственники, вор в законе Березин и Мартин Якобсон (шведско-норвежский подданный). Интересно, что все члены этой небольшой преступной организации безоговорочно подчинялись своей предводительнице, доверяя ее опыту и мастерству.

Нужно заметить, что такое сотрудничество оказалось выгодным для всех: Соньке было легче работать, а ее «коллеги» неплохо получали за свою помощь (сбежав от первого мужа с 500 рублями, воровка впоследствии много раз давала ему наводки, и в результате он получил гораздо больше, чем она у него украла, — так что оба были не в накладе). Как уже говорилось выше, костяк шайки составляли бывшие законные мужья Золотой Ручки. Но был среди них один — Вольф Бромберг (по прозвищу Владимир Кочубчик), двадцатилетний шулер и налетчик, который имел над ней необъяснимую власть, а потому мог ею манипулировать. Сонька не только поддавалась на его уговоры и расставалась с большими суммами денег, но и шла на неоправданный риск. А ведь ей все труднее становилось раствориться в толпе, так как знаменитую воровку искала полиция многих городов Западной Европы и России.

Кроме того, у Соньки сильно испортился характер, она стала алчной и нервной. Поговаривали даже, что Золотая Ручка перестала пренебрегать карманными кражами.

Непонятно, что Сонька нашла в Вольфе: он не был красавцем, хотя его вполне можно было отнести к разряду симпатичных. К тому же он был единственным, кто осмелился ее подставить, причем самым бесстыдным образом. На Сонькины именины (30 сентября) Вольф украсил ее шейку бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного ювелира (в качестве залога мошенник предоставил подложную закладную на часть несуществующего дома; разница в четыре тысячи рублей была уплачена ювелиром наличными). На следующий день он вернул алмаз, сославшись на то, что украшение не понравилось его избраннице, а спустя полчаса ювелир обнаружил подделку.

Позже стало известно, что того дома, который выступал в качестве залога, нет и в помине. Когда обманутый ювелир вломился к Вольфу, тот все свалил на Соньку, обвинив ее и в подлоге закладной, и в том, что она снабдила его фальшивкой. За это Соньку привлекли к суду, который состоялся с 10 по 19 декабря 1880 года.

На процессе Золотая Ручка вела себя так, как будто речь шла вовсе не о ней, а совсем о другом человеке, а ее, честную женщину, живущую на средства мужа и знакомых поклонников, обвинили в том, что она на самом деле не совершала. Однако людей, свидетельствовавших не в Сонькину пользу, оказалось достаточно для того, чтобы лишить ее имущества и упечь в отдаленные районы Сибири — в глухую деревеньку Лужки Иркутской губернии, откуда в 1885 году воровке и аферистке удалось сбежать. Но, видимо, счастье отвернулось от нее; через пять месяцев ее вновь поймали и приговорили к 40 ударам плетью и трем годам каторжных работ.

Но и тогда Сонька не потеряла самообладания, а воспользовавшись своим обаянием, влюбила в себя тюремного надзирателя. Поддавшись Сонькиным чарам, он выпустил ее на волю. Новый арест произошел спустя четыре месяца. На этот раз Золотой Ручке предстояло мотать срок на Сахалине.

Так как аферистка не могла долго оставаться без мужчины, она еще на этапе сошлась с матерым преступником Блохой, а по прибытии на место часто с ним виделась, платя надзирателю за каждое свидание. Несмотря на краткосрочность тайных встреч, Соньке и Блохе удалось разработать план побега. И, хотя план, предложенной Блохой, был намного легче и безопаснее, Сонька настояла на своем, более рискованном: она всегда испытывала особую страсть к театрализованным действиям.

Как и следовало ожидать, побег оказался неудачным. Первым поймали Блоху, а потом и Соньку. На ее счастье, она оказалась беременной, и врачи решили не предпринимать в отношении нее каких бы то ни было дополнительных мер наказания. Что касается ее подельника, то его «наградили» 40 ударами плетьми и кандалами (ножными и ручными).

Ребенок от Блохи так и не родился. Видимо, сказались тяжелые условия содержания, но Сонька не успокоилась и продолжала свои махинации. В результате ее не раз обвиняли в мошенничестве и даже привлекали как руководителя по делу об убийстве поселенца-лавочника. Когда же в 1891 году она попыталась совершить вторичный побег, ее отдали на расправу жестокому палачу Комлеву, который нанес обнаженной арестантке 15 ударов плетьми под одобрительные возгласы присутствующих при этом других преступников.

Однако, как бы ей ни было больно, Сонька не проронила ни звука. Молча она доползла до камеры и свалилась на нары. После этого она два года и восемь месяцев носила кандалы и содержалась отдельно от всех, в крохотной одиночной камере с крохотным зарешеченным окошком. В то время полюбоваться на знаменитую преступницу приезжало очень много людей, среди которых были известные писатели, журналисты, иностранцы. Но так как «местная достопримечательность» не любила говорить о себе (а если и говорила, то путалась в сведениях или врала), то приезжие старались хотя бы сфотографироваться с ней.

По окончании срока Сонька должна была остаться на Сахалине в качестве вольной поселенки. Одно время она даже содержала кафе-шантан, где торговала из-под полы спиртными напитками и устраивала танцы. В то время ее сожителем стал жестокий рецидивист Николай Богданов, жизнь с которым показалась ей намного хуже каторги. Когда у Соньки уже не осталось сил терпеть его зверства, она (будучи больной и истощенной) предприняла еще одну, последнюю, попытку побега.

Далеко уйти Золотая Ручка не смогла, в скором времени ее нашли конвойные. Через несколько дней одна из самых знаменитых аферисток и воровок умерла.

Настоящее имя — Шейндля-Сура Лейбова Соломониак-Блюмштейн (1846 - ?) . Изобретательная воровка, аферистка, способная перевоплощаться в светскую даму, монахиню или простую служанку. Ее называли "дьяволом в юбке ", "демонической красавицей, глаза которой очаровывают и гипнотизируют ".

Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич назвал легендарную авантюристку "всероссийски, почти европейски знаменитой". А Чехов уделил ей внимание в книге "Сахалин".

Софья Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, прожила на воле не слишком долго — едва ли лет сорок. Но как начала девчонкой с мелких краж — не останавливалась до самого Сахалина. В игре она достигла совершенства. А талант, красота, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой.

Золотая Ручка занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Шикарно одетая, с чужим паспортом, она появлялась в лучших отелях Москвы, Петербурга, Одессы, Варшавы, тщательно изучала расположение комнат, входов, выходов, коридоров. Сонька изобрела метод гостиничных краж под названием "гутен морген". Она надевала на свою обувь войлочные туфли и, бесшумно двигаясь по коридорам, рано утром проникала в чужой номер. Под крепкий предрассветный сон хозяина тихо "вычищала" его наличность. Если же хозяин неожиданно просыпался — нарядная дама в дорогих украшениях, как бы не замечая "постороннего", начинала раздеваться, как бы по ошибке приняв номер за свой... Кончалось все мастерски разыгранным смущением и взаимными расшаркиваниями. Вот таким манером оказалась Сонька в номере провинциального отеля. Оглядевшись, она заметила спящего юношу, бледного как полотно, с измученным лицом. Ее поразило не столько выражение крайнего страдания, сколько удивительное сходство юноши с Вольфом — остренькое личико которого никогда ничего близкого к истинной нравственной муке изобразить не могло.

На столе лежал револьвер и веер писем. Сонька прочла одно — к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство — единственный путь избежать бесчестья, — уведомлял матушку злосчастный Вертер. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.

Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела — если прихотливая мысль ее в эти минуты обращалась к тем, кого она любила. Кто, как не собственные ее далекие дочки, встали перед глазами, когда Сонька узнала из газет, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек. Эти 5000 украденных рублей были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька не долго раздумывала: почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. "Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам".

Однажды полиция обнаружила на одесской квартире Соньки ее оригинальное платье, сшитое специально для краж в магазинах. Оно, в сущности, представляло собой мешок, куда можно было спрятать даже небольшой рулон Дорогой ткани. Особое мастерство Сонька демонстрировала в ювелирных магазинах. В присутствии многих покупателей и с помощью своих "агентов", которые ловко отвлекали внимание приказчиков, она незаметно прятала драгоценные камни под специально отращенные длинные ногти, заменяя кольца с бриллиантами фальшивыми, прятала украденное в стоящий на прилавке горшок с цветами, чтобы на следующий день прийти и забрать похищенное.

Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах — отдельных купе первого класса. Жертвами мошенницы становились банкиры, иностранные дельцы, крупные землевладельцы, даже генералы — у Фролова, например, на Нижегородской железной дороге она похитила 213 000 рублей.

Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное — одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам).

Она любила бывать на знаменитой Нижегородской ярмарке, но часто выезжала и в Европу, Париж, Ниццу, предпочитала немецкоязычные страны: Германию, Австро-Венгрию, снимала роскошные квартиры в Вене, Будапеште, Лейпциге, Берлине.

Сонька не отличалась красотой. Была небольшого роста, но имела изящную фигуру, правильные черты лица; глаза ее излучали сексуально-гипнотическое притяжение. Влас Дорошевич, беседовавший-с авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были "чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные... и говорили так, что могли даже отлично лгать".

Сонька постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Жила с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.

Постепенно ей прискучило работать одной. Она сколотила шайку из родственников, бывших мужей, вора в законе Березина и шведско-норвежского подданного Мартина Якобсона Члены шайки безоговорочно подчинялись Золотой Ручке.

Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.

Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.

Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:

"Именно так".

"Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет"

И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду — и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке...

"А знаете что, любезный Михаил Осипович... — после кратного раздумья решилась графиня, — мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества..."

"Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?"

"Имеется, — усмехнулась Тимрот. — У нас много чего имеется. Но муж мой — гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебутовского гнезда..."

"Так батюшка ваш — генерал Бебутов, кавказский герой?!" — всполошился Динкевич.

"Василий Осипович — мой дед, — скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. — Так когда же изволите взглянуть на дом?"

Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину.

Сонька хорошо помнила этот городок, а вернее, небольшую станцию, так как из всего города ей был знаком только полицейский участок. Свое первое приключение Сонька вспоминала всегда с удовольствием. В ту пору ей не исполнилось и двадцати, при небольшом росте и изяществе выглядела на шестнадцать. Это через шесть лет ее стали называть Золотой Ручкой, когда Шей-ндля Соломониак, дочь мелкого ростовщика из Варшавского уезда, прославилась как мозговой центр и финансовый бог "малины" международного размаха. А тогда у нее был лишь талант, неотразимое обаяние и школа "родового гнезда", которым она гордилась не меньше, чем графиня Тимрот, Гнезда не генеральского, а блатного, где она росла среди ростовщиков, скупщиков краденого, воров и контрабандистов. Была у них на побегушках, легко выучивая их языки: идиш, польский, русский, немецкий. Наблюдала за ними. И как истинная артистическая натура, пропитывалась духом авантюры и беспощадного риска.

Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много — пятьсот рублей. Где-то "у людей" росла ее маленькая дочка.

Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему "полковником" и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падшего ангела — по возможности до конца своих дней.

На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера — ну, допустим, за лимонадом.

Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапошенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девушка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот рублей.

Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского "клиента". Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом — Решимов — бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: "Великому актеру от его первой учительницы" — и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: "Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия".

Но вернемся к "графине" Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат — и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.

Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна... Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом — и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов.

Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: "Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий".

"Графиня" и покупатель отправились в нотариальную контору на Ленивке. Когда Динкевич следом за Сонькой шагнул в темноватую приемную, услужливый толстяк резво вскочил им навстречу, раскрыв объятия.

Это был Ицка Розенбад, первый муж Соньки и отец ее дочки. Теперь он был скупщиком краденого и специализировался на камнях и часах. Веселый Ицка обожал брегеты со звоном и при себе всегда имел двух любимых Буре: золотой, с гравированной сценой охоты на крышке, и платиновый, с портретом государя императора в эмалевом медальоне. На этих часах Ицка в свое время обставил неопытного кишиневского щипача едва не на триста рублей. На радостях он оставил оба брегета себе и любил открывать их одновременно, сверяя время и вслушиваясь в нежный разнобой звона. Розенбад зла на Соньку не держал, пятьсот рублей простил ей давным-давно, тем более что по ее наводкам получил уже раз в сто больше. Женщине, которая растила его девочку, платил щедро и дочку навещал часто, не в пример Соньке (Хотя позже, имея уже двух дочерей, Сонька стала самой нежной матерью, не скупилась на их воспитание и образование — ни в России, ни потом во Франции. Однако взрослые дочери отреклись от нее.)

Встретившись года через два после побега молодой жены, бывшие супруги стали "работать" вместе. Ицка, с его веселым нравом и артистичным варшавским шиком, часто оказывал Соньке неоценимую помощь.

Итак, нотариус, он же Ицка, теряя очки бросился к Соньке. "Графиня! — вскричал он. — Какая честь! Такая звезда в моем жалком заведении!"

Через пять минут молодой помощник нотариуса оформил изящным почерком купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей. А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динке-вич повесился в дешевых номерах..

Главные помощники Соньки в этом деле через пару лет были схвачены. Ицка Розенбад и Михель Блювштейн (дворецкий) отправились в арестантские роты, Хуня Гольдштейн (кучер) — на три года в тюрьму, а затем — за границу "с воспрещением возвращаться в пределы Российского государства". Сонька любила работать с родней и бывшими мужьями. Все трое не были исключениями: не только варшавянин Ицка, но и оба "румынскоподданных" состояли в свое время с "мамой" в законном браке.

Попадалась она не раз Соньку судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове, но ей всегда удавалось либо ловко ускользнуть из полицейской части, либо добиться оправдания Впрочем, охотилась за ней полиция и многих городов Западной Европы. Скажем, в Будапеште по распоряжению Королевской судебной палаты были арестованы все ее вещи; лейпцигская полиция в 1871 году передала Соньку под надзор Российского посольства. Она ускользнула и на этот раз, однако вскоре была задержана венской полицией, конфисковавшей у нее сундук с украденными вещами.

Так началась полоса неудач ее имя часто фигурировало в прессе, в полицейских участках были вывешены ее фотографии. Соньке становилось все труднее раствориться в толпе, сохранять свободу с помощью взяток.

Она блистала в счастливые времена своей звездной карьеры в Европе, но городом удачи и любви была для нее Одесса...

Вольф Бромберг, двадцатилетний шулер и налетчик, по прозвищу Владимир Кочубчик, имел над Сонькой необъяснимую власть. Он вымогал у нее крупные суммы денег. Сонька чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной, опустилась даже до карманных краж. Не слишком красивый, из разряда "хорошеньких" мужчин с подбритыми в ниточку усиками, узкий в кости, с живыми глазами и виртуозными руками — он единственный рискнул однажды подставить Соньку В день ее ангела, 30 сентября, Вольф украсил шейку своей любовницы бархоткой с голубым алмазом, который был взят под залог у одного одесского ювелира. Залогом являлась закладная на часть дома на Ланжероне. Стоимость дома на четыре тысячи превышала стоимость камня — и разницу ювелир уплатил наличными Через День Вольф неожиданно вернул алмаз, объявив, что подарок не пришелся по вкусу даме. Через полчаса ювелир обнаружил подделку, а еще через час установил, что и дома никакого на Ланжероне нет и не было. Когда он вломился в комнаты Бромберга на Молдаванке, Вольф "признался", что копию камня Дала ему Сонька и она же состряпала фальшивый заклад. К Соньке ювелир отправился не один, а с урядником.

Суд над ней шел с 10 по 19 декабря 1880 года в Московском окружном суде. Разыгрывая благородное негодование, Сонька отчаянно боролась с судейскими Чиновниками, не признавая ни обвинения, ни представленные вещественные Доказательства. Несмотря на то, что свидетели опознали ее по фотографии, Сонька заявила, что Золотая Ручка — совсем другая женщина, а она жила на средства мужа, знакомых поклонников Особенно возмутили Соньку подброшенные ей на квартиру полицией революционные прокламации Словом, вела себя так, что впоследствии присяжный поверенный А Шмаков, вспоминая об этом процессе, назвал ее женщиной, способной "заткнуть за пояс добрую сотню мужчин".

И все же по решению суда она получила суровый приговор: "Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири".

Местом ссылки стала глухая деревня Лужки Иркутской губернии, откуда летом 1885 года Сонька совершила побег, но через пять месяцев была схвачена полицией. За побег из Сибири ее приговорили к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Однако и в тюрьме Сонька не теряла времени даром" она влюбила в себя рослого с пышными усами тюремного надзирателя унтер-офицера Михайлова. Тот передал своей пассии гражданское платье и в ночь на 30 июня 1886 года вывел ее на волю. Но только четыре месяца наслаждалась Сонька свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. Теперь ей предстояло отбывать каторжный срок на Сахалине.

Без мужчины она не могла никак и еще на этапе сошлась с товарищем по каторжной доле, смелым, прожженным пожилым вором и убийцей Блохой.

На Сахалине Сонька, как и все женщины, вначале жила на правах вольного жителя Привыкшая к дорогим "люксам" европейского класса, к тонкому белью и охлажденному шампанскому, Сонька совала копеечку караульному солдату, чтобы пустил ее в темные барачные сени, где она встречалась с Блохой. Во время этих кратких свиданий Сонька и ее матерый сожитель разработали план побега.

Надо сказать, что бежать с Сахалина было не такой уж сложной задачей. Блоха бежал уже не впервой и знал, что из тайги, где три десятка человек работают под присмотром одного солдата, пробраться среди сопок к северу, к самому узкому месту Татарского пролива между мысами Погоби и Лазарева — ничего не стоит. А там — безлюдье, можно сколотить плот и перебраться на материк. Но Сонька, которая и здесь не избавилась от своей страсти к театрализованным авантюрам, а к тому же побаивалась многодневной голодухи, придумала свой вариант. Пойдут они дорожкой хоженой и обжитой, но прятаться не будут, а сыграют в каторжную раскомандировку: Сонька в солдатском платье будет "конвоировать Блоху. Рецидивист убил караульного, в его одежду переоделась Сонька.

Первым поймали Блоху. Сонька, продолжавшая путь одна, заплутала и вышла на кордон. Но в этот раз ей посчастливилось. Врачи Александровского лазарета настояли на снятии с Золотой Ручки телесного наказания: она оказалась беременной Блоха же получил сорок плетей и был закован в ручные и ножные кандалы. Когда его секли, он кричал: "За дело меня, ваше высокоблагородие За дело! Так мне и надо!"

Беременность Соньки Золотой Ручки закончилась выкидышем. Дальнейшее ее сахалинское заточение напоминало бредовый сон. Соньку обвиняли в мошенничестве, она привлекалась — как руководитель — по делу об убийстве поселенца-лавочника Никитина.

Наконец, в 1891 году за вторичный побег ее передали страшному сахалинскому палачу Комлеву. Раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их поощрительное улюлюканье палач нанес ей пятнадцать ударов плетью Ни звука не проронила Сонька Золотая Ручка доползла до своей комнаты и свалилась на нары Два года и восемь месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в сырой одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым частой решеткой.

Чехов так описал ее в книге "Сахалин", "маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом... Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное. ." К моменту описываемых Чеховым событий, то есть в 1891 году, Софье Блювштейн было всего сорок пять лет...

Соньку Золотую Ручку посещали писатели, журналисты, иностранцы. За плату разрешалось с ней побеседовать. Говорить она не любила, много врала, путалась в воспоминаниях. Любители экзотики фотографировались с ней в композиции: каторжанка, кузнец, надзиратель — это называлось "Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки". Один из таких снимков, присланный Чехову Иннокентием Игнатьевичем Павловским, сахалинским фотографом, хранится в Государственном литературном музее.

Отсидев срок, Сонька должна была остаться на Сахалине в качестве вольной поселенки. Она стала хозяйкой местного "кафе-шантана", где варила квас, торговала из-под полы водкой и устраивала веселые вечера с танцами. Тогда же сошлась с жестоким рецидивистом Николаем Богдановым, но жизнь с ним была хуже каторги Больная, ожесточившаяся, она решилась на новый побег и покинула Александровск. Прошла около двух верст и, потеряв силы, упала Ее нашли конвойные. Через несколько дней Золотая Ручка умерла.

А на Сахалине плодились одна за другой легенды. Многие считали, что настоящая Сонька сбежала по дороге, а на каторгу попала ее "сменщица". Антон Чехов и Влас Дорошевич, разговаривавшие с Сонькой на Сахалине, замечали возрастное несоответствие между легендарной Сонькой Блювштейн и "лицом, находящимся на каторге". Говорили они и о мещанском складе ума заключенной. А, как мы помним, Сонька была весьма умна и образованна даже для высшего общества.

В 20-е годы ею пугали друг друга нэпманы. Но в то время под именем Соньки действовали многочисленные последовательницы, чаще выступавшие просто как наводчицы. До Сонькиных талантов им было далеко. Да и время уже было другое. Одесситы уверяют, что Золотая Ручка под другим именем жила в Одессе на Прохоровской улице и умерла только в 1947 году.

А в Москве на Ваганьковском кладбище есть памятник Соньке. Женская фигура в полный рост из куска белого мрамора гуляет в тени кованых пальм. Эта скульптура была специально заказана миланскому мастеру, а затем привезена в Россию (говорят, это сделали одесские, неаполитанские и лондонские жулики). Вокруг этой могилы тоже немало тайн. На ней всегда есть живые цветы и россыпи монет. Появляются часто и надписи от "благодарных воров". Правда, за последние 20 лет из трех пальм осталась одна. Да и скульптура - без головы. Говорят, что во время пьяной драки Соньку уронили, а голову унесли.