А. СЛУЦКИЙ

(Краснодар)

Сия книга монастыря Межигорского

Традиционно принято считать, что Кубань конца ХУШ - начала Х1Х века - это край, где население прежде всего занято освоением новых земель, несением кордонной службы на берегах Кубани, которая в то время была государственной границей России, охраной своих - вновь возникших поселений - от набегов соседей из-за Кубани. Достаточно привести выдержку из «Порядка общей пользы» - документа 1794 года - о том, «чтоб на войсковой земле за всяким делом ездить, ходить, хлеба пахать, рыбу ловить и скот на паству гонить без военного оружия никто не дерзал», чтобы представить себе быт черноморского казака. Даже спустя почти четверть века, в сентябре 1820 года, А. С. Пушкин писал брату: «Видел я брега Кубани и сторожевые станица - любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности!». Где же тут заниматься книжным собирательством?

Тем не менее, именно в конце ХУШ и в первой четверти Х1Х веков возникает на Кубани целый ряд книжных собраний, начинаю складываться первые книжные коллекции. Едва освоившись на землях Кубани, казаки обращаются с просьбой к петербургскому начальству о разрешении перевезти на Кубань ризницу и библиотеку Киево-Межигорского монастыря. Небольшие (в основном служебные) собрания книг были в Войсковой Троицкой церкви (1796), в Екатрино-Лебяжской Николаевской пустыни (1799).

Первой крупной коллекцией книг, перевезенной на Кубань, была библиотека Межигорского монастыря. Появление этой библиотеки на Кубанисвязано с историей переселения черноморцев, в нем есть «историческая обусловленность». Но чтобы ее понять или тем более почувствовать необходимо хотя бы несколько слов сказать о том, откуда эта библиотека была перевезена, что она из себя представляла в своей «докубанской истории», необходимо рассказать о самом Межигорском монастыре. Впрочем, его давно уже нет. Но вспоминали и вспоминают, что в пещерах, которыми славился монастырь (как и многие другие надднепровские монастыри) хранились удивительные богатства, а среди них - рукописные книги.

Писали о Межигорье много. Митрополит Евгений, он же библиограф Болховитинов, в своем описании Киево-Печерской лавры, основание Межигорского монастыря относит к концу Х века, к 988 году, когда пришли на Русь с первым митрополитом Михаилом монахи и положили начало монастырю. Межигорский синодик и тот же Евгений, только уже в другой работе (в «Истории Киевской иерархии») настаивали на более поздней версии. Построил, мол, в 1161 году князь Андрей Боголюбский церковь Преображения Господня, и от той церкви пошел монастырь. В народе церковь эту называли Белым Спасом...

Можно долго перечислять имена исследователей, ссылаться на библиографические уточнения, важно напомнить, что и в кубанской печати тема эта звучала не однажды: в 1898 году кубанский историк и археограф П.П. Короленко в очередном томе «Кубанского сборника» напечатал статью о древностях Межигорского монастыря. В том же году И.И.Дмитренко в «Сборнике материалов по истории Кубанского казачьего войска» опубликовал несколько документов, посвященных истории Межигорья.

Дерево держится становым корнем. Пока была Запорожская Сечь был и монастырь. Почти два века он оставался центром духовной жизни сечевиков. «Тихим пристанищем на закате бурной казацкой жизни, когда, почувствовав физическую немощь, приходилось боевые доспехи менять на скромное одеяние инока... Сами запорожцы - сечевики,- писал П.П.Короленко,- смотрели на Межигорье, как на свою собственную церковно-иерархическую резиденцию».

Гетманы Украины, атаманы Запорожского войска жертвовали монастырю деньги, богатые угодья. Запорожские казаки вменили себе в обязанность приносить обители часть военной добычи. Приговором казацкой рады в 1683 году запорожцы признали Сечевую Покровскую церковь принадлежащей монастырю. В Межигорье за счет Сечи был учрежден «шпиталь войсковой» - для содержания нищих, калек, увечных сечевиков. В духовном отделении школы при Покровской церкви межигорские священнослужители обучали казацких детей «грамоте, часословцу, псалтыри», а иеромонах настоятель Покровской церкви был членом Сечевой Рады.

Дарили, естественно, и книги. Дарили «во искупление грехов», «на помин души…»Оставляли на книгах свои дарственные записи, помечали на полях даренных книг памятные события своей жизни. Иногда дарили целые библиотеки. Иннокентий Гизель, известный ученый и просветитель, умирая передал в монастырь свою библиотеку. Патриарх Всея Руси Иоаким часто присылал в монастырь книги, а однажды сопроводил их словами: «В приращение к наследию Ярослава...»

В 1775 году Сечь «зруйнувалы», войско запорожское указом Екатерины было упразднено, а десятилетием позже был упразднен и сам монастырь. Строения его подарили городу, братия разошлась... «Одна часть межигорской ризницы была отправлена в Александровскую лавру, другая - в Полтавский монастырь (...), в самом Межигорье решено было учредить фаянсовую фабрику...» Еще раньше (1777 - 1778 гг.) в Петербург и Полтаву были отправлены ризница и церковная утварь - в том числе и книги - Сечевой Покровской церкви.

В 1794 году из войскового града Екатеринодара от правительства Верного войска Черноморского сначала к Епископу Феодосийскому Иову, а потом в Святейший Правительственный Синод ушло прошение: «Войска Черноморского старшина, имея рассуждение и попечение о престарелых и раненных от неприятеля и изувеченных старшинах и казаках, желающих жизнь свою доканчивать на Всемилостивейше пожалованной земле при Божьей церкви (...) просит правительство о дозволении на войсковой земле построить войсковым коштом пустынку».

Разрешение было получено только в марте 1796: «Строить Екатерино-Лебяжскую пустынь, заложив на первый случай трапезную во именовании Великомученицы Екатерины».

В это время Наказной атаман Тимофей Терентьевич Котляревский, командированный по войсковым нуждам в Петербург, узнает, что ризница бывшей Сечевой Покровской церкви находится в Александро-Невской лавре. Он добивается разрешения вернуть ее черноморцам, прямым потомкам сечевиков. Но когда ризничий лавры иеромонах Вениамин начал по описи передавать Котляревскому имущество, сразу стало ясно: это - только часть, малая толика того, чем обладала сечевая церковь. Необходимо было искать остальное. Еще не вернувшись в Екатеринодар, Тимофей Терентьевич с оказией отправил письмо войсковому есаулу Мокию Гулику: поручил ему «найти надежного нарочного, дать ему на проезд и харчи из войсковых сумм потребное число денег» и отправить его на поиски пока еще не ризницы, а только ее следов.

Выбор пал на Степана Белого. К тому времени пути розыска уже намечались. Четыре подводы (115 пудов), по поручению Г.А. Потемкина, в Александро-Невскую лавру привез с Украины и сдал капитан Остроух. Поэтому следовало прежде всего разыскать Остроуха, получить у него инвентарные документы об имуществе Покровской церкви и списки: когда, кто и что брал из церковного имущества после упразднения Сечи. Если самого капитана уже нет в живых, то документы должны храниться у «вдовы Остроушихи». При этом Котляревский настаивает: розыск следует вести «без разгласки, секретным образом».

Пока С. Белый собирался в «командировку», Т.Т. Котляревский получил письмо от назначенного в Екатерино-Лебяжскую пустынь архимандрита Феофана, в конце которого он сетует: «Ризница Киево-Межигорская со всею библиотекою при описи отдана покойным князем Потемкиным покойному Преосвященному Амвросию и ныне хранится у Новороссийского и Днепровского митрополита Гавриила. (...) Постарайтесь, Бога ради, выпросить ее, ибо она там не надобна и лежит под спудом. Явите ее на свет».

Т. Котляревский тут же обратился в Св. Синод и просил для «вспоможения строящейся Екатерино-Лебяжской монашеской пустыни (...) дать сему войску те ризницу и библиотеку». И аргументировал свою просьбу тем, что «Черноморское казачество составлено из Запорожского войска, которое во время существования Сечи было оному монастырю укладчиком».

Мы сейчас ругаем канцеляристов. Но (следует в этом признаться) только благодаря делопроизводственной волоките и требовательности канцелярского начальства дошли до нас свидетельства о поездке Белого, о том, что ему удалось, и что не удалось разыскать, сохранились переписка и финансовые отчеты поручика, который добирался в Новомиргород через Крым, как «по случаю дурных погод сначала застрял в Тамани, потом в силу мог через пролив Еникуль переправиться», значительно превысив при этом сумму дорожных расходов.

Командировка оказалась сложной. Митрополит Новороссийский вовсе не торопился отдавать черноморцам запорожские святыни. Сначала он требовал, лично ему адресованного, распоряжения Св. Синода. Получив его, по свидетельству С. Белого, митрополит никому о документе не сообщил, а начал вновь добиваться в Синоде пересмотра дела: надеясь оставить в Новомиргороде не только сечевую ризницу, но и Межигорскую, Крутицкую, Белозерскую. Белому пришлось заняться следствием.

Большого труда стоило добиться разрешения на снятие копий с описи имущества Межигорья и Покровской церкви. И дело не только в весомых пошлинах на право снять копии с документов - дело в постоянно встречающихся недомолвках: «При забрании церковных вещей и книг я был, но за давностью времени сколько и чего именно куда забрано не упомню». Вдова Остроуха оказалась покладистей: представила возможность Белому скопировать все необходимые документы. «А буде и подлинные Вашему Превосходительству потребны будут, - пишет она в своем письме Т. Котляревскому,- то по повелению Вашему доставлены могут быть». И в том же письме просит у Котляревского покровительства сыну, Василию Остроуху, который служит в Войске Запорожском. Примечательная деталь: в сознании Остроушихи войско - по-прежнему Запорожское, а не Черноморское.

В бумагах определились и адреса поиска: Санкт-Петербург, Киев, Полтава, Новомиргород, Кременчуг... Увозили, как свидетельствуют документы, и официальными переборами, и далекими от всякой официальности. Сохранился даже «Список сколько и чего именно пограблено значит было и чего из оных похищенных вещей за поимкою воров сыскано».

Адресов много. Иногда это адреса, где хранятся отдельные предметы. Но были и другие. В Новомиргороде, в Полтавском монастыре, Белый видел «Евангелий - 11, риз более ста, книг церковных более трехсот...» и т.д.

После разрешения Екатерины П передать ризницу и библиотеку Черноморскому войску, перевезти их на Кубань должен был граф П. Зубов. Но так как от него долгое время не являлся приемщик, то архиепископ Екатеринославский вновь возбудил ходатайство об оставлении ему вещей и библиотеки. Он аргументировал это тем, что дарителями и вкладчиками в Межигорский монастырь были не только запорожцы, которые считались предками черноморцев. Св. Синод это ходатайство отклонил.

В исследованиях по Межигорью не рассказывается как в монастыре хранились книги, была ли отдельная «книгохранительная палата». Тем не менее, в документах середины ХУШ века есть свидетельства и о монастырской библиотеке и об отдельных келейных библиотеках (например, в келье иеромонаха Матвея Тюлепанского). В монастырской библиотеке по описи 1777 года значилось 395 книг, из нихна русском языке - 53 рукописные, 174 печатные, на латинском -114, на польском - 54. Книги на латинском языке по разрешению Св. Синода, Новороссийский архиепископ Амвросий передал в Екатеринославскию семинарию. В документах, рассказывающих о судьбе межигорских книг на Кубани, встречаются упоминания о латинском издании Бесед Макария Египетского, о книгах на греческом языке.

На Кубань первые книги привез из Петербурга сам Т.Т. Котляревский. Часть межигорского книжного собрания из Новомиргорода вернул Степан Белый. Другую в 1804 году - член Черноморской войсковой канцелярии Евтихий Чепига. На привезенных книгах Межигорской библиотеки были (и частично сохранились) очень интересные вкладные записи. Вкладная запись в течение долгого времени (более двух столетий) выполняла на Руси функции экслибриса, служила знаком принадлежности книги. И если не все вкладные и владельческие записи на книгах библиотеки Межигорского монастыря географически были связаны с Кубанью, то, безусловно, все они свидетельствовали об исторической и культурной связи запорожского - черноморского - кубанского казачества. На Кубани библиотеке Межигорского монастыря тоже пришлось постранствовать. Отдельные книги из Межигорья оказались сразу описаны в составе вещей и библиотеки Екатерино-Лебяжеской пустыни. Но пустынь еще продолжала строиться, и большую часть библиотеки решили хранить в Войсковом соборе и Войсковом правлении. Сейчас описания книг из Межигорского монастыря чаще всего встречаются в имущественных документах Екатерино-Лебяжеской пустыни. Среди этих документов есть и архивные и печатные. В публикации П.П. Короленко «Церковные древности Кубанских казаков», в описании пустыни В. Воскресенского, архимандритов Спиридона (1821 г.), Филарета (1856 г.), Самуила (1879 г.) подробно описаны напрестольные Евангелия с характеристикой окладов, времени и места издания, полной характеристикой вкладных записей. Чаще всего описываются Евангелия, подаренные патриархом Иоакимом, П. Калнишевским, Е. Гоголем, В. Дебецевичем, Л. Великим. По публикации П.П. Короленко в Екатеринодарском Войсковом Александро-Невском соборе хранилось 14 Евангелий, в Екатерино-Лебяжеской пустыни (по описи 1828 года) - три. В описании архимандрита Самуила указывалось, что в Екатерино-Лебяжской пустыни хранилось 6 Евангелий, около 10 служебных книг, принадлежавших Межигорью. Кроме того, Самуил перечислял ряд «учительных» книг (Деяния церковные и гражданские Барония, Меч Духовный Лазаря.Барановича, Ключ разумения И.Галятовского).

Кубанская историография, кубанская интеллигенция межигорского сюжета в своей истории не забывает. Описывая кубанские древности, кубанские реликвии, рассказывая об Екатерино-Лебяжской пустыни, всякий раз говорит и о межигорских сокровищах. В письме к украинскому историку А.А. Скальковскому в 1856 году Яков Герасимович Кухаренко писал: «Посылаю недавно вышедшее описание Черноморской Николаевской (Екатерино-Лебяжской - А.С.) пустыни. В ней замечательные по своей древности книги, поступившие из Межигорского монастыря, которых только часть в пустыни, прочие в Войсковом соборе и нашей гимназии».

Большая часть книг из сечевой Покровской церкви попала в Войсковой собор. В описи имущества, которое привез из Петербурга Т.Т. Котляревский, значатся четыре Евангелия. Одно из них – «большое на александрийской бумаге, печатанное выходу 1759 году (...) дал укладом в Войсковую сечевую Запорожскую Покрова Святой Богоматери церковь войсковой судья Петр Калнишевский 1763 году Октября 1 дня». Кроме того в описи приводится гравированная на нижней крышке оклада с внутренней стороны надпись: «Сие Святое Евангелие дал вкладом в Сечевую Запорожскую Покрова Святой Богоматери церковь куреня Кущевского знатный товарищ, войсковой судья Петр Иванович Калнишевский, 1763 года, месяца Октября 1 дня, индикта М, которое серебром и каменьями с позолотою ценою в 1025 рублей». Это Евангелие (как и Евангелие, подаренное В. Великим) хранится в фондах Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника.

Еще одно Евангелие, как писал в конце Х1Х века П.П. Короленко, хранилось в Екатеринодарском Войсковом Кубанского казачьего войска соборе. Это было «Евангелие напечатанное в Москве в 1681 году, в серебряной с позолотой оправе, унизанное жемчугом и украшенное рубинами с сапфирами и эмалью. На верхней серебряной доске прикреплена овальная доска с чеканным изображением Св. Иоакима и Анны, а по внутреннему загибу той же крышки по серебру вырезана надпись: “Великий Господин Святейший Иоаким Патриарх Московский и Всея России положил сие Святой Евангелие в пречестную обитель в Киеве Преображения Господня Межигорского монастыря в обещание свое. Лето 7193 г.(1685 - А.С.) февраля 20 дня. Весу в этом Евангелии 35 фунтов».

Не то в 1973, не то в 1974 году позвонили мне из нашей краевой библиотеки им. А.С. Пушкина. Сказали: приехал в Краснодар специалист по древнерусской книге - Николай Николаевич Розов, спросили, не хочу ли я с ним встретиться. Часа через два встреча состоялась, там же в Пушкинке, в секторе редких книг. На столе перед Николаем Николаевичем лежал старинный том, оправленный в фиолетовый, естественно, выцветший бархат, в окладе, с гравированными изображениями Распятия, Богоматери, Евангелистов, с золоченным обрезом, следами оторванных застежек. Было это напрестольное Евангелие, отпечатанное в1644 году Михаилом Слезкой во Львовской братской типографии.

На нижнем поле первых семи листов книги кто-то из межигорских монастырских служителей в 1679 году аккуратным полууставом рассказал о погребении в Межигорском монастыре гетмана Евстафия Гоголя, перечислил его дары монастырю, в том числе двух напрестольных Евангелий. П.П.Короленко в своей статье “Древние сведения о Межигорском монастыре” расшифровал и опубликовал эту запись, указал, что в момент написания статьи книга хранилась в ризнице Екатеринодарского Александро-Невского собора. «Лета от создания мира 7187, воплощения же Х-а Б-а 1679 месяца генваря дня 3 погребен в монастыре общежительном Межигорском Киевском в церкви Г-ня Преображения в склепе благочестивыйи православный раб Божий Евстафий Гоголь, гетман войска Его Королевской М. Запорожского, до которого монастыря выше реченный небожчик за отпущение грехов надал на вечные часы сие и другое Евангелие, обедве напрестольные и оправленные, и келих, и крест, и кадильницу и чарку серебряную, иризы,и бунчук, и хорогов войсковую, шаблю, кантуш войсковой и образ Пресвятой Богородицы, окладный с перлами, при державе Вел. Кор. Пол. Иоанна третьего, при игумене Межигорском Иерее Федосии Висковском. Подаждь, господи, оставление грехов рабу своему Евстафию и сотвори ему вечную память. Аминь».

Через несколько страниц встречаем скоропись самого вкладчика: «В день Троицы Единой... сию книгу рекомую Евангелие... купил... Евстафий Гоголь, полковник его Королевской милостью Войска Запорожского, и в свое отпущение грехов придал ее до храму из жоною Ириною с сынами Прокопом и Иллею и цуркою Настасьею». На листах 17-18 скорописью (уже начала ХУШ века) вписана традиционная охранительная запись, где всякому «кто бы... посмел... тому писанию... гвалт чинить» грозили самым нелицеприятным судом. А следом, через всю книгу, через равные интервалы Войсковой протоиерей А.Кучеров собственноручно записал: «В 1854 году книга принадлежала Воскресенскому собору».

То, что судьбы Евангелий из библиотеки Межигорья и Покровской церкви легче поддаются анализу, объясняется просто. Почти все они имели дорогие оклады, чаще всего были подарками, и потому внимание к ним в документах было более пристальным. Наиболее богатые значатся в описях вещей, а не книг: книга долгие годы была частью монастырской казны. От того рассказ чаще идет о книгах богослужебных, которые хранились в церквях, в ризнице, судьба этих книг могла быть отличной от судьбы монастырской библиотеки. В более поздних имущественных описях Екатерино-Лебяжеской пустыни характеристика монастырской библиотеки шла отдельным разделом, но описания книг в нем не включали ни традиционных библиографических данных, ни указаний - откуда данная книга поступила. В силу этого описать библиотеку сложно, выделить в монастырской библиотеки книги из Межигорья практически невозможно.

В 1803 году на Кубани обсуждался вопрос о создании Черноморского войскового училища. Для обучения, естественно, нужны были книги. Фонд учебной литературы только начал формироваться. В тоже время в Войсковом правлении, в ризнице Войскового собора все еще хранились книги, перевезенные с Украины. Среди них были не только богослужебные, но и словари, историческая и “учительная” богословская литература. В мая 1805 года войсковой учитель хорунжий Иваненко обратился с просьбой к администрации и получил разрешение на передачу в училище, книг не востребованных для богослужения. Их в училище поступило 135, из них кириллических (составитель реестра называет их «славянскими») - 102. Благодаря дотошности канцеляриста, при передаче книг в училище, был составлен их реестр, а у нас появилась возможность говорить о составе библиотеки Межигорского монастыря или, по крайней мере, о составе ее отдельной части. Характер описания книг в реестре позволяет определить круг представленных авторов, анализировать состав библиотеки по содержанию, говорить о месте издания отдельных книг. Все книги кириллической печати, за исключением трех, религиозного содержания. 84% этих книг напечатано на Украине, в Прибалтике, Белоруссии. Причем, прежде всего на Украине - более 50% всех книг. Широко представлены издания Киево-Печерской лавры и Львовской братской типографии. В этом контексте следует упомянуть публикацию В. Черноморца (В. Дроздовского) в украинском журнале “Червоний шлях” (Харьков, 1930, №10) о том, что в библиотеке Краснодарского педагогического института хранится часть Межигорских книг. Их, по словам автора заметки, около 200; это те самые книги, которые первоначально оказались в Черноморском войсковом училище, потом - в мужской гимназии и, наконец, попали в пединститут. Состав авторов, на которых указывал В.Черноморец, полностью совпадал с Реестром славянских книг, переданных училищу: широко представлена украинская полемическая и религиозно-учительная литература ХУП - начала ХУШ веков. Это произведения и переводы Л.Барановича, М.Галятовского, Ин. Гизеля, С. Яворского, А. Радзивилловского, К. Транквилиона, С. Полоцкого. Из этой коллекции в библиотеке государственного архива Краснодарского края сегодня хранится “Триодион” (отпечатан в типографии Киево-Печерской лавры) и “Камень веры” Стефана Яворского, отпечатанный в 1728 году в Москве.

Оставшиеся служебные книги, церковная утварь по решению Св. Синода от 6 октября 1803 года должны были быть разосланы по всем церквям Черномории. Наряду со служебной функцией они становились реликвиями, памятью запорожской старины, связующей нитью Запорожья и Черномории. Хорошо это или плохо? Не знаю. Это факт истории. Но если глянуть из нашего ХХ1 века, то скорее все-таки грустно, ибо мы сталкиваемся с процессом дробления монастырской библиотеки.

Легенда, миф - живучи. Говорят, межигорские книги видели на Тамани, в Темрюке. Не исключено, что Екатерино-Лебяжеская пустынь могла остаться у жителей окрестных станиц памятью старинных межигорских книг? Какие-то книги вместе с кубанскими реликвиями могли уйти в эмиграцию? Были ли, среди привезенных на Кубань книг, рукописные?

Сравнительно недавно на Украине создана правительственная комиссия – «для изучения версии о местонахождении библиотеки Ярослава Мудрого на территории урочища Межигорья». Планируются археологические раскопки, собираются вскрывать замурованные пещеры, в которых в 30-е годы (уже ХХ столетия) якобы видели рукописные книги. Археографическая комиссия АН Украины проводит изучение документов, посвященных Межигорскому монастырю. Публикации о библиотеке монастыря регулярно появляются на страницах больших и малых газет. Человек живет надеждой. Теперь уже не из Войска Черноморского планируются командировки на Украину для разыскания Межигорской библиотеки, а наоборот. Украинские исследователи все чаще вспоминают о необходимости проследить кубанские пути запорожских реликвий.

3 апреля в 5.30 поездка в Екатерино-Лебяжью Николаевскую пустынь (Брюховецкого района). Самый старейший монастырь на Кубани со времен переселения Черноморского войска.

История монастыря

ОСТРОВ БЛАГОЧЕСТИЯ

Вряд ли кто теперь узнает, когда и как среди полноводного лимана и примыкающих к нему непроходимых плавней возник этот уникальный остров. Известно и ясно одно, что редкостное имя – Лебяжий – в стародавние времена люди дали и острову, и лиману в честь красивых и грациозных птиц, селившихся в этих местах. Пернатых здесь было множество. Не случайно однажды Лермонтов напишет: «. . . станицы белых лебедей», а историки и лингвисты посчитают слово «станицы» первоосновой названия населенных пунктов с таким административным статусом. Кстати, ближайшая к Лебяжьему Острову станица Чепигинская. Она названа в честь одного из первых казачьих атаманов Кубани – Захария Чепиги. Многим местным жителям хорошо известна история возникновения первого Черноморского монастыря, его хроника и легенды.

В былые, не столь уж и отдалённые от нас времена то, о чём сейчас приходится напоминать, являлось естественным, а во многих случаях и обязательным для русского человека. Десятилетия жестокой борьбы не только со всем церковным и религиозным, но и со всем истинно народным, традиционным, национальным дали свои горькие плоды. И теперь многие молодые и даже не очень уж молодые люди не знают, как вести себя в храме; когда на улице Благовещение, а когда вербная неделя; что такое Троицын день… . Мы многие годы жили с уверенность, что нельзя «колесо истории» повернуть вспять, что движется она семимильными шагами только вперёд. И только теперь мы начинаем понемногу осознать, что без постоянных возрождений прошлого в настоящем немыслимо и само будущее. Все мировые культуры проходили через эпохи возрождений, «колесо истории» всегда поворачивалось вспять – к отринутому или забытому духовному наследию своего народа… . Горели рукописи, в пепелища превращались соборы и целые библиотеки… только память народную не смогли уничтожить никакие лихолетья истории, никакие Батыевы нашествия. Память народная сохранила, донесла до нашего времени это живое наследие веков. Слава Богу, сегодня мы можем поклониться тому великому и страшному в своём неизбывном горе времени уничтожения кубанской святыни – первому православному мужскому монастырю, Черноморской Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской пустыни. Двухвековая история пустыни тесно переплелась с традициями, победами и поражениями кубанского казачества. «Без Бога нет казака»- без окормления монастыря не вершились победы казачьего войска. Святые обители являются не просто учреждениями для отправления культовых надобностей верующих, но «духовно-историческими центрами», во все времена они составляли как бы камни в основании здания русского государства. Наконец, русские православные монастыри как эталонные центры духовности и культуры с полным правом можно отнести к числу ориентиров достойных внимания и современного человека. Посёлок Лебяжий Остров становится местом православного паломничества. История становления, уничтожения и возрождения обители – это истории становления Православия на Кубани. Такие уроки – фундамент, на котором формируются патриотические и нравственные качества человека.

(требуются реставрационные работы)

ИСТОКИ

213 лет назад именно здесь, вдали от больших городов и шумных дорог был образован первый Черноморский монастырь. Великая русская императрица Екатерина II, даровав земли черноморцам, повелела устроить и первый мужской монастырь, получивший название Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь. Монастырь было «велено строить по примеру Саровской обители», известной строгостью жизни иноков. Первым настоятелем пустыни стал бывший иеромонах Самарского монастыря Феофан. Викарием Екатеринославским и епископом Феодосийским Иовом он был произведен в сан архимандрита и прибыл в монастырь в 1796 г. Пустынь возникла на пустопорожнем месте, где кроме зарослей камыша и нетронутой островной земли ничего не было.

Первыми строениями на острове стали соломенные шалаши, в которых поселились вместе с настоятелем один иеродиакон, иеромонах и пятнадцать послушников из казаков. Архимандрит Феофан, имея опыт и талант строителя, с огромным усердием принялся за обустройство пустыни. Заключил ряд договоров с ростовскими купцами, договорился с работными людьми по всей Черномории, при этом исколесив на бричке не один десяток верст. Привлек к строительным делам войсковую старшину. В их числе были видные в Черномории люди. Кошевой атаман Захарий Алексеевич Чепига подарил пустыни плотинную мельницу и одну тысячу рублей. Войсковой судья Антон Андреевич Головатый и войсковой писарь Тимофей Терентьевич Котляревский пожаловали, как и многие другие старшины, по тысяче рублей из своих собственных сбережений. Церковные здания в пустыни строились по специальным архитектурным чертежам, хотя плана застройки не существовало. Первые постройки были из бревен, досок и камыша, обмазывали глиной, крыши крыли камышом. Так появились трапезная церковь, трапеза, келарня, поварня и пекарня, монастырские братские, больничная и настоятельские келии, конюшня. Для хранения «всякой монастырской рухляди», напитков и продуктов построен амбар, вырыты подвалы и ледник. Вся территория огорожена забором из сосновых досок. Строительство велось с большими трудностями. На Лебяжьем острове строительного материала не было, его возили из Ейска, Ростова и из разных мест Черномории.

В повседневном тяжелом труде устраиваемой обители не забывалось и о главном предназначении – исполнении молитвенных правил по уставу пустынных общежительных монастырей. Это касалось прежде всего Богослужения. Беспрекословно соблюдалось соборное правило. По будням проводились повечерие, вечерня, полуночница, утреня и часы. В великие праздники – всенощное бдение с чтением Священного Писания, в меньшие праздники – славословие «с чтением без всякой торопливости и неуклонно по уставу». В свободное от строительных и других работ по обители время насельники читали святоотеческую литературу и священное Писание, доставленные Антоном Андреевичем Головатым вместе с ризницей упраздненного Киево-Межигорского Преображенского монастыря.

Первые насельники пустыни были израненные на войне и измученные невзгодами трудной казачьей кочевой жизни казаки. Часто это были престарелые и искалеченные люди, решившие провести в монастыре свои последние годы. И их искренним желанием было умереть в монашеском чине. Многолетний искус послушания был обязательным условием посвящения в монашество. Казаки умирали, так и не пройдя его. Архимандрит Феофан при поддержке войскового руководства просил Святейший Синод через епархиальное начальство разрешения постригать в монахи престарелых казаков. Казачью жизнь, переполненную невзгодами и лишениями, уже можно считать подвигом. Святейший Правительствующий Синод как исключение из правил дал на это свое согласие.

СТАНОВЛЕНИЕ

Год от года пустынь все крепче становилась «на ноги». Был отстроен главный собор в честь Святителя Николая, возведены из кирпича «теплая» Екатерининская церковь и братские монастырские келии, гостиница для приезжих богомольцев. На берегу Лебяжьего лимана были устроены мастерские по ремонту нехитрого инвентаря и монастырской утвари.

Многие из старшей братии занимались миссионерской деятельностью.

К началу XIX века значительно увеличилось православное население Черномории. Для исполнения церковных треб не хватало приходских священников. Их обязанности на себя взяла старшая братия Екатерино-Лебяжской пустыни.

По свидетельству настоятеля иеромонаха Антония многие из братии посвятили себя просветительской деятельности и обучали при монастыре детей казаков грамоте. Таким образом с учреждением Екатерино-Лебяжской пустыни возникла и школа, которая просуществовала вплоть до 1917 года. Долгое время она была единственным просветительским учреждением не только для Черномории, но и для всей Кавказской епархии. В школу приглашались учителя из разных уголков России. Кроме обычных для того времени школьных предметов преподавались и специальные науки. Херсонский губернатор Дюк де Ришелье командировал в школу «специалиста крымских виноградных садов» Андрея Шелимова для преподавания искусств виноградарского дела. Он пробыл при пустыни с 1809 по 1815 гг. Особое внимание на монастырскую школу обратил первый епископ Кавказский и Черноморский (1843-1849) Иеремия (Иродион Иванович Соловьев).

В первой трети XIX века пустынь имела около десяти тысяч десятин земли, в том числе огороды, сады, пашни, виноградники, три мельницы, два рыбных завода и мастерские. Монашествующие занимались пчеловодством, овцеводством и коневодством. Кроме этого велось постоянное строительство как на территории Лебяжьего острова, так и далеко за его пределами. Через лиман от монастыря расположилась Киновия, где были выстроены церковь «Во имя Всех Святых», небольшие хозяйственные постройки и кирпичный заводик. В г. Екатеринодаре открыто монастырское подворье. В ярмарочные дни монахи торговали зерном, виноградом, красным вином и овощными культурами.

До 1872 года Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь находилась полностью на войсковом содержании. Еще при создании монастыря был определен штат из 30 монашествующих, 10 больничных и 1 настоятеля, всего 41 человек. Им было положено жалование, как это было принято в Российских монастырях, сама же пустынь находилась за штатом. На основные постройки войсковое руководство выделяло дополнительные ассигнования. Кроме этого безпошлинно разрешалось добывать соль из войсковых озер, ловить рыбу и рубить лес.

БЛАГИЕ ДЕЛА

Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь пользовалась заслуженным уважением среди казаков. В монастырь приезжали и страждущие покаяния, и желающие «прикоснуться» к Святым местам черноморского монастыря. Например, отставной войсковой старшина Дементий Федорович Герко вместе со своей семьей не раз приезжал в Киновию на молитву. После смерти своего внука он пожертвовал деньги на устройство теплой церкви при храме Всех Святых. Казаки Родион Месяц, Василий Шульжевский, Петр Гадючка, Савва Джавада, Терентий Кекал, побывав раз в пустыни, так и остались здесь навсегда. В 1885 г. подал прошение на поступление в монашество казак Иван Браиловский, которому исполнилось уже более 9 лет. Он прожил при монастыре уже более 9 лет и считал, что умереть он должен в монашеском чине.

После перехода в 1872 году Черноморской пустыни из войскового в полное епархиальное подчинение в монастыре был принят новый Устав.

С целью возрождения духовности и памяти к российской истории монахи Николаевской Екатерино-Лебяжской пустыни пронесли по всем храмам Кубани Святые иконы «Толгской Божьей Матери» и «святителя Николая Чудотворца», привезенные в монастырь из Межигородского Спасо-Преображенского монастыря. Иконы хранились в пустыни более ста лет.

В начале ХХ века Черноморская мужская Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь стала большим и красивым монастырем. Вся пустынь была огорожена забором из жженого кирпича с четырьмя башнями и четырьмя воротами. К ограде примыкали три церкви: каменная соборная Святителя Николая, теплая каменная при настоятельских покоях и во имя святой Великомученицы Екатерины. При последней церкви находилась монастырская больница. Недалеко от центральных ворот выстроена каменная колокольня, в которой имелось 12 колоколов, самый тяжелый весил 330 пудов. Чуть дальше колокольни была братская трапезная из жженого кирпича, крытая железом, далее кухня, просфорня с подвалом и три корпуса с братскими келиями. Для приезжих в ограде был устроен гостиный дом. За оградой монастыря расположилась школа, где обучались бесплатно дети казаков. Ближе к лиману – столярные мастерские, кухня, конюшенный двор, обнесенный каменной оградой, и три дома для богомольцев.

ТРАГЕДИЯ

Пустынь владела двумя турбинными мельницами в станицах Переясловской и Староминской, двумя рыболовными заводами на Долгой косе Азовского моря и на Бриньковском лимане. Имела подворья: в станице Каневской и Екатеринодаре. Но наступивший 1917 – й год стал последним в истории духовного центра Кубани. Монастырь был разгромлен. В нем не случайно случился пожар. А когда наступило запустение, здесь появились новые хозяева – участники коммуны « Набат». Но они, увы, не были подготовлены к труду и коллективной жизни. Их совместная деятельность не стала примером для подражания. А в 1921 году коммуна была разгромлена. Долгое время бытовало мнение, что «Набат» уничтожена бандой кубанского Робин Гуда - Василия Рябоконя. Но документы последних лет свидетельствуют, что в трагедии виноваты «чоновцы», взорвавшие главный храм с оставшимися монахами и коммунарами (пока и это документально не подтверждено).

Спустя несколько месяцев на территории монастыря начала действовать детская трудовая школа. Большинство ее учащихся были беспризорниками. Она просуществовала не долго. А в начале 30-х годов в поселке стали активно организовывать птицесовхоз, которому дали поэтичное название – «Лебяжий Остров».

Его работники трудились в охотку – вспоминает старейшая жительница поселка Ирина Спиридоновна Орда – В то время было трудно с жильем – поэтому селились в бывших кельях, хозпостройках. На месте монашеской школы открыли светскую. У местных ребятишек свободное от уроков время было интересным и увлекательным – они находили старинные иконы и монеты, играли в полуразрушенных пещерах, обследовали подземные ходы. Там встречались захоронения монахов, церковная утварь, предметы быта.

ЛЕГЕНДЫ

Свое название Лебяжья обитель приобрела не только из-за наименования лимана, а скорее потому, что здесь было много лебедей. Существует древняя казачья легенда о том, как запорожский казак попал в плен к туркам: «И стали его турки пытать, чтобы он выдал, где скрываются его товарищи. Стойко держался запорожец, ни слова не сказал. Тогда решили враги, совершить над ним лютую казнь. Раздели казака и привязали его к столбу на съеденье комарам, коих были огромные тучи в то время. Взмолился казак ко Господу: «Даждь ми, Господи, силы вынести испытание это». -«Скорее снег выпадет среди лета, чем ты освободишься», - говорили уходя турки. Наступило утро. Горячее солнце высоко поднялось над лиманом. И… о чудо! Вышли турки их шатров и не могут поверить своим глазам: все вокруг белым-бело от снега. А то белые лебеди в великом множестве окружили стойкого казака и не дали ему погибнуть от комариного полчища. Испугались турки предзнаменования Божия и отпустили казака с миром. С тех пор и зовется это место Лебяжьим.

Помимо чудесных историй и легенд жители Лебяжьего Острова сами становились участниками чудесных явлений.

В здании одной из бывших церквей действовал клуб - рассказывала И.С. Орда – которая стала в последствии учительницей местной школы, - в клубе собрались работники и жители поселка, чтобы отметить один из новых советских праздников. Он совпал с днем Пасхи. В разгар торжества собравшиеся вдруг услышали необычное хоровое пение. Словно из-под земли слышались приглушенные, часто повторяемые слова – «Христос воскрес!». Это явление было необъяснимым, загадочным, торжественным и волнующим. Люди, будто бы застыли. Оцепенение продолжалось считанные минуты. Кто-то предложил побывать в пещерах, проверить подземные ходы. Но смельчаков не нашлось.

Для долгожительницы стала незабываемой встреча накануне войны с бывшим монастырским священником – отцом Гермогеном.

Это был древний старец, неведомо откуда пришедший посмотреть на остатки обители. Он тяжело вздыхал, горько плакал и с надрывом восклицал: «Какой храм разрушили! Какая святыня была! Какой сад был! А лебеди – белые, черные. Красота!».

Мы угостили священника хлебом. Он глотал крошки и продолжал горевать. А потом тихо ушел в сторону станицы Чепигинской.

НАДЕЖДЫ

Осенью 1992 года в поселок тоже приехали священники. Среди них были и высокие чины духовенства. Архиепископ Екатеринодарский и Кубанский Исидор отслужил литургию и освятил огромный валун, который привезли из Украины. На табличке тогда начертали: «На этом месте будет воздвигнута часовня в честь 600-летия преставления Преподобного Сергия Радонежского Игумена и всея Руси Чудотворца».

Сегодня многих людей, живущих в поселке Лебяжий остров радует, что юное поколение хорошо знает историю монастыря, читает книгу Василия Попова «Кубанские сказы», публикации Виталия Кириченко о легендах, передающихся из уст в уста. Не так давно в поселке побывал писательский десант во главе с классиком отечественной литературы Виктором Лихоносовым. Автор «Нашего маленького Парижа», в котором есть несколько страниц, посвященных Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской пустыни, с горечью заметил своим спутникам – московскому писателю Владимиру Левченко, поэту Михаилу Ткаченко и местным литераторам: «В начале прошлого века не стало монастыря, а в начале этого, наверно, не станет и совхоза».

В чем-то знаменитый прозаик прав. Местное хозяйство, возникшее в ходе слияния колхоза имени Карла Маркса и птицесовхоз «Лебяжий Остров» ослабевает год от года. В последнее время уменьшилось количество пашни, были ликвидированы две фермы и птицефабрика. Идет сокращение рабочих.

Один из старожилов, долгожителей района, бывший педагог Виктор Савич Шевель, внук последнего атамана станицы Брюховецкой – Игната Савича Шевеля перед самой своей кончиной сожалел, что был уничтожен монастырь:

Это у нас, русских, в крови, - не подумав, рушить – крушить свои святыни, а потом, спустя годы, десятилетия, даже века – спохватываться и понимать, что натворили бед.

Связующие нити тех далеких лет и нынешних дней в местной школе, в ее музее, где экспонаты рассказывают о святой обители.

Прошло 23 года. О былых монастырских временах в поселке напоминают несколько зданий и строений. С назначением нового настоятеля игумена Никона (Примакова), возникла перспектива возрождения монастыря и строительства часовни.

ИСТОРИЯ

Предки черноморцев (кубанских казаков) - запорожские казаки, вступая в Сечь, вместе с обещанием защищать Веру, Отечество и народ давали обет безбрачия. На закате своих лет, по обычаю, они уходили в монастырь, в частности в Киево-Межигорскую обитель.

Первые сведения о монастыре появляются в источниках с конца XIV века, однако местное предание считает его одним из первых на Руси по времени основания. В церковной литературе можно даже встретить утверждения, что монастырь был основан прибывшими вместе с первым киевским митрополитом Михаилом в 988 году в Киев греческими монахами. В 1154 году Юрий Долгорукий поделил территорию, окружающую монастырь, между своими сыновьями. Считается, что его сын Андрей Боголюбский переместил монастырь в приднепровские холмы, давшие монастырю название - Межигорский. Якобы именно из Межигорья вывез он в Суздальские края Владимирскую икону Богоматери.

Вероятно, во время монголо-татарского нашествия хана Батыя на Русь в 1237-40 годах, монастырь, если он действительно тогда существовал, был полностью разрушен.

Покровителями монастыря в XV-XVI веках выступали православные князья Острожские. В 1482 г. он был атакован крымскими татарами под предводительством Менгли I Герая. Восстановление монастыря началось только через 40 лет. В 1523 году монастырь был передан Королю Польскому и Великому князю Литовскому Сигизмунду I. В 1555 году монастырь состоял из четырёх церквей, включая и одну пещерную церковь.

В XVI веке Межигорский монастырь часто терял и восстанавливал свои владельческие права. На средства нового монастырского игумена Афанасия (наставника князя Константина Константиновича Острожского), старые монастырские строения были разрушены, а новые построены на их месте (в 1604, 1609 и 1611 годах).
В XVII веке Межигорский монастырь стал религиозным центром Запорожского казачества, которое считало его войсковым. Монастырь имел статус ставропигии Константинопольского Патриарха.

Универсалом гетмана Богдана Хмельницкого от 21 мая 1656 года монастырю были переданы Вышгород и окрестные села с рудниками, усадьбами и угодьями. В результате универсал сделал Хмельницкого монастырским ктитором.

После разрушения Трахтемировского монастыря польской шляхтой Межигорский монастырь стал главным казачьим войсковым монастырём. Отставные и старшие казаки из Войска Запорожского теперь приезжали в его стены, чтобы остаться здесь до конца своих дней. В то же время, затраты монастыря оплачивались с помощью казачьей Сечи.

В 1676 году территория была сожжена после пожара, начавшегося в деревянном кафедральном соборе Преображения. С помощью Ивана Савелова, монаха, жившего в монастыре и позже ставшего патриархом Московским Иоакимом, монастырский комплекс был реконструирован. Двумя годами позднее, с помощью казацкой общины, недалеко от монастырской больницы была построена Благовещенская церковь.

Универсалом гетмана Богдана Хмельницкого от 21 мая 1656 года монастырю были переданы Вышгород и окрестные села с рудниками, усадьбами и угодьями. В результате универсал сделал Хмельницкого монастырским ктитором. По присоединении Малороссии к Русской державе гетман Хмельницкий принял Межигорский монастырь в собственное покровительство; с того времени гетманы Запорожской Сечи назывались ктиторами монастыря, считавшегося войсковым, и запорожцы как его прихожане брали в свою Сечь отсюда иеромонахов для совершения христианских треб. Многие из запорожцев оканчивали здесь под чёрной рясой остальные дни свои в покаянии и молитвах; прочие своим усердием и богатыми вкладами заботились об обогащении войскового монастыря, так что числом вотчин и богатством он уступал только Печерской лавре. Ему принадлежали многие местечка и сёла по обеим сторонам Днепра. Кроме того, монастырю принадлежали подворья и дворы в Киеве, Переяславле, Остре. На многих местах взимаемы были в пользу его подорожные и перевозные пошлины. Во всех монастырских имениях дозволена была беспошлинная продажа горячего вина. Кроме того, монастырь имел свои виноградники и каждого лета киевские воеводы обязаны были давать в распоряжение и пользование его большой байдак.

Так Межигорский монастырь стал главным казачьим войсковым монастырём. Отставные и старшие казаки из Войска Запорожского теперь приезжали в его стены, чтобы остаться здесь до конца своих дней. В то же время, затраты монастыря оплачивались с помощью казачьей Сечи.

В 1683 году казачья рада постановила, что священнослужители Покровском кафедральном соборе (главный храм Сечи) должны быть только из Межигорского монастыря. В 1691 году монастыри, расположенные вблизи Сечи, были переданы под контроль Межигорского монастыря, а Левковский мужской православный монастырь был приписан к Межигорскому ещё в 1690 году. Межигорский монастырь стал самым большим на Украине, когда в конце XVII века его возглавлял игумен, околичный шляхтич, Феодосий Васьковский.

По просьбе Петра I статус ставропигии был отменён; позднее он был снова восстановлен в 1710 году. В 1717 году большой пожар уничтожил значительную часть монастырских строений.

В 1735 году казаки вновь подтвердили статус войскового для этого монастыря.

В 1774 году на средства последнего кошевого атамана Петра Калнышевского была реконструирована церковь святых апостолов Петра и Павла. Украинский архитектор Иван Григорович-Барский спроектировал некоторые здания, включая братский корпус.

Во время роспуска Войска Запорожского Екатериной II в 1775 году Межигорский монастырь (как и другие на Украине) был в плохом состоянии. Оставшиеся запорожские казаки вскоре оставили Запорожье и отправились на Кубань. Там они основали Кубанское казачье войско.

История Кубани и Лебяжьего острова – это история казачества. Переселение казаков Запорожской Сечи на Кубань началось в 1792-1793 годах. Императрица Екатерина II выдала казакам две грамоты, в которых пожаловала Черноморскому казачеству примерно 30 691 квадратную версту земельных и водных угодий.

При этом правительство решало следующие задачи:

Хозяйственное освоение вновь присоединенных земель.

Земля, полученная казаками, называлась Черноморией. Селились казаки куренями. Так на территории к югу от Азова, недалеко от устья реки Бейсуг, основался Брюховецкий курень. Недалеко от Брюховецкого куреня был основан хутор Величковский, переименованный в 1896 году в станицу Чепигинскую, названную так в честь Захария Чепеги, кошевого атамана Черноморского казачества. Этот населенный пункт вскоре после заселения стал воротами к мужскому монастырю – Екатерино-Лебяжьей Свято-Николаевской общежительной пустыни.

Сразу по переселению на Кубань в 1794 году казаки «порешили устроить монастырскую обитель с названием: Черноморская Екатерино - Лебяжья Николаевская пустынь» для раненых казаков «желающих воспользоваться спокойною в монашестве жизнью». Новую пустынь назвали по имени ангела-хранителя Екатерины и в память Межигорского Николаевского монастыря. Едва освоившись на Кубани, казаки обратились в Святейший Правительственный Синод за разрешением перевезти сюда библиотеку Межигорского монастыря. Но лишь к 1804 году большую часть того, что удалось отыскать, доставили на Кубань. Описывая кубанские древности, историки всегда вспоминали о межигорских сокровищах: известно, что в Лебяжью пустынь доставили Евангелие, пожертвованное в Межигорский монастырь в 1654 году игуменьей Агафьей Гуменецкой, и ещё 11 книг.

Строение и стены новой обители вознеслись на берегу Лебяжьего лимана. Монастырь постепенно строился и обустраивался на пожертвования казачества и многих кубанских жителей. Вскоре Лебяжья пустынь стала крупным духовным и образовательным центром Черномории (многие кубанские священники вырастали и воспитывались при монастырской школе, которая была открыта уже в 1795году), приютом для больных и сирот, обзавелась обширными сельскохозяйственными угодьями и ремесленным производством.

Важное просветительское значение монастыря заключалось в том, что он имел тесный контакт со Свято-Ильинским монастырем на Старом Афоне, что не могло отразиться на духовном облике и мировоззрении монашествующей братии. Также Екатерино-Лебяжья пустынь осязаемо продолжала традиции древней запорожской святыни – Киево-Межигорского монастыря. В обители хранились бесценная ризница и библиотека. Здесь же регулярно торжественно праздновали дни, бывшие храмовыми праздниками в древнем запорожском монастыре: Святителя Николая – 9 мая (по старому стилю) и Преображения Господня – 6 августа. Вот так описано торжество в воспоминаниях участники: «На эти храмовые праздники стекаются со всех концов Черноморья, земли Кавказского войска и Ставропольской губернии молельщики и говельщики. За ними следуют на своих громоздко наложенных кибитках ярмарочные торговцы. В праздничные дни у ворот открывается ярмарка…»

Настоятели монастыря часто менялись, но каждый из них старался сделать всё для блага обители и послушников. Недаром известный кубанский историк Ф.А.Щербина написал такие строки: «В монастырь ходили на богомолье, налагали здесь на себя искус, жертвовали деньгами и имуществом от избытка сердца, горели желанием угодить Богу и сделать добро людям бесхитростные сердца казаков и казачек. Монастырь и его святыни давали им то, чего они искали здесь, действовали умиротворяющим образом на их настроение».

Основные средства для обители, по повелению Императрицы Екатерины II, указаны в войсковых доходах. Войско предоставляло в распоряжение пустыни земли, где монастырь занимался скотоводством. Сверх того, оно отвело участок земли в 10 000 десятин возле монастыря, разрешило рыбную ловлю на косе Азовского моря, двух лиманов в Бриньковской и около самого монастыря. Также монастырь пользовался тремя водяными мельницами, подаренными благотворителями: генералом Тимофеем Саввичем Котляровским-в станице Переясловской на реке Бейсуг, атаманом войска, генералом- майором Захарием Яковлевичем Чепегою - на реке Бейсужок, и войсковым атаманом, генерал-майором Фёдором Яковлевичем Бурсаком - в станице Староминской на реке Сасыке.

По примеру своих начальников многие казаки также жертвовали немалые средства на содержание монастыря. Хозяйство пустыни пополнялось и за счёт имущества казаков, принимавших монашество. В истории остался случай, когда «житель куреня Кисляковского, одинокий сирота по фамилии Кульбачный, бережливый и строгий скотовод, имел состояние ценностию более ста тысяч рублей. Один раз, умиляясь чувством, благодарным Богу за свое состояние, он в простой и заплатанной одежде чабана зашел в городе Ростове в серебряную лавку. Рассматривая там лучшие вещи из церковной утвари, он спросил цены чашам большого размера, Евангелиям лучшей дорогой отделки, дорогих плащаниц, хороших хоругвей и все это приказал отложить - на сумму 10 000 руб. Приказчик, не зная, что за личность кроется под одеждою чабана, откровенно сказал, что эти вещи не по его состоянию, что они стоят 10 000 руб. Добродушный казак махнул рукой и просил завязать вещи. Здесь же уплатил чистым золотом».

Становясь монахами, казаки продолжали заниматься селекционной работой по выведению новых пород скота, что давало немалый доход казне монастыря.
Войсковое начальство ежегодно назначало 16 казаков для прислуги и в помощь ведения хозяйства пустыни. Такое число прислуги необходимо было для богадельни, где проживали 30 человек престарелых казаков, лишившихся здоровья в военных походах и оставшихся одинокими.

Денежные доходы пустыни состояли не только из пожертвований. Монахи продавали свечи, проводился так называемый кошельковый сбор, платили за сорокоусты и годовые поминовения, а также делали вклады за вечное поминовение усопших. Всё это составляло немалые средства. Войсковое начальство, по примеру монастырей великороссийских, ежегодно выдавало жалование из войсковых доходов. «В штате положено было при пустыни: настоятель, коему жалованья отпускалось ежегодно 150 р. 75 к. да столовых ему же 1000 р., один казначей, которому жалованья положено было в год 10 р., десять иеромонахов, коим отпускалось жалованья по 7 р. 75 к. на каждого, 24 послушника, на коих выдавалось 137 р. 15 к. Сверх того, на жалованье 16-ти казакам, наряжаемым для пособия, выдавалось по 3 р. 45 к. на каждого; всего отпускалось ежегодно 522 р. 50 к.»

Черноморский монастырь пользовался огромным уважением в казачьей среде и потому, что он продолжал хранить древние монашеские традиции запорожцев, живы были воспоминания о прошедших временах, да и в числе старцев можно было еще отыскать участников Очаковского штурма. Год от года монастырь становился величественнее и краше. Каменные строения постепенно вытесняли деревянные. Возводились новые купола, осваивались пустующие земли. «Каждый день с восходом солнца округу наполнял колокольный звон заутрени, издаваемый на самой высокой, выложенной из камня и кирпича колокольни искусным монахом-звонарем, перебиравшим колокольные нити, словно струны музыкального инструмента. Восходящее солнце играло веселыми лучами на куполах собора, пробуждая округу ото сна и настраивая всех жителей близлежащих хуторов и сел на новый, наполненный жизненной энергией день. В древнее время поражали взор грациозность зданий, строгости и вычурности линий и орнаментов на стенах церквей, колокольни и собора. Все это можно было увидеть, преодолев несколько верст из станицы Брюховецкой по извилистой проселочной дороге. За деревянным мостом открывался вид на центральные монастырские ворота. Их украшали иконы Воздвижения Креста Господня и Николая Угодника, написанные одним из послушников Черноморской пустыни. Когда же солнце клонилось к закату и сумерки сгущались над округой, касаясь макушек фруктовых деревьев и множества акаций и сирени, начиналась вечерняя служба. По праздникам она заканчивалась далеко за полночь, а огни с колокольни были видны невооруженным глазом в станице Брюховецкой и производили неповторимое впечатление.

Однако на протяжении полутора веков монастырские стены были свидетелями и тяжких испытаний:

1876 год – страшная болезнь-чума постигла переселенцев;

1833год – свирепый голод. Засуха поразила все посевы пшеницы;

1843год – цинга, лечились травами, врачей не было;

1847год – холера, она бала занесена сюда из Крыма;

1918 год – гражданская война.

Правопреемник знаменитой Запорожской Сечи – Черноморское войско, преобразованное в середине XIX века в Кубанское казачье войско, более 130 лет служило военно-организационной, административно-хозяйственной и общественно-политической формой жизнеустройства казаков и иногородних, проживающих на войсковой территории в составе Российской империи. Заслуги и подвиги казачества на военном поприще во все времена отмечались российскими царями. Казаки бережно хранили свои постоянно возраставшие и количественно и качественно раритеты, передавали их из поколения в поколение. На них воспитывали воинскую доблесть, верность Отечеству и традициям предков. Вера Православная всегда была стержнем духа казачества. Закономерно потому, что Брюховецкий казачий курень, где и процветала Екатерино-Лебяжская Николаевская пустынь, имел особый статус у Войскового начальства.

28 февраля 1918 года атаман Кубанского казачьего войска Филимонов и кубанское правительство покидали Екатеринодар. Накануне отступления позаботились о спасении Регалий Кубанского казачьего войска, ибо Регалии – это душа войска, а следовательно, для русского человека, казака – само войско. Где были Регалии, там было и войско, там сплачивались кубанские казаки, и так было за всё время существования войска, так было и в смутные, полные непредвиденных опасностей и поворотов судьбы годы. Решили вверить их судьбу казакам станицы Брюховецкой. Глухой февральской ночью в сопровождении офицерского конвоя ящики с Регалиями (их везли в гробах) были доставлены в станицу, а затем на хутор Гарбузова Балка. Предание гласит, что некоторое время казачьи регалии находились на территории Екатерино-Лебяжьей пустыни. Подвиг казаков Брюховецкого куреня не был забыт: их чествовали в родной станице, произвели в офицерские чины, специальным приказом атамана (№ 896 от 27 июля 1919 года) увековечили их заслуги.

В период с 1918 по 1920 годы монастырская жизнь была крайне тяжёлой. Однако документальных свидетельств того, что происходило, не сохранилось. Известно только, что церковные службы не прекращались. В 1918-1921 годах на территории пустыни разместились активисты новой власти – коммуна «Набат». И началось разрушение не только монастырских стен, но и всего того, что «новая власть» называла «опиумом для народа». Страницы истории, связанные с гибелью монашеской братии и «тружениками» коммуны, скрыты от нас «дымом пожарищ гражданской войны». Существует версия (как предание) о взрыве церкви, в которой занимались разбором разрушенных стен совместно монахи и коммунары; что, когда братия отпевала почившего монаха отца Александра и не вышла на работу, прибыл отряд чоновцев, который и совершил акцию – была взорвана церковь и те, кто в ней находился. Коммунары были захоронены в станице Брюховецкой. Тела погибшей монашеской братии остались под развалинами…

Так 1921 год стал последним в истории Екатерино-Лебяжьей Свято-Николаевской обители.

Именно с того времени на острове в бывших кельях монашеской братии поселились жители, основавшие птицесовхоз «Лебяжий Остров», была основана школа для сирот, а позднее – сельскохозяйственная школа.

(Из материалов музея школы №16)

Лебяжий Остров
Знание своего Отечества необходимо каждому,
Желающего с пользой для него потрудится.
Д.И.Менделеев.

МЫ ЖИВЕМ СЕЙЧАС В ИНТЕРЕСНОЕ И СЛОЖНОЕ ВРЕМЯ, КОГДА НА МНОГОЕ НАЧИНАЕМ СМОТРЕТЬ ПО-ИНОМУ, МНОГОЕ ОТКРЫВАЕМ ЗАНОВО ИЛИ ПЕРЕОЦЕНИВАЕМ. ЕДВА ЛИ НЕ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ЭТО ОТНОСИТСЯ К НАШЕМУ ПРОШЛОМУ, КОТОРОЕ ОКАЗЫВАЕТСЯ, МЫ ЗНАЕМ, ОЧЕНЬ ПОВЕРХНОСТНО. «НОВОЕ ВРЕМЯ – НОВЫЕ ПЕСНИ», - ГОВОРИТ ПОСЛОВИЦА, НО ЗНАНИЕ ИСТОКОВ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ, НРАВОВ И ТРАДИЦИЙ СВОЕГО НАРОДА ПОМОЖЕТ ПОНЯТЬ И ОБЪЯСНИТЬ ПРОЦЕССЫ, ПРОИСХОДЯЩИЕ СЕЙЧАС У НАС В ОБЩЕСТВЕ.
У каждого человека есть своя малая родина, место, где он родился и вырос. Для нас – это поселок Лебяжий Остров, который занимает совсем небольшую площадь на карте Краснодарского края, поселок с богатейшим историческим прошлым.
Наш рассказ, о прекрасном уголке России, призван помочь всем желающим познать природу, историю, культуру Лебяжьего Острова, сильнее полюбить наш славящийся традициями и замечательными людьми поселок стать подлинным патриотом этой малой родины.

Солнце лучистое,
Искры восхода
Гладь озаряют –
Лиман золотой.
Яркой лазурью
Дышит природа
Над камышовой
Над рыжей волной.
Крик петухов
На заре в перекличке, всплеск судака
Над рыбацкой кормой.
Красный тюльпан
На зеленой косичке
И многоцветье
С душистой росой.
Воздух не мглистый,
Чист у погоста
Душу наполнит,
Как трель соловья
Это, Кубань,
Лебяжий твой остров –
Тайна, загадка, святая земля.

ИСТОРИЯ ПОСЕЛКА ЛЕБЯЖИЙ ОСТРОВ.

История Кубани и Лебяжьего острова – это, прежде всего, история казачества. Переселение казаков Запорожской Сечи на Кубань началось в 1792-1793 годах. Императрица Екатерина 11 выдала казакам две грамоты, в которых пожаловала Черноморскому казачеству примерно 30 691 квадратную версту земельных и водных угодий. При этом правительство решало две задачи:

Охрана новой государственной границы;

Хозяйственное освоение вновь присоединенных земель;

Необходимость пресечь возможность ухода российских крепостных через Забужье в Задунайскую Сечь.

Императрица Екатерина

Земля, полученная казаками, называлась Черноморией. Селились казаки куренями. Так на территории между Азовом, недалеко от устья реки Бейсуг основался Брюховецкий курень. Недалеко от Брюховецкого куреня был основан хутор Величковский, переименованный в 1896 году в станицу Чепигинскую, названную так в честь Захария Чепеги, кошевого атамана Черноморского казачества. Этот населенный пункт вскоре после заселения стал воротами к мужскому монастырю – Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской общежительной пустыни.

Пустынью монастырь назван потому, что возник в отдалении от крупных населенных мест, на двух небольших полуостровах, на северном берегу Лебяжьего лимана. Место выбрано неслучайно. Болотистая местность, покрытая камышом, лиман и реки в него впадающие (Бейсуг и Бейсужек), богаты рыбой – основной пищей монахов. Тучи комаров и всевозможных мошек в летнее время не могли быть особым украшением этой местности, но они помогли желающим закалить свой дух и тело. Наименование свое пустынь получила в память милостей, оказанных войску Екатериной 11, и в честь глубоко чтимого казачеством святителя Николая. После подписания императрицей 30 июня 1792 года манифеста, жаловавшего земли Черноморскому войску, началось заселение Правобережья Кубани. Первые черноморцы были в основном холостые, жизнь их была полна опасностей, и поэтому в брак они не вступали. На своей Родине, Запорожской Сечи, одинокие казаки заканчивали свой жизненный путь в Спасо-Преображенском Киево-Межигорском монастыре. Здесь запорожцы молились перед и после битвы, в нем находили приют израненные и больные казаки, но в 1786 году он был закрыт. Кошевой атаман Захарий Чепега откликнулся на просьбы казаков об открытии на Кубани монастыря. Было составлено прошение, которое сопровождалось письмом кошевого атамана Чепеги от 24 апреля 1794 года Епископу Иову Феодосийскому и Мариупольскому для представления в Синод. В письме атаман просил Владыку поддержать просьбу «о построении на войсковой земле ради престарелых, раненных и изувеченных сего войска старшин и казаков, пустыни». И уже 24 июля 1794 года последовал величайший именной указ Святейшему Синоду, в котором разрешалось устроить в Черномории монашескую пустынь. По этому положению определялся штат монастыря: настоятель, тридцать монахов и послушников, десять больных – всего 41 человек.

Лебяжий монастырь предназначался только для лиц воинского звания. Строился и содержался он полностью за счет войска. Войсковое правительство пожелало видеть руководителя монастыря в сане Архимандрита. Казачья Рада выбрала эту должность настоятеля Самарского Николаевского монастыря Екатеринославской епархии, иеромонаха Феофана. 24 ноября 1795 года он был посвящен в сан архимандрита епископом феодосийским Иовом. С Феофаном прибыли для создания Черноморской обители иеромонах и иеродиакон. В послушники было определено 20 человек от Черноморского казачьего войска.

Внешняя сторона жизни монастыря – хозяйственная и строительная деятельность, внутренняя же – духовное служение церкви, людям. В Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской обители были свои подвижники. Казаки поклонялись перед старцем схимником Иезеклием и духовником Ионой за глубокое смирение, строгое воздержание и милосердие к страждущим. За духовный подвиг послушания святейший наградил иеромонаха Иону золотым крестом. За время существования обители больше никто из монахов такой награды не удостаивался.

В конце 90-х годов 19 века, при Екатеринской пустыни был открыт приют на 20 детей – сирот. В начале войны – казаки, увеченные и престарелые, находили здесь приют, затем нашли приют дети оставшиеся без родителей, таким образом, Екатерино- Лебяжинская Николаевская пустынь была верна своему предназначению.

«В монастырь ходили на богомолье, налагали на себя искус, жертвовали деньгами и имуществом от избытка сердца, горели желанием угодить богу и сделать добро людям, бесхитростные сердца казаков и казачек. Монастырь и его святыни давали людям то, что они искали здесь, действовали умиротворяющим образом на их настроение. Этим и определялось значение монастыря для войска и его настроения», - писал о Екатерино – Лебяжской Николаевской пустыни историк войска Кубанского Ф.А.Щербина.

Черноморский монастырь пользовался огромным уважением в казачьей среде и потому, что он продолжал хранить древние монашеские традиции запорожцев, живы были воспоминания о прошедших временах, да и в числе старцев можно было еще отыскать участников Очаковского штурма. Год от года монастырь становился величественнее и краше. Каменные строения постепенно вытесняли деревянные. Возводились новые купола, осваивались пустующие земли. «Каждый день с восходом солнца округу наполнял колокольный звон заутрени, издаваемый на самой высокой, выложенной из камня и кирпича колокольни искусным монахом-звонарем, перебиравшем колокольные нити, словно струны музыкального инструмента. Восходящее солнце играло веселыми лучами на куполах собора, пробуждая округу ото сна и настраивая всех жителей близлежащих хуторов и сел на новый, наполненный жизненной энергией день. В древнее время поражали взор грациозность зданий, строгости и вычурности линий и орнаментов на стенах церквей, колокольни и собора. Все это можно было увидеть, преодолев несколько верст из станицы Брюховецкой по извилистой проселочной дороге. За деревянным мостом открывался вид на центральные монастырские ворота. Их украшали иконы Воздвижения Креста Господня и Николая Угодника, написанные одним из послушников Черноморской пустыни. Когда же солнце клонилось к закату и сумерки сгущались над округой, касаясь макушек фруктовых деревьев и множества акаций и сирени, начиналась вечерняя служба. По праздникам она заканчивалась далеко за полночь, а огни с колокольни были видны невооруженным глазом в станице Брюховецкой и производили неповторимое впечатление.

Чем же занимались монахи? Кроме строительства еще и сельским хозяйством. Кормились монахи еще и своими силами: выращивали хлеб, овощи, разводили пчел, животных. Еще монахи шили одежду, изготавливали церковную утварь и писали книги. Очень славились монастырские художники-иконописцы и монастырский хор.

Пустынь была школой для желающих получить духовное звание. Многие кубанские священники и дьячки начали свое служение с Лебяжьего монастыря. Важное просветительское значение монастыря заключалось в том, что он имел тесный контакт со Свято-Ильинским монастырем на Старом Афоне, что не могло отразиться на духовном облике и мировоззрении монашествующей братии. Также Екатерино-Лебяжинская пустынь осязаемо продолжала традиции древней запорожской святыни – Киево-Мижегорского монастыря. В обители хранились безценная ризница и библиотека. Здесь же регулярно торжественно праздновали дни, бывшие храмовыми праздниками в древнем запорожском монастыре: св. Николая – 9 мая (по старому стилю) и Преображения Господня – 6 августа. Вот так описано торжество в воспоминаниях участники: «На эти храмовые праздники стекаются со всех концов Черноморья, земли Кавказского войска и Ставропольской губернии молельщики и говельщики. За ними следуют на своих громоздко наложенных кибитках ярмарочные торговцы. Они прикрепляют к стенам монастыря свои подвижные балаганы, как пауки на паутинки, и располагаются с товаром.

В праздничные дни у ворот открывалась ярмарка. Это о нравах народа…». Настоятели монастыря часто менялись, но каждый из них старался сделать все для блага обители и послушников.

С переселением казаков в Черноморию на этой территории возник новый оплот христианства. Потомки запорожцев - черноморские казаки отличались редкой приверженностью к православной вере, что выгодно их выделяло от остального пестрого русского населения в этих местах, легко поддававшегося влиянию старообрядчества и сектантства. Как известно черноморцы переселились первоначально с Украины на пожалованную землю без духовенства. С поселением станиц на отведенных войсковым правительством землях, встал вопрос о строительстве церквей. Разрешение на строительство церквей жителям станиц поступало от Святейшего Синода. От него же поступило и разрешение на открытие Екатерино-Лебяжской Свято-Николаевской пустыни.В ходе переписки войскового правительства, Феодосийской Духовной консистории (консистория – административный и судебный орган епархии) и Святейшего Синода была достигнута договоренность о том, что начальником пустыни будет настоятель пустыни в сане архимандрита, а кандидатом – иеромонах Феофан, начальник Самарского Николаевского монастыря.

Феофан был сыном священника из Великороссии. «Учился в духовных тогдашних училищах русской грамоте, писать и нотному пению, арифметике и географии; пострижен в монашество в Ставропигиальном Киево-Межигорском монастыре 1758 года, марта 7 дня, исполнял разные обязанности в том же монастыре, а с 1776 года был начальником в Самарском Николаевском монастыре» - об этом мы можем прочесть в № 11 журнала «Кавказские епархиальные ведомости» за 1878 год.

Будучи настоятелем Самарского Николаевского монастыря, он по просьбе боголюбивого старца Кирилла Тарловского и на основании постановления Святейшего Синода от 9 ноября 1781 года: «В Пустынно-Николаевском монастыре, на основании указа вместо деревянной каменную церковь с приделом Кирика и Улиты построить и по построении освятить дозволяется»…, осуществил такое строительство. Кроме того еще просил старец церковь выстроить своим собственным и единственным коштом (кошт - средства, расходы на содержание, пропитание; иждивение) и устроить в самом монастыре для себя келию. Под руководством настоятеля обители иеромонаха Феофана и при заботах и трудах отца Кирилла Тарловского осенью1781 года и зимой 1782 года были приготовлены необходимые строительные материалы, а уже в начале 1787 года сооружение каменной церкви было завершено.

Необходимо учитывать, что при казачьем Черноморском Войске не было архитектора, поэтому строить здания новой пустыни лучше всего мог человек уже имеющий опыт. Все постройки надо было возводить, строго руководствуясь указом Святейшего Синода. Поэтому, скорее всего, на кандидатуре иеромонаха Феофана и остановились.

24 ноября 1795 года от Святейшего Синода епископу Феодосийскому Иову (управлял Екатеринославской епархией с 27 февраля 1793 года по 13 мая 1796 года) поступило разрешение и он лично в Самарском Николаевском монастыре возвел (рукоположил) иеромонаха Феофана в сан архимандрита.

И вот архимандрит Феофан, назначенный настоятелем пустыни, выехал в Екатеринодар. В помощь ему в 1796 году кошевой атаман Захарий Чепига письмом просил епископа Феодосийского и Мариупольского Гервасию прислать иеромонаха и диакона для наилучшего устройства монастырской жизни. В ноябре 1796 года из города Старый Крым (место размещения епархии) поступил ответ, что иеромонах Иоасаф и иеродиакон Галактион направлены в пустынь из Самарского Николаевского монастыря. Войсковое правительство определило из числа желающих казаков послушниками 20 человек. Эта небольшая община поселилась поначалу в шалашах и в них отправляла все церковные службы.

Считается, что преосвященный Иов (Потемкин) рекомендовал архимандриту Феофану сделать устав и устройство монастыря по образцу старца Паисия Величковского, принесенного им из греческого Афона. Преосвященный Иов был сторонником и продолжателем Афонской школы обрядовости, включавшей в себя строгость и точность в исполнении обрядов по церковному чину, заботливость о бедных, сиротах, незлобие и простоту.

В прошении войскового атамана Т.Т. Котляревского в Святейший Синод о разрешении постригать в монахи престарелых послушников пустыни «без искуса» от 17 сентября 1798 года пишет, что архимандрит Феофан «… сооружил по архитектурному плану трапезную церковь, трапезу, поварню, пекарню, келарню, для хлеба и всякой монастырской рухляди амбар, для варения и напитков погреб и ледовню, настоятельские братерские и больничные келии, и конюшню, оная ж постройка вся деревянная, под крышкой сосновой шелевки, так же и оградил пустынь сосновыми досками, и уже в трапезной церкве повседневное богослужение отправляется, хотя и с трудностию потому, что там только один иеромонах, а другой иеродиакон, монахов же нет, а одни «только» послушники, войсковым правительством аттестованные и проходящие монашеской искус… просит… испросить от Святейшаго Синода… ему, архимандриту, позволения такого: чтоб престарелых послушников, близ смерти находящихся, постригать без искуса и представления…». В этом же документе указывается, что архимандрит Феофан «… состроенную на р. Бейсуге собственным своим коштом плотинную мельницу о 6 колах… любя чин монашеского жития в вечное владение оной пустыне подарили…» (орфография сохранена).

Феофан пробыл настоятелем Черноморской Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни 6 лет, после чего в 1801 году по старости вернулся в Самарско-Николаевскую пустынь в возрасте 63 лет и был в этой пустыни настоятелем еще шесть лет.

В 1801 году настоятелем монастыря был назначен архимандрит Дионисий (Деляграммати, из греков), но войсковым начальством по причине незнания языка не был признан.

Затем в 1802 г. настоятелем пустыни назначается игумен Товия (из Клопского монастыря) по фамилии Трубачевский. Родом он был из малороссийских дворян, по происхождению казак из рода Курганских. Пострижен в монашество в 1771 году. Настоятель игемен Товия был рукоположен в сан архимандрита. Он был одним из наиболее уважаемых и влиятельных настоятелей пустыни. За время настоятельства многое сделал для пустыни, «никогда не уклонялся от телесного труда, … сам, с лопатою в руках, входил по колени в лиман и оттуда выбрасывал на землю песок, необходимый для постройки каменного здания; в другое время он носил сам камни на стены здания».

Архимандрит Товия очень большое внимание уделял существующей при пустыне школе. В эту школу Херсонский генерал-губернатор герцог Дюк-Ришелье с согласия Министерства внутренних дел командировал ученика крымских виноградных садов, которые находились в городе Судаке, Андрея Шелимова. Последний своим ученикам преподавал усовершенствованные способы по разведению винограда и ухода за ним. За время с 1809 по 1815 год А. Шелимов многих обучил виноградному делу. За свой труд он был удостоин архимандритом Товия прекрасными отзывами с вручением аттестата.

Во время пребывания в монастыре архимандрит Товия собрал около 200000 рублей доброхотных подаяний на монастырь. При нем был построен кирпичный соборный храм в 1814 году и кирпичная церковь во имя Всех Святых (Кино′вия) в 1809 году.

В 1816 году он был вынужден покинуть монастырь. Сначала его перевели в Невскую Лавру в Санкт-Петербург, а в 1817 году назначили настоятелем Троицкого Александро-Свирского монастыря.

Около пяти-шести месяцев монастырем управлял архимандрит Иосаф, который 8 декабря 1817 года отбыл из монастыря.

С февраля 1818 года по январь 1839 год настоятелем Лебяжского монастыря был иеромонах Спиридон (Щастный). Родом он был из черноморских казаков. Избран во главу монастыря был монахами обители. В 1824 году Спиридон был определен первоприсутствующим Екатеринодарского духовного управления. В 1833 году подал прошение об увольнении с настоятельской должности за старостью и слабостью и был уволен. Однако с июля 1836 года по январь 1839 года он вынужден был вновь исправлять должность настоятеля. В это время ему было от роду уже 72 года.

В промежуток с 1833 по 1836 год настоятелем Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни был архимандрит Иоанникий. Во время пребывания в монастыре у настоятеля возникли противоречия с войсковой администрацией, а также с братией пустыни. В результате споров и непонимания Иоанникий вынужден был по распоряжению епархиального начальства покинуть монастырь. Сохранился документ – объяснение настоятеля архимандрита Иоанникия, - датированный ноябрем 1836 года.

Следующим настоятелем монастыря вновь кратковременно был архимандрит Иннокентий (Покровский). Из архивного дела архимандрита Иннокентия, хранящегося в делах Священного Синода, мы узнаем, что он из духовного звания, родился в 1789 году. Кончив курс в Воронежской семинарии, с 17 ноября 1812 года был сельским священником. С 1822 года был учителем, а в 1823 году стал инспектором воронежского духовного училища. 6 июня 1824 года постригся в монашество. В 1829 году - назначен строителем валуйского Успенского монастыря. В том же году объявлено ему Высочайшее благоволение за труды по Воронежскому попечительному комитету о бедных, членом которого он состоял с 1827 года. В 1831 году определен смотрителем киевских духовного и уездного училищ, а в 1836 году перешел на ту же должность в Новочеркасск. За полезную педагогическую деятельность дважды получал особые награды. С 1832 года включен в число соборных иеромонахов Киево-Печерской лавры. 22 августа 1836 года произведен в сан архимандрита без управления монастырем. В 1838 году ему за отличную службу дана в управление черноморская Екатерино-Лебяжская пустынь. Умер 18 августа 1840 года.

Затем с 3 ноября 1840 года по распоряжению Священного Синода управлять монастырем был назначен архимандрит Дионисий, «человек образованный и к служебным делам очень способный». По отзывам современников архимандрит Дионисий был одним из наиболее уважаемых настоятелей пустыни.

Он родился в Курской губернии. Учился в тамошней семинарии, впоследствии был священником Воронежской епархии. Овдовев, стал иеромонахом Новочеркасского архиерейского дома. С 1843 года настоятель Черниева монастыря.

Как настоятель пустыни архимандрит Дионисий просил докладной запиской на имя наказного атамана Н.С. Заводовского от 30 ноября 1844 года дать указание комитету по управлению пустыней указание «… о починке обветшавших вещей ризницы,..» поступившей из Межигорского монастыря, а также об учреждении училища для бедных казачьих детей при пустыни в связи с тем, что «… есть корпус, вновь выстроенный и способный к помещению училища…». Однако добиться желаемого не смог.

Во время своего управления Екатерино-Лебяжской Николаевской пустынью, он стал членом первого состава Кавказской духовной консистории. 21 сентяб­ря 1849 года, в день святого Димитрия Ростовского Чудотворца, архимандрит Дионисий в приходской церкви станицы Роговской совершил литургию. После литургии с почетным духовенством войсковой иерархии был совершен Крестный ход к реке Кирпили, на место, где состоялось торжественное заложение Высочайше учрежденной в войске Черноморском женской монашеской, во имя святой Марии Магдалины, обители и первого храма Божия.

В 1851 году архимандрит Дионисий освобожден от должности настоятеля пустыни, а с 1855 года он настоятель Богородицкого Задонского монастыря. Затем в 1860 году архимандрит Дионисий получает в управление ставропигиальный, именуемый «Новый Иерусалим», монастырь. Желание быть ближе к месту покоя святого Тихона побудило его просить Священный Синод о перемещении из богатого монастыря в бедную Троицкую обитель в г. Ельце. Усердный и пламенный молитвенник свел небесное благословение на управляемую им обитель, так как при нем последовали первые чудотворения от Тихвинской иконы Богоматери. 15 марта 1864 года архимандрит Дионисий скончался и был погребен по его желанию у ног приснопамятного елецкого пастыря отца Иоанна Жданова.

С 1851 года по 1860 год настоятелем пустыни стал архимандрит Никон (Конобеевский), переведенный сюда из Чернеева монастыря. Происходил Никон из духовного звания, образование получил в Тамбовской семинарии. Он находился на должности в течение 10 лет и значительно улучшил хозяйственную деятельность монастыря, украсил храмы пустыни. За свою подвижническую деятельность архимандрит Никон получил награды от правительства: орден Святого Владимира 3-ей степени, Святой Анны 2-й степени с короной и золотой, украшенный бриллиантами, крест из кабинета Его Величества.

В соответствии с положением Высочайше утвержденном 1 июля 1842 года было «… назначено устроить при Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни в предместии, называемом Киновиею, богадельню на 30 человек для призрения отягощенных старостью убогих, бесприютных и лишенных сил к пропитанию;..». И поэтому 20 сентября 1851 года настоятель пустыни архимандрит Никон и члены комитета по управлению монастырем в рапорте на имя атамана Г.А. Рашпиля просят об устройстве при монастыре больницы и направлении медика. 16 апреля 1860 года появился акт обследования местности с предложением войсковому правлению казачьего войска двух планов устройства «богадельни»: на Киновийском острове и в самой пустыне. Войсковой архитектор Черник в своем рапорте в войсковое правительство от 24 сентября 1860 года указывает, что местность на Киновийской стороне не пригодна для строительства, так как в половодье заливается и предлагает вместе с членами комиссии «… устроить это богоугодное заведение при большом монастыре, с восточной стороны собора…».

В 1856 году настоятель пустыни поднимает вопрос об устранении чрезмерного вмешательства войскового начальства Черноморского казачьего войска в управление экономией пустыни и издании инструкции для членов комитета по управлению пустыней об их правах и обязанностях.

К сожалению, в 1860 году Никон был перемещен настоятелем Балаклавского приморского Георгиевского монастыря.

Временно один год (1860-й) пробыл настоятелем монастыря протоиерей Дмитрий Иванович Гремяченский. При нем была закончена выплавка нового колокола из меди, которую архимандрит Никон испросил у казачьего войска.

После Димитрия управляющим пустынью так же в течение года был архимандрит Амвросий, удаленный позднее в монастырь в Великороссию.

В 1863 году во главе пустыни стал архимандрит Дормидонт (Сичкарёв). Родом он был из семьи дьячка Черниговской губернии. Поступил в монашество при Рыхлевской пустыни, где и принял имя Дормидонт. В 1838 году в новом звании его перемещают в Киевские монастыри: сначала в Златоверхо-Михайловский, потом – в Киево-Михайловский. В Киеве около двух лет он занимал должность инспектора и смотрителя духовных уездных училищ, был проповедником и священнослужителем в Киевском институте благородных девиц, наместником Киево-Михайловского монастыря. До 1863 года Дормидонт был настоятелем пяти монастырей. После смерти арх. Дормидонта епископ Кавказский и Черноморский (с 1 декабря 1862 года) преосвященный Феофилакт (Губин) просит у Синода разрешения перевести на должность настоятеля монастыря архимандрита Антония, возглавлявшего Кизлярский монастырь. Последний прожил в обители очень немного: с первых чисел февраля по 14 сентября 1870 г. (новый архипастырь скончался от холеры, эпидемия которой была в то время на Кавказе). После его смерти обитель располагала капиталом в билетах Скопинского банка на сумму в 4 500 руб.

И вновь преосвященный Феофилакт обратился с просьбой к Синоду, назвав кандидатуру настоятеля Кизлярского Крестовоздвиженского монастыря архимандрита Самуила (Сардовского). Синод пошел преосвященному навстречу и 1 февраля 1871 г. назначил настоятелем Екатерино-Лебяжского монастыря архимандрита Самуила.

В своих исторических исследованиях Лебяжьего монастыря архимандрит Самуил писал о монашествующей братии: «Рассматривая подробно формулярные списки монашествующих при этой пустыни, мы видим, что только люди, отслужившие в боевых рядах, удалялись войском доживать остаток дней своих в стенах обители. Были даже и такие годы, когда по военным потребностям не могли увольнять и стариков, вследствие чего иной год не было ни одного послушника. По отметкам в формулярных списках Черноморская Екатерино-Лебяжская пустынь долго отличалась хорошими монахами.

При архимандрите Самуиле пустынь на основании именного указа императора Александра ІІ от 5 февраля 1872 года из двойного подчинения (войскового и епархиального) перешла в полное ведение епархиальных властей.

Архимандрит Самуил умер в 1883 году и был похоронен в пустыне.

По всей видимости, в период с 1883 года по 1893 год настоятелем монастыря был архимандрит Нафанаил. По крайней мере, сохранилось за его подписью прошение на имя наказного атамана Г.А. Леонова от 15 августа 1885 года о выдаче жителю поселка Фанагорийского И.И. Браиловскому свидетельства на поступление в монашество.

С 1893 года в должность управляющего монастырем вступил архимандрит Нил (Николай Никифорович Воскресенский).

Уроженец Ярославской губернии. Учился в духовном училище. Службу начал в должности псаломщика, был диаконом 15 лет. В 1877 году принял иночество с именем Нил. Возведен в сан иеромонаха и назначен казначеем Ярославского Богоявленского монастыря. Затем в 1879 году был послан строителем Успенского монастыря Вятской губернии. Через два года был перемещен в число братства Екатеринбургского архиерейского дома с возложением на него звания эконома и члена сначала духовного правления, а затем – Екатеринбургской духовной консистории. В 1886 году возведен в сан игумена и назначен настоятелем Долматского Успенского монастыря, с отчислением от должности эконома и с оставлением в других должностях. В 1899 году он перешел в Астраханскую епархию на должность настоятеля Иоанно-Предтеченского монастыря, где и служил до назначения в Екатерино-Лебяжский Николаевский монастырь. В сан архимандрита Нил был возведен пятым преосвященным Кавказской епархии, владыкой Евгением (Шершилов), епископом Ставропольским и Екатеринодарским (16.12.1889-17.07.1893гг.).

В 1893 году епископ Евгений посетил обитель. «В силу разных обстоятельств монастырь нуждается во внешнем и во внутреннем обновлении – это-то и служило предметом бесед Владыки с настоятелем все время пребывания его в обители. Он осматривал монастырские здания, входил в хозяйственную часть и, ввиду предстоящих больших затрат, преподал советы к более выгодной эксплуатации оброчных статей обители – вод, земель, зданий и т. п. Особому же и самому неусыпному попечению настоятеля он поручил внутреннюю жизнь обители, дабы она была светильником, освещающим пути к достижению высшего духовного христианского совершенства».

Игумен Сергий был настоятелем Екатерино-Лебяжской пустыни в 1901 году.

Следующим настоятелем Екатерино-Лебяжского Николаевского монастыря стал игумен Амвросий. Так 15 декабря 1906 года он направляет начальнику 1-го участка Кавказского отдела о выделении охраны для пустыни. Пустынь в это неспокойное для страны время была «… согласна принять на свой счет содержание 2-х вооруженных казаков при ней, или же взамен их 2-х солдат из запасных нижних чинов». А 18 февраля 1907 года он же ходатайствует перед начальником 1-го участка Кавказского отдела о назначении Иулиана Чумачка, получившего права на должность полицейского урядника, урядником пустыни. Жалованье уряднику пустынь определила в «…200 рублей в год на его продовольствие и монастырскую квартиру с отоплением».

В период своего настоятельства игумен Амвросий составил сведения о состоянии Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни и ее капиталов за 1906 год, подлинник которых хранится в Государственном архиве Ставропольского края.

Затем настоятелем монастыря был иеромонах Анатолий, но в связи с возложением на архимандрита Иоанна (Левицкого) обязанностей по управлению монастырем, стал после 21 декабря 1907 года наместником монастыря.

Он, совместно с братией пустыни, обратился 15 января 1910 год к начальнику Кубанской области М.П. Бабычу с докладной запиской о разрешении хождения по области с войсковыми святынями. В записке они указали, что в Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни хранятся особо чтимые казаками иконы: «Толгския Божией Матери» и «Святителя Николая Мир-Ликийскаго Чудотворца», переданные из упраздненного Межигорского Спасо-Преображенского монастыря. «С течением времени память об этих святынях среди молодого поколения постепенно теряется, особенно после 1905 и 1906 гг., когда были потрясены все основы нашего государства». Такое разрешение было получено и, мы знаем, что неоднократно в разных направлениях через кубанские станицы совершался Крестный ход с иконой «Толгския Божией Матери».

В Ставропольскую духовную консисторию поступил из Святейшего Синода указ от 25 декабря 1907 года за № 15605 о том, что в Ставропольской епархии за счет местных средств учреждается кафедра викарного епископа и с присвоением епископу наименования - Ейский. Епископом Ейским был назначен ректор Астраханской духовной семинарии архимандрит Иоанн. Одновременно на него возлагалась обязанность управления Екатерино-Лебяжской общежительной пустынью на правах настоятеля с 21 декабря 1907 года (без права получения части из доходов пустыни).

3 февраля 1908 года преосвященным митрополитом Санкт-Петербургским хиротонисан (рукоположение, возведение в епископы) архимандрит Иоанн в епископа Ейского, викария Ставропольской епархии.

Епископ Иоанн (в миру Иоанникий Левицкий) родился 7 (19) января 1857 года 1857 года в Киевской епархии в семье псаломщика. В 1880 году окончил Киевскую духовную семинарию. 21 мая 1881 года рукоположен во священника. В 1889 году поступил в Киевскую духовную академию. 18 июня 1892 года пострижен в монашество. В 1893 году окончил академию со степенью кандидата богословия и назначен смотрителем Донского духовного училища в Москве. С 1895 года - инспектор Олонецкой духовной семинарии. В 1896 году перемещён в Саратовскую духовную семинарию. С 29 ноября 1900 года - ректор Астраханской духовной семинарии в сане архимандрита. В 1907 году вошёл в состав Распорядительного комитета Астраханского Русского Патриотического Общества. В 1910-1915 годах был председателем Александро-Невского просветительно-религиозного братства. С 13 сентября 1916 года - епископ Кубанский и Екатеринодарский.

Награждался в 1896 году наперсным крестом от Святейшего Синода; в 1900 году – орденом святой Анны 3-й степени; в 1903 году – орденом святой Анны 2-й степени. В 1922 году уклонился в обновленческий раскол. Епископ Ейский Евсевий (Рождественский), викарий Кубанской епархии, после троекратного увещания объявил епископа Иоанна впавшим в раскол, перестал упоминать его имя за богослужением и взял на себя управление Кубанской епархией. По данным Михаила Польского, скончался в 1923 году во время всенощной под Крещение Господне, не порвав с «Живой Церковью». По предположению Мануила (Лемешевского), скончался не ранее 1927 года.

Преосвященный Иоанн епископ Ейский был освобожден от возложенных на него обязанностей настоятеля Екатерино-Лебяжской Николаевской общежительной пустынив апреле 1912 года.

На должность настоятеля пустыни был назначен иеромонах Молченской Софрониевой пустыни, Курской епархии Дорофей (Анищенка), с возведением его в сан игумена. Он был благочинным монастырей и регулярно обозревал их состояние, о чем подробными рапортами доносил в Ставропольскую духовную консисторию.

По всей вероятности он и был настоятелем пустыни до ее закрытия. Об этом, по крайней мере, пишет П.П. Радченко в своем романе «На заре», где описывает жизнь монахов после гражданской войны и до закрытия монастыря, упоминая настоятелем монастыря.

1993-2005 годы
Жители посёлка Лебяжий Остров: Нина Мальцева, медсестра поселковой школы, Татьяна Кириченко, работник птицесовхоза Лебяжий Остров, Галина Ещенко и Раиса Максимова, учителя поселковой школы, - начали просветительскую, поисковую работу с целью возрождению (хотя бы в памяти людей) страниц истории монастырской обители. Татьяна Кириченко и Раиса Максимова возглавили работу кружка учащихся школы – материалы исследований, записи воспоминаний старожилов посёлка легли в основу школьного музея краеведения. Во многом, стараниями работников птицесовхоза «Лебяжий Остров» воссоздан церковный приход в станице Чепигинской при Свято-Троицком храме. Прихожане Чепигинского прихода, жители близлежащих посёлков делились воспоминаниями не только об истории создания совхоза, но и о том, каким предстал Лебяжий остров в 30-ые 40-ые годы XX века, когда при строительстве совхоза находили свидетельства деятельности исторической Святыни Кубани –Черноморского войскового Екатерино-Лебяжьего Свято-Николаевского монастыря: полуразрушенную колокольню, захоронения монахов…

4 июля 2011 года в бывшее здание ДК ЗАО «Лебяжье-Чепигинское вселилась монашеская братия. Началось возрождение Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни.

Конец старой части улицы Седина был застроен приземистыми одноэтажными домиками, некоторые из них сохранились и сейчас. С ростом территории города в северном направлении (1870-е годы) застраивалась и новая часть Котляревской улицы (ныне ул.Седина).
В самом начале ее, на углу Новой (ныне ул. Буденного), где сейчас академия физкультуры, купеческое общество построило в 1913 году, по проекту архитектора И.К. Мальгерба, здание для коммерческого училища, открытого в Екатеринодаре в 1908 году и работавшего в течение пяти лет в арендованном помещении.

Училище было восьмиклассным. Принимались мальчики в возрасте 8-10 лет и старше.
Кроме общеобразовательных предметов они изучали здесь бухгалтерию, товароведение, законоведение, политэкономию и многое другое, необходимое для будущей работы. За дополнительную плату преподавались танцы, музыка, иностранные языки.
При училище имелись курсы бухгалтеров, конторских знаний, а также торговая школа.

В советский период длительное время (1922 - 1968 гг.) здесь находился Кубанский сельскохозяйственный институт, его сменил Институт физической культуры.

Улица, известная ныне как Седина, до 1920 г. носила имя войскового атамана Черноморского казачьего войска, генерал-майора Тимофея Терентьевича Котляревского.
Тимофей Терентьевич Котляревский не принимал непосредственного участия в организации Черноморского казачьего войска и после разгрома Запорожской Сечи служил в Самарском земском правлении, затем у азовского генерал-губернатора.
В начале Русско-турецкой войны (1787—1792) вступил в Черноморское казачье войско и участвовал в сражениях, особенно отличившись под Измаилом .
В 1789 г., когда запорожцы находились ещё в Черноморьи между Бугом и Днестром, казаки избрали его Войсковым писарем. В этой должности он прибыл с Черноморцами на Кубань.
27 июля 1797 г. император назначил его войсковым атаманом.
Котляревский стал первым атаманом, не избранным казаками, а назначенным свыше.

Черноморцы не сразу смирились с лишением их древнего права избирать себе атаманов. Казаки требовали выбора атамана, соблюдения запорожских обычаев, вербовали в свой круг других казаков, и многие к ним присоединялись. Котляревский скрылся в Усть-Лабинской крепости, и в Екатеринодар оттуда прибыли регулярные войска. Ставшие лагерем за городом, недовольные казаки решили послать к Павлу своих депутатов с ходатайством об удовлетворении своих требований. Но Котляревский не решался выступить перед властями с подобным ходатайством и возмущенные казаки, решили наказать навязанного им свыше атамана. Толпа бросилась к его дому, но Котляревского там не нашла, он заблаговременно скрылся, опередил их, поспешил уехать в Петербург с докладом, явился к Павлу I с личным докладом, представил все это как бунт, и прибывшие в Петербург казаки-депутаты в Гатчине были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость.

Под суд было отдано 222 человека. Судебная волокита длилась 4 года. 55 заключенных умерли, не дождавшись суда. Руководителей восстания Дикуна, Шмалько и других, а также членов депутации судили в Петербурге. К повешению были приговорены 165 человек. Царь «смягчил» приговор, заменив смертную казнь кнутом и розгами. Оставшихся в живых отправили в вечную ссылку на каторжные работы. Это восстание вошло в историю под названием «Персидский бунт».

Войсковой атаман Котляревский большую часть времени проживал в Петербурге, там он чувствовал себя гораздо спокойнее. Из столицы же слал на Кубань массу приказов и распоряжений.
К чести войскового атамана нужно, однако, сказать, что, живя в Петербурге, он все время деятельно хло-потал о нуждах войска. Об этой деятельности Котляревского остался один весьма важный исторический документ, броса-ющий некоторый свет на отношения атамана в казачеству.

По тону этого документа, написанного Котляревским в виде просьбы Государю, видно, что Котляревский не любил бра-таться с рядовой чернью, как это велось в Сечи; но вместе с тем он прекрасно понимал основные начала казачьего са-моуправления и необходимость гарантии этого последнего законодательным путем.
Справедливо обвиняя своих пред-шественников в захватах войсковой земельной собственнос-ти, в стремлении подчинить общественные интересы своим личным выгодам, Котляревский в то же время просил Импе-ратора возвратить некоторые старинные права казачеству. По собственному объяснению атамана, он уничтожил беспоряд-ки и злоупотребления, допущенные его предшественниками при пользовании землей, винной привилегией и пр., но вместe с тем он находил нужным поддержать в казачьем самоуп-равлении сечевой строй...

Когда Черноморцы несколько успокоились, Котляревский возвратился на Кубань.
Тимофея Терентьевича можно обвинить в суровости, сухости и гордости, но во всяком случае не в честолюбии чрез-мерном или в отсутствии желания сделать лучшее с его точки зрения для войска.
Это он засвидетельствовал последним ак-том своей атаманской деятельности: чувствуя себя старым и больным, он добровольно сложил с себя высокое звание вой-скового атамана, когда 15 ноября 1799 добровольно отказался от атаманского поста, указав на подполковника Ф. Я. Бурсака, как на достойного кандидата в Войсковые атаманы.
18 февраля 1800 г. Т. Т. Котляревский умер.

Улица Седина При разбивке города по утвержденному Таврическим губернатором плану, землемер не решился трогать «панские» участки, выводя поперечные улицы к Карасуну, и сделал их тупиковыми. Так на будущей улице Котляревской образовался огромный квартал, равный четырем обычным кварталам, и принадлежавший, по мнению известного в прошлом краеведа П.В. Миронова, трем черноморским старшинам: Котляревскому, Дубоносу и Бурносу. По домовладению и, в какой-то степени, личности первого и получила улица свое название - Котляревская. Тимофей Терентьевич Котляревский был членом войскового правительства, занимая в нем должность писаря. Это было третье лицо в войсковом правительстве, то есть подчиненное и атаману, и войсковому судье, но с более специализированной деятельностью. Вот как характеризует эту должность историк: «... Войсковой писарь пользовался в области своей деятельности довольно широкой самостоятельностью и своего рода авторитетом, как «письменный» человек... Он заведовал письменными делами..., вел счетоводство, записывал войсковые приходы и расходы, составлял и рассылал указы, ордера, приказы... Его же знаниями и пером пользовалось войско при своих дипломатических сношениях и переписке с коронованными особами». 14 января 1797 года умер кошевой атаман 3. Чепега, а через две недели, далеко от родных мест, скончался выбранный вместо него атаманом войсковой судья А. Головатый. Котляревский, как третий член правительства, представлял в Москве, на коронации Павла I, Черноморское казачье войско. Он был принят монархом, видимо, понравился ему, и 27 июля 1797 года император назначил его войсковым атаманом. Это было нарушением запорожских обычаев, которых черноморцы поначалу старались придерживаться - все члены войскового правительства, в том числе атаманы, всегда выбирались. Вторым нарушением, ущемляющим интересы рядового казачества, было то, что войсковая верхушка присваивала себе большие участки земли и закрепляла их за собой особыми документами «в вечное и потомственное пользование», а простых казаков заставляла работать на себя. Осуждая это, Котляревский писал в донесении Павлу I, что «начальники вместо того, чтобы все пожалованные земли и угодья оставить общими, разобрали для себя выгодные участки - лес и самую лучшую землю». Вступив в должность, он, как пишет историк, «собственной атаманской рукой раздел земли и лесов уничтожил, употреблять казаков на партикулярных работах запретил». Но впоследствии злоупотребления старшин продолжались. Казалось бы, в этом плане личность Котляревского вызывает симпатию. Но было одно событие, из-за которого он оставил о себе недобрую память. В июле 1797 года в Екатеринодар вернулись участвовавшие в Персидском походе полки. Не получив полагающегося им жалованья, казаки до того обеднели, что были похожи не на войско, а на толпу нищих. Со своими претензиями они обратились к войсковому правительству и лично к атаману. Котляревский, вместо ласкового слова, которым обычно встречали атаманы вернувшихся из похода казаков, встретил их холодно, претензии удовлетворить отказался, сказав, что в этих нарушениях виноваты его предшественники. Тогда, как пишет историк, «...в недовольных казаках закипела бурная запорожская кровь, и будущее свое они поставили на карту, так как терять им было уже нечего...». Казаки требовали выбора атамана, соблюдения запорожских обычаев, вербовали в свой круг других казаков, и многие к ним присоединялись. Котляревский скрылся в Усть-Лабинской крепости, и в Екатеринодар оттуда прибыли регулярные войска. Ставшие лагерем за городом, недовольные казаки решили послать к царю своих депутатов с ходатайством об удовлетворении своих требований. Но Котляревский их опередил, явился к Павлу I с личным докладом, представил все это как бунт, и прибывшие в Петербург казаки-депутаты в Гатчине были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. Под суд было отдано 222 человека. Судебная волокита длилась 4 года. 55 заключенных умерли, не дождавшись суда. Руководителей восстания Дикуна, Шмалько и других, а также членов депутации судили в Петербурге. К повешению были приговорены 165 человек. Царь «смягчил» приговор, заменив смертную казнь кнутом и розгами. Оставшихся в живых отправили в вечную ссылку на каторжные работы. Это восстание вошло в историю под названием «Персидский бунт». В1799 году атаман Котляревский, ссылаясь на нездоровье, подал Павлу I прошение об отставке, которое было удовлетворено рескриптом от 15 ноября того же года. Улица Котляревская была переименована в числе первых семи улиц в ноябре 1920 года и стала носить имя Митрофана Карповича Седина. Потомственный кузнец, не имевший в детстве возможности учиться, он стал литератором, журналистом, редактором журнала, а затем первой на Кубани большевистской газеты «Прикубанская, правда». В письме писателю В.Г. Короленко он рассказывал о себе: «... Грамоте я выучился самоучкой и даже в приходской школе не был... С детских лет отец взял меня в мастерскую, где я весь день работал, в моем распоряжении была только ночь. Немало прошло лет, пока я усовершенствовался, мне пришлось прочитать всех русских и заграничных классиков...». Он сотрудничает в газетах «Кубань», «Жизнь Северного Кавказа» и других изданиях, а в 1915 году сбывается его мечта: он становится редактором журнала «Прикубанские степи», издававшегося на средства рабочих. Со временем журнал стал популярным органом печати не только на Кубани, но и в других городах страны. После Февральской революции вместо журнала стала издаваться газета «Прикубанская правда». Деятельность М.К. Седина была разносторонней. Так, например, по его инициативе был создан в Екатеринодаре народный театр. Идею поддержали рабочие и собрали необходимую для этого сумму. Он и сам писал пьесы. Его дочь, А.М. Седина (тоже журналист), разыскала 60 литературных трудов отца. Это были драмы, стихи, рассказы, очерки. М.К. Седин погиб от рук белогвардейцев в августе 1918 года в Екатеринодаре. Улица Седина сейчас - одна из транспортных городских магистралей. И в прошлом по Котляревской был въезд в город со стороны северного выгона, а также из Закубанья, со стороны понтонного моста Тархова, через который ежедневно проезжали сотни подвод. Жители обосновали этим просьбу о замощении ее раньше Борзиковской (ул. Коммунаров). Но до Котляревской очередь дошла лишь в 1900 году, ибо, чем дальше от Красной, тем менее значимой считалась улица, В сентябре 1896 года в Екатеринодаре открылось женское епархиальное училище. Поначалу оно разместилось в доме духовного ведомства на углу современных улиц Седина и Советской (дом № 19/59), но синод разрешил строить собственное здание училища. Для этого было куплено «за 50 тыс. рублей плановое место Дубоноса возле городского сада». В 1898 году состоялась торжественная закладка фундамента, а в 1901-м красивое трехэтажное здание (ул. Седина, 4), построенное 1 по проекту архитектора В.А. Филиппова, приняло своих воспитанниц. При училище была построена больница на 40 мест и другие помещения, необходимые для нормальной жизни и учебы. Обучение велось по программе, близкой к курсу женских гимназий, а учились здесь девочки духовного происхождения со всей епархии, жили на полном пансионе, уезжая, домой только на каникулы. Улица в районе училища была замощена, сделаны тротуары, и южная часть Котляревской улицы приняла вполне благоустроенный вид. После революции (в декабре 1917 года) епархиальные училища были повсеместно упразднены. В начале 1920-х годов здесь помещался эвакоприемник, куда поступали раненые и откуда их распределяли по госпиталям, которых в первые годы советской власти в городе было много. Позже здание занимал военный госпиталь. Были здесь и другие учреждения: Дворец труда, правление Союза работников просвещения и культуры и другие. Но все они были временными обитателями здания, которое позже передали медицинскому и педагогическому институтам. Это старейшие вузы в нашем городе. Осенью 1921 года, с закрытием Кубанского государственного университета, его медицинский факультет был преобразован в Кубанский медицинский институт. На Кубани в это время было много недоучившихся студентов-медиков из других городов, поэтому были открыты сразу 1-й и 5-й курсы, чтобы дать им возможность закончить образование. В институте работали такие известные ученые, профессора, как П.П. Авроров, В.Я. Анфимов, Н.Ф. Мельников-Разведенков, С.В. Очаповский и другие, много сделавшие для становления института. В 1928 году, когда отмечалась 10-ая годовщина Красной Армии, ее имя было присвоено институту в память о том, что она оказала большое содействие в его организации, и стал он Кубанским медицинским институтом им. Красной Армии. Преподаватели и студенты института организовывали большую помощь в борьбе с эпидемиями холеры и тифа, которые в 1920 годы были нередки. Во дворе института стоит бронзовый бюст бывшего студента Федора Лузана, который со 2-го курса ушел на фронт. Был начальником рации при стрелковом батальоне. Когда противник уже ворвался в расположение батальона, и немецкие танки взгромоздились на землянку, он продолжал передавать сообщение в штаб. А когда фашисты ворвались в землянку, он бросил гранату... Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В институте хранят память о Герое: были учреждены 5 стипендий его имени, присуждаемые лучшим студентам, в музее боевой славы собраны материалы о нем. Учреждены также 5 стипендий имени С.В. Очаповского. «Счастливое сочетание талантливого ученого, блестящего лектора, энтузиаста-краеведения, горячего патриота, отдавшего себя целиком служению народу, - вот далеко не полная характеристика этого замечательного человека». Так писали о нем, когда отмечалось 100-летие со дня его рождения. В 1909 году он возглавил глазное отделение войсковой больницы в Екатеринодаре. Организованные им экспедиционные отряды сыграли большую роль в ликвидации трахомы на Северном Кавказе. А после создания института он был бессменным руководителем кафедры глазных болезней. 28 февраля 1925 года в помещении Совпрофа (бывшая гостиница «Большая Московская» на углу Красной и Мира) состоялось чествование первого ректора медицинского института профессора Н.Ф. Мельникова-Разведенкова по случаю 35-летия научно-педагогической и общественной деятельности. Крупный специалист в области патологической анатомии, он еще в 1895 году открыл новый способ бальзамирования, который почти через 30 лет был применен к телу В.И. Ленина. В январе 1925 года высшей союзной квалификационной комиссией Н.Ф. Мельников-Разведенков был причислен к ученым с мировой известностью. В 1946 году общественность Краснодара отмечала юбилей заведующего кафедрой невропатологии института, старейшего советского невропатолога, заслуженного деятеля науки РСФСР, профессора В.Я. Анфимова. В этот день было отмечено, что В.Я. Анфимов «продолжает дело, которому семья Анфимовых служит более 60 лет». Много других славных имен можно было бы назвать, рассказывая о Кубанском медицинском институте, но в рамках данной книги нет возможности сделать это. О них можно прочитать в трудах, издаваемых институтом, некоторые имена есть на мемориальной доске на здании института. Во время Великой Отечественной войны дом был разрушен. Восстанавливать его помогали и преподаватели, и студенты. С переходом педагогического института в новое здание (1970 г.) все помещения здесь занял мединститут. Во дворе построен новый учебный корпус, отдельное здание столовой. В июле 1994 года институт преобразован в Кубанскую медицинскую академию, которая имеет сейчас факультеты: лечебный, педиатрический, стоматологический, медико-профилактический, фармацевтический и другие. Обучаются здесь около 3,5 тысяч студентов, в том числе иностранцы. В этом же здании работает на коммерческой основе не государственный Кубанский медицинский институт с теми же факультетами и институт экономики и управления. 90-квартиный жилой дом рядом с институтом (ул. Седина, 2) построен в начале тридцатых годов на месте, где когда-то был сад дубоносовской усадьбы. При производстве земляных работ здесь был обнаружен могильник (кладбище) находившегося поблизости древнего городища. Дом этот в обиходе прозвали «стодворкой» по числу предполагаемых квартир. Предназначался он в основном для начальстава Красной Армии. Мемориальная доска (скульптор А.А. Аполлонов) напоминает нам, что здесь с 1936 по 1938 год жил будущий прославленный советский летчик, трижды Герой Советского Союза А. Покрышкин, получивший первый раз это почетное звание, сражаясь в кубанском небе, в районе станицы Крымской. А с другой стороны по соседству с институтом большую территорию занимает вино-водочный завод. Это старинное предприятие, бывший казенный винный склад. Оно было национализировано с оценочной стоимостью в 636467 рублей. В советское время он назывался спиртоводочным заводом и на 1 января 1927 года имел: главный двухэтажный корпус с полуподвалом, двухэтажное здание для хранения готовой продукции, жилой двухэтажный дом, 5 цистерн для хранения спирта, свой артезианский колодец, две подземные цистерны и другие. Как видим, предприятие было не кустарным. При заводе есть клуб. И в прошлом здесь был рабочий народный театр, где ставились любительские спектакли, о которых объявлялось в местных газетах. Театр, видимо, пользовался успехом, так как в 1909 году сцена и зал его были расширены. В настоящее время эти помещения сдаются в аренду. Предприятие стало закрытым акционерным обществом и называется ЗАО «Экстра». В двухэтажном кирпичном доме № 8 (рядом с заводом), построенном в 1901 году, была контора предприятия и квартиры для администрации завода, с входом через проходную. Сейчас это жилой дом с коммунальными квартирами, отделенный от заводской территории оградой. Весь этот комплекс зданий и сооружений был, видимо, построен в бывшей усадьбе Котляревского, простиравшейся до Карасуна, то есть до современной улицы Гудимы. Мемориальная доска на доме №11 (угол ул. Пушкина) установлена в память о том, что здесь с 1936 по 1945 год жил заслуженный деятель науки РСФСР, доктор медицинских наук, профессор С.В. Очаповский. Есть в южной части улицы Седина места менее примечательные, но все же интересные, так как позволяют полнее представить жизнь улицы в далеком прошлом. Например, в доме № 19/59 (угол Седина и Советской) помещался пансион для воспитанниц епархиального училища. В начале двадцатых годов здесь был один из многочисленных тогда в городе детских домов, где находили приют дети, потерявшие своих близких в тяжелые годы разрухи и голода, в связи с Первой Мировой и Гражданской войнами. Многие екатеринодарцы учились вокальному искусству в доме №25/80, что на углу Седина и Комсомольской. Здесь работали курсы пения бывшего оперного артиста А.И. Глинского. В программу курса входили постановка голоса, теория музыки, пластика, и был оперный класс. В конце учебного года устраивались концерты учащихся, которые пользовались большим успехом, и общественность города очень сожалела, когда А.И. Глинский в 1916 году навсегда покинул Екатеринодар, уехав в Москву. В этом же доме некоторое время находилось правление Общества народных университетов, которое вело в городе большую просветительскую работу. А в начале двадцатых здесь жил Н.А. Маркс - первый ректор Кубанского государственного университета, открытого в сентябре 1920 года. Красивый особняк, где долго находились ясли сад «Елочка» (дом № 18), принадлежал в прошлом А.В. Текстеру, а последним владельцем его был известный в городе предприниматель И.Н. Дицман. В двадцатых годах дом занимала «Первая трудовая школа им. В.И. Ленина». Особняк связан с рождением пионерской организации на Кубани. На установленном здесь обелиске из черного мрамора надпись: «В этом здании в 1923 году создан первый на Кубани пионерский отряд». Сейчас здесь работают в комплексе детский сад и начальная школа (с 1-го по 4-й класс). Во дворе соседнего дома № 20 жил крупный екатеринодарский промышленник В.В. Петров, получивший в 1903 году разрешение на строительство на берегу Кубани «механического, судостроительного и котельного завода». Раньше проживал в большом собственном доме в начале Соборной (ул. Ленина), близ своих предприятий. На Соборной, была у него ткацкая фабрика. Будучи выходцем из крестьян, он добился всего собственным трудом и уменьем. Построив на своем заводе товарно-пассажирский и пассажирский пароходы, паровой катер и баржи, он открыл собственное пароходство, став конкурентом монопольному «товариществу Н. и И. Дицман», по инициативе которого они со временем объединились в «пароходство Дицмана и Петрова». Но прежний владелец, видимо, не хотел с этим мириться и постепенно вынудил Петрова продать ему свою долю. Старожилы дома рассказывают, что Петров все отдал советской власти, а сам переехал сюда, на Котляровскую, в небольшой турлучный домик, рядом с бывшим особняком своего конкурента (дом № 18), возможно, в его дворе. Рассказывают также, что во время оккупации немецкие власти предлагали ему должность бургомистра, но он отказался. Значительную часть квартала между улицами Комсомольской и Мира занимает пивоваренный завод, бывший «Краснодарский», а теперь закрытое акционерное общество «Факел». В прошлом это был пивзавод Д.М. Дон-Дудина и М.Ф. Ирзы «Новая Бавария». Больше известен последний владелец, у которого рядом был «особняк Ирзы» (бывшая ж.-д. больница) и большой сад. Свои действия завод открыл здесь в начале 1880-х. Место, занятое им, долго пустовало. Вот как писала о нем в 1909 году бывшая воспитанница Мариинского института: «Там, где теперь «Новая Бавария», план был свободен от построек и был покрыт великолепными дубами. Весной он был сплошь усеян фиалками, и дети по возвращении из Мариинского училища и недавно открытой прогимназии играли там. Целый ковер живых цветов под ногами, жужжание пчел и птичий гам в дубах...». Частная женская прогимназия, о которой здесь упоминается, находилась в доме Певнева, на углу Котляровской и Штабной (дом № 27/73), где до этого помещалось коммерческое училище. Возможно, что здесь жил А.П. Певнев, написавший в 1911 году книгу «Кубанские казаки», как учебное пособие для станичных школ3. Но вернемся к заводу Ирзы, как его обычно называли. Вода из артезианского колодца, что был на территории завода, считалась лучшей в городе, своего рода эталоном. Отсюда, видимо, и хорошее качество вырабатываемого пива. Колодец был сильным конкурентом городского водопровода, так как состоятельные екатеринодарцы предпочитали покупать питьевую артезианскую воду у водовозов, и местная газета отметила в 1897 году, что «торговля водой из артезианского колодцы Ирзы идет лучше, чем у городского водопровода». В доме Чабазова, что напротив завода, где сейчас пожарная часть, с августа 1909 года помещалась 2-ая мужская гимназия. В начале двадцатых годов здание это, несмотря на возражения общественности, выступавшей за сохранение его в первозданном виде, отвоевала для себя краснодарская пожарная команда. В части его, выходившей на улицу Седина, и при советской власти находились учебные заведения: школа (двадцатые годы), Северо- Кавказский техникум пищевой промышленности (начало тридцатых) и другие. Некоторое время здесь был рабфак института маслобойно-маргариновой промышленности (ВИММП). На пересечении улиц Котляревской и Екатерининской (ул. Мира) к приезду в Екатеринодар Александра III (1888 г.) на средства купечества была возведена Триумфальная арка, как парадный въезд в город со стороны вокзала. Красивое сооружение, построенное в русском стиле (архитектор В.А. Филиппов), с башенками, увенчанными орлами, в нишах со стороны фасадов - художественное изображение св. Екатерины и Александра Невского. И надпись: «В память посещения г. Екатеринодара императором Александром III, императрицей Марией Федоровной и наследником цесаревичем Николаем Александровичем - в 1888 году» . С пуском трамвая арка стала несколько стеснять движение по Екатерининской улице. В середине двадцатых все чаще стали появляться призывы типа: «не нужна царская память, надо ее разобрать, а кирпич и железо на жилье рабочим». И уже стали называть ее «воротами смерти», так как произошло несколько несчастных случаев с работниками трамвая. Арку снесли в 1928 году. Наверное, можно было бы ее не уничтожать, а перенести на другое место, сохранив как памятник архитектуры. Четная сторона следующего квартала, между улицами Екатерининской и Базарной (ул. Орджоникидзе), принадлежала (по данным П. Миронова) войсковому старшине Сулигичу и Екатерино-Лебяжскому монастырю. Духовное ведомство, видимо, купило у старшины или его наследников этот участок для духовного училища с территорией от улиц Екатерининской до монастырского подворья (примерно полквартала), а в восточном направлении простиравшейся до Карасуна. Были здесь большой двор, сад и различные постройки. Мужское духовное училище являлось одним из старейших учебных заведений в городе. Открыто оно было в 1818 году по инициативе «первого просветителя Черномории», войскового протоиерея К. Российского, который и был его первым смотрителем. Это училище заканчивали такие корифеи Кубанского казачьего войска, как автор книги «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту» (Санкт- Петербург, 1958 г.) И.Д. Попка, основоположник русской бюджетной статистики, академик, автор книги «История Кубанского казачьего войска» Ф.А. Щербина. Учился в нем и «интеллигентный черноморец 40-х годов»1 В.Ф. Золотаренко, оставивший нам ценные, большей частью неопубликованные произведения и собственный дневник, позволяющие лучше представить прошлое нашего города. Правда, все они учились, когда духовное училище было еще не здесь. Начиналось оно в причтовом домике Екатерининской церкви, долго арендовало помещение на улице Графской (ул. Советская), недалеко от Красной (дом не сохранился). Сюда, на Котляревскую, перешло, видимо, в конце 1860- х, и здесь, «против Екатерининского переулка», было несколько принадлежащих училищу небольших домов разного назначения. (Сейчас на их месте Краснодарский монтажный техникум.) Когда в начале 1880-х годов деревянный училищный дом, возможно оставшийся от прежних владельцев усадьбы, продали на слом, училище временно находилось на углу Котляревской и Графской (дом № 19/59), а здесь построили для него новый двухэтажный кирпичный дом. Вытянувшееся вдоль Котляревской улицы здание, обращенное к ней фасадом, украсило эту часть города, где в то время в основном были небольшие домики и хаты. Училище имело свою больницу на 20 мест, спальный корпус, домовую Кирилло-Мефодиевскую церковь и другие помещения. За двором начинался сад, спускавшийся к Карасуну. После установления советской власти (1918 г.) здание училища было передано средней школе, куда принимались и мальчики, и девочки. Но была она здесь недолго: при Деникине его занимало Константиновское военное училище. После окончательного установления советской власти на здание было много претендентов. Поначалу, некоторое время здесь находился госпиталь, потом опять открыли школу, но ее постоянно уплотняли. В городе было много беспризорных детей, и в бывшем духовном училище открыли «детоприемник на 500 детей». Обширная территория, много помещений, большой сад позволили создать здесь детям приличные условия. Отсюда их распределяли по детским домам. Летом 1921 года здание училища передали Кубанскому политехническому институту, первому вузу нашего города, открытому в 1918 году. Здесь разместилось большинство факультетов, а было их пять: инженерно- строительный, электротехнический, сельскохозяйственный, механический, горный. При механическом факультете было организовано лесотехническое отделение, готовящее инженеров для деревообрабатывающей промышленности. Трудное время переживал институт. Тяжелым было положение профессуры и студенчества: задержка жалованья, недостаток продуктов, выселение из квартир и т.п. приводило к текучести преподавательских кадров, «к бегству их в более благополучные области, особенно в Москву и Петроград». В 1921 -1922 годах на Кубани свирепствовал голод. Студенты, лишенные пайков, искали заработки в станицах. Помещение института не отапливалось, из-за чего срывались практические и графические занятия, но чтение лекций никогда не прекращалось. Открытый при институте в 1920 году техникум, готовящий тех же специалистов, но среднего звена, к началу 1922 года" был ликвидирован, ввиду «полного отсутствия средств на его содержание». Студенты техникума были переведены в институт, на курс ниже. В конце 1921 - 22 учебного года от политехнического института был отделен сельскохозяйственный факультет, для создания на базе его сельскохозяйственного института. Видимо, этот факультет считался наиболее важным тогда, потому что одновременно все остальные факультеты были сняты с государственного содержания, и институт предложили закрыть. Совет института обратился к местным организациям с просьбой взять первый вуз города на свое содержание, не дать ему умереть. Город отнесся с пониманием: институт был принят на местное содержание. Средства изыскали Кубсовнархоз и 12 трестов, объединявших много различных организаций. Институт был утвержден в новом качестве, стремя факультетами: инженерно-строительным, техническим с пятью отделениями и экономическим. В Краснодаре было в этот период много научных кадров, приехавших сюда во время Гражданской войны, и это способствовало организации высшего образования в городе. В частности, в политехническом институте в 1922 - 23 учебном году работали 16 профессоров, 9 доцентов, 33 преподавателя, 10 научных сотрудников и обучалось более 1000 студентов. Он был хорошо оборудован лабораториями, кабинетами, имел хорошую библиотеку и даже свою маленькую электростанцию. При институте был рабфак, на котором занималось более 500 человек, а летом работал нулевой семестр по подготовке к поступлению в институт. Желающих заниматься было много. Чтобы как-то помочь студентам материально, им дали 36 десятин земли в совхозе «Султан Гирей». Но институт все же висел на волоске, и к 1923 - 24 учебному году он был преобразован в индустриальный техникум с отделениями: электромеханическим, строительным, коммерческо-экономическим. Предполагалось открыть еще «пищевкусовое» отделение. В 1925 году индустриальный техникум преобразовали в «политехникум», и по Положению о нем студенты по окончании курса обучения получали звание техников I разряда, с правом самостоятельной работы наравне с инженерами. Но называть его продолжали по-прежнему индустриальным. Студенты выпускали газету с таким же названием: «Индустриальный». В техникуме была интересная экспериментальная лаборатория. Называлась она «технологическая». Силами студентов в ней вырабатывались столовая соль, уксус, чернила разных цветов, сапожный крем, глицерин. Образцы этой продукции на выставке в Москве, как отмечала газета, «получили полное одобрение». Была в КИТе и своя литейная мастерская. В 1927 году индустриальный техникум принял в свои стены прекрасную библиотеку Общества любителей изучения Кубанской области (ОЛИКО), которая Главной была включена в сеть научных библиотек РСФСР. Техникум оборудовал для нее специальное хранилище. Библиотека обслуживала и их учащихся. В 1932 году бывшее здание КИТа передали новому вузу - Краснодарскому инженерно-строительному институту (КИСИ), находившемуся в ведении Наркомата тяжелой промышленности. Здесь размещался и его рабфак, а также строительный техникум. При КИСИ работали чертежные курсы и проектное бюро, принимавшее заказы на проектные работы. Институт просуществовал примерно до 1938 года, но старожилы больше помнят это здание как КИТ, в котором учились многие живущие в Краснодаре специалисты. В конце тридцатых годов в здании была средняя школа № 21, при которой работали и годичные курсы воспитателей детских садов и площадок, а строительный рабфак стал рабфаком Наркомпищепрома СССР и оставался здесь же. В начале сороковых 21-ая школа была переведена туда, где она и сейчас (угол Мира и Коммунаров), а здесь разместился горком профсоюзов работников начальных и средних школ, Во время войны здание было разрушено, и на месте усадьбы бывшего духовного училища в начале 50-х началось строительство комплекса зданий нефтяного техникума, ставшего позже монтажным. В сохранившейся части старинного здания после восстановления располагалась школа ФЗО № 2 и спортивное общество «Трудовые резервы», имевшее здесь большой зал и комнаты для занятий боксом, борьбой, шахматами. В 1957 году, после реставрации, в здании открылся детский кинотеатр «Смена». Кроме показа фильмов, для ребят здесь устраивались игры, киновикторины, выставки, работали клубы по интересам, музыкальный лекторий, а школы города проводили свою внеклассную работу по правовой и нравственной тематике для старшеклассников. Но все это в прошлом, так как детского кинотеатра давно нет, а в здании после реставрации открылся муниципальный молодежный театр творческого объединения «Премьера» (бывший ТЮЗ), и старинный дом открыл двери для своих юных зрителей, но уже в новом качестве. Остальную часть этой стороны квартала занимало в прошлом подворье Екатерино-Лебяжского мужского монастыря. Разрешение иметь свой монастырь, по аналогии с обычаями Запорожской Сечи, войско стало просить сразу после переселения на Кубань. Оно было получено, и в 1794 году монастырь был заложен «на Лебяжьем острове при реке Бейсуг в 20 верстах от Каневской и Брюховецкой станиц». Так говорилось о нем в справочнике, где называли его «Екатерино-Лебяжская Николаевская нештатная общежительная мужская пустынь». Название острову дал лиман, по конфигурации напоминавший лебедя. В монастыре доживали свой век одинокие, бездомные казаки. Здесь была больница, церковно-приходская школа, несколько храмов и 1810 десятин земли. На подворье монастыря в Екатеринодаре был большой монастырский дом и 6 отдельных флигелей, где останавливались служители монастыря, монахи, а лишние помещения сдавались в аренду. Одно время здесь снимало для себя помещение Общественное собрание. На бывшем монастырском подворье (дом №32, угол Орджоникидзе) сохранились старые, ветхие дома и домишки, переоборудованные под квартиры, не отвечающие, конечно, современным требованиям к жилым помещениям. На противоположной стороне простиралась на целый квартал Екатерининская площадь, о которой смотри соответствующую главу. Против монастырского подворья «через Базарную улицу был громадный план Головатого». Так писал уже упоминавшийся выше известный в прошлом краевед П. Миронов. Войсковой судья Антон Андреевич Головатый был вторым лицом в войске после атамана, и на первый взгляд кажется несколько сомнительным: действительно ли здесь он жил? Ведь войсковая старшина старалась селиться поближе к крепости. Известно, что у него был дом неподалеку от войсковой канцелярии, на территории нынешнего парка им. Горького. Но там не было возможности иметь большой участок, а слыл он рачительным хозяином. Этим и можно объяснить, что он владел еще и этой большой усадьбой, спускавшейся к Карасуну и занимавшей больше половины квартала. Это подтверждается и его письмом в Санкт-Петербург, к графу П. Зубову, приславшему ему для экспериментального посева семена египетской пшеницы и посеянной «на берегу Карасуна». Он пишет: «Египетская пшеница посеяна на самоудобнейше вспаханной земле и охраняется от покрадания дабы не проникали на поле невежественные животные, как-то: свиньи, козы и прочие». Фамилия Головатых встречалась среди домовладельцев этого квартала и в более поздние годы, что говорит в пользу версии П. Миронова. И хотя дом Головатого не сохранился, думается, уместно здесь немного рассказать о человеке, сыгравшем большую роль в том, что появился на карте России наш город и край. В войске А. Головатый пользовался не меньшим авторитетом, чем кошевой атаман 3. Чепега, а в период переселения даже несколько большим. Именно он получил из рук императрицы дарственную грамоту и произнес при этом такую речь на чисто русском языке, что растрогал и императрицу, и присутствующую при этом придворную, знать, которая надеялась увидеть в этой процедуре нечто вроде веселого спектакля. Получив грамоту на новые земли, повеселели казаки. И если раньше, когда была разрушена Запорожская Сечь, они пели «...Катерына проклятуща зруйновала маты - Сичь.,.», то теперь в песне, сочиненной А. Головатым, были слова: «Ой, годи нам журытця Треба перестаты, За служилы у царыци За службу заплаты!..» И войско создавал он же, мобилизуя в него по поручению князя Потемкина бывших запорожцев. Был храбрым воином и это свое качество продемонстрировал и в последней перед переселением на Кубань Русско-Турецкой войне (1787 - 1791 гг.), где под его командованием был взят остров Березань. Вот как описывали это событие: «Пять месяцев стоял Потемкин под стенами Очакова, и не видно было конца тяжелой осаде. Чтобы сломить турецкую твердыню, необходимо было взять укрепленный остров Березань... Подумал Потемкин и послал к запорожскому гетману Головатому: - Головатый, как бы нам взять Березань? - А хрест (т.е. Георгиевский крест) буде? -Буде! - Чуево (слышим). Через пять часов после этого короткого разговора, несмотря на бешеное сопротивление турецкого гарнизона, над редутами Березани уже реял русский флаг». Победа, конечно, далась нелегко, и взятием Березани казаки вписали еще одну героическую страницу в свою историю. Отряд (курень), взявший остров, назвал себя Березанским. Это был один из двух дополнительных (по сравнению с Запорожским войском) куреней, ставший позже станицей Березанской. А в честь станицы была названа улица в Екатеринодаре, которая носит это название и сейчас. Вот наглядный пример того, как многое стоит за названием улицы, которое мы всегда призываем беречь. Короткое слово, а за ним целое историческое событие. В Березани тогда было взято много боевых трофеев, часть которых позже использовали в мирных целях: Головатый повелел старые разбитые медные пушки переплавить на колокола для кубанских храмов, в том числе для Екатеринодара. Из Херсона, где их отливали, они были доставлены сюда водным путем в июле 1795 года и установлены в Свято-Троицкой церкви, что была тогда в крепости. Однако вернемся к войсковому судье. Из двух самых популярных в войске людей, после смерти атамана С. Белого (1788 г.) казаки предпочли все же видеть атаманом 3. Чепегу, который был проще в обращении и ближе им, придерживался старых запорожских обычаев в быту, оставаясь всю жизнь бессемейным, «сиромой», каковых в войске было много. Но отношения у «соперников» были хорошие, товарищеские, атаман считался с мнением своего образованного помощника, даже город без него не начинали строить. Огромный авторитет Головатого подтверждается и письмом к нему Котляревского (бывшего тогда войсковым писарем) от 17 июля 1793 года, где он пишет: «Дорогый батьку! Прыизжай до нас даваты порядку. Та вже жъ бы час и хаты становыты, та не смием без тебе ничого робыты». Письмо, думается, понятно без перевода. Но как раз то, что осуждал Котляревский, а именно закрепление старшиной лучших земель и лесов «в вечно-потомственное» владение и использование рядового казачества для хозяйственных личных нужд, было в большой степени присуще Головатому. Историк отмечает, что был он «человек стяжательный, и это худшая черта в его характере и деятельности». Персидский поход, в котором он командовал Каспийской флотилией и десантом на острове Сара, оказался для него последним. Из-за убийственного климата людей там косила лихорадка, и Головатого не миновала горькая участь - умереть на чужбине от этой болезни, Он пережил 3. Чепегу всего на две недели и умер 29 января 1797 года, не зная о том, что он уже избран атаманом войска. Высочайше утвержденная грамота о его избрании не застала его в живых. Она была прочитана над могилой атамана на полуострове Камышеван, и залпом орудий отдали казаки последнюю почесть человеку, долгие годы разделявшему с ними трудную казачью службу. А. Головатый оставил детям громадное состояние, но с его смертью, как пишет Ф.А. Щербина, «как-то расползлось, разрушилось, стушевалось то, что больше всего он принимал к сердцу - члены семьи разъединились и вымерли, громадное имущество растаяло, угасла даже память о нем в тех храмах, которые он усердно строил, как религиозный человек. Но не угасли и не угаснут никогда лишь одни исторические заслуги этого деятеля...» После смерти А. Головатого, по распоряжению Таврического генерал- губернатора, которому подчинялась тогда Черномория, его имение и капитал перешли в ведение Таврической дворянской опеки, представители которой приезжали в Екатеринодар для приема имения. Сейчас на территории бывшей усадьбы стоят старинные дома более поздней постройки, а на углу улиц Седина и Орджоникидзе (дом № 34/69) - административно-жилое четырехэтажное здание, строительство которого началось в 1939 году, а закончилось летом первого военного года. Возводилось оно как экспериментальное, скоростным методом, и никто не предполагал, какая трагическая судьба ожидает его. Недолго пришлось пожить здесь новоселам: оккупанты облюбовали здание для своей самой страшной организации - гестапо. Тысячи советских патриотов были замучены в его подвалах, а перед своим изгнанием фашисты подожгли здание вместе с находившимися там узниками... Погибли все. Право же странно, что до сих пор нет на нем мемориальной доски, а ведь прошло более полувека. После войны дом восстановлен. Первый этаж его занимают различные учреждения. В соседнем доме № 36 (довоенный генеральский особняк) длительное время находился отдел социального обеспечения Первомайского района. Здание перестроено, расширено, и сейчас здесь прокуратура Центрального округа. Старинный дом № 39 на противоположной стороне (угол Орджоникидзе) известен был в прошлом как дом Роккеля. Так его называют и сейчас старожилы этих мест. Коммерческая деятельность владельца дома была разнообразной: он торговал земледельческими машинами, был агентом «Русско- Кубанской промышленной и нефтяной компании», ему принадлежал остров на Старой Кубани и находящееся там садовое заведение. Из его выступлений как гласного городской думы следует, что был он человек гуманный и не раз на заседаниях предлагал кого-то освободить от платы, кому-то помочь материально при поступлении в университет и т.д. В доме А.Н. Роккеля размещалась контора Пашковского трамвая. Когда в Екатеринодаре началось трамвайное движение, казаки станицы Пашковской быстро оценили этот вид транспорта. Ссылаясь на то, что в условиях бездорожья «доставлять в город жизненные продукты на лошадях крайне затруднительно», комиссия от станичного общества подала в городскую управу заявление по вопросу устройства на товарищеских началах трамвайного сообщения между Екатеринодаром и Пашковской. В1908 году товарищество было создано, и у Бельгийского анонимного общества, которое строило и эксплуатировало Екатеринодарский трамвай, появился русский конкурент - «Первое русское товарищество моторно-электрического трамвая Екатеринодар - Пашковская». Годом позже городская дума заключила с товариществом договор на устройство трамвая, курсирующего от Нового базара в Екатеринодаре до базара в станице Пашковской. Движение было открыто в марте 1912 года. Товарищество называло свой трамвай «автомобильным», так как он работал от двигателя внутреннего сгорания, приводившего в движение генератор. Но в работе такого трамвая было много недостатков, и в 1914 году его перевели на электрическую тягу, с питанием от электростанции «бельгийцев». Дубинка, «сады» в восточной части городской территории теперь были связаны удобным транспортом с центром города. А позже Пашковский трамвай сыграл большую роль в развитии этой части Краснодара и создании здесь промышленной зоны. Здание средней школы № 2, что на углу Ленина, построено на месте снесенных домов в 1958 году. Это одна из первых советских средних школ, созданная на базе 1-ой мужской гимназии и называвшаяся так: «Единая трудовая школа №2 П-ой ступени». Ее заканчивали многие известные на Кубани люди, будущие ученые Н.В. Анфимов, И.Я. Куценко, И.А. Харитонов, большая семья Ханкоевых и многие другие. В 2000 году школа отметила свое 80-летие. К юбилею она пришла в статусе экспериментальной площадки. Здесь есть гимназические классы с углубленным изучением иностранных языков, хорошо оборудованные классы, а среди учеников много победителей олимпиад и спортивных соревнований. Часть помещений в здании школы арендует Краснодарское хореографическое училище ТО «Премьера», выпускники которого пополняют труппу молодого краснодарского балета. На фасаде здания установлена мемориальная доска в память о бывшей ученице 2-ой школы Галине Бущик, погибшей на фронте в 1943 году при выполнении боевого задания. В следующем квартале, во дворе дома № 51 сохранился небольшой старинный дом. Здесь жил в прошлом войсковой архивариус И.И. Кияшко, который оставил добрый след не только как знаток своего дела, но и историческими публикациями («Войсковые певческие и музыкантские хоры», Заметки об участии черноморцев в Отечественной войне 1812 года и др.). Для некоторых старинных домов улицы Седина характерна преемственность. В частности, здание, где сейчас родильный дом № 1 (на углу Гимназической), было построено как «лечебница с постоянными кроватями и родильный приют» врачей Городецкого, Новицкого, Хацкелевича. Первых пациентов лечебница приняла в 1911 году. Одноэтажное, тоже угловое, здание напротив (Седина, 57) имело в далеком прошлом некоторое отношение к искусству. Здесь, в доме архитектора Вергилиса, «приезжий итальянец, знающий в совершенстве музыку», давал уроки по классу фортепьяно и скрипки. Значительным событием в жизни города было открытие в ноябре 1911 года в доме №59/91, что на противоположном углу улиц Седина и Гимназической, художественного училища. Об открытии в Екатеринодаре художественного специального учебного заведения неустанно хлопотал основатель картинной галереи Ф.А. Коваленко. И вот хлопоты увенчались успехом: дума ассигновала на это 3 000 рублей. Училище было открыто на базе школы живописи и рисования при галерее. Училище не раз меняло свою «прописку», неоднократно преобразовывалось. Например, в 1922 году оно стало художественным техникумом с двумя отделениями: живописно-декоративным и художественно- педагогическим. При техникуме в 1931 году было открыто адыгейское национальное отделение для подготовки специалистов по прикладному искусству. Художественное краснодарское училище и сейчас находится на этой улице (Седина, 117). Многие его выпускники стали известными живописцами, членами союза художников. А первое здание училища, о котором говорилось выше, в советское время использовалось как жилой дом. Правда, жильцов отсюда давно переселили, и здание не раз меняло потенциальных владельцев, соглашающихся его реставрировать, но затем отказывающихся из-за отсутствия средств. По проекту реставрации (архитектор В.А. Гаврилов) здание обещает быть красивым. Четырехэтажный дом напротив построен в 1950 году для рабочих, ИГР и служащих нефтеперегонного завода. С развитием на Кубани нефтяной промышленности, которое особенно бурно началось после Майкопского нефтяного пожара, длившегося 14 дней (1909 год), в Екатеринодаре появились представительства новых акционерных обществ, фирм, товариществ и пр. На углу улиц Седина и Гоголя, где длительное время была швейная фабрика, помещалась контора нефтяных промыслов Л.Л. Андрейса, одного из конкурентов Нобеля в Майкопском нефтяном районе. Дом принадлежал в прошлом Кубанскому потребительскому обществу. В советское время его занимали различные учреждения (коопсоюз, колхозсоюз, Адыгпотребсоюз и др.), а в конце тридцатых здание заняла 12-ая Госшвейфабрика им. С.М. Кирова. После освобождения города от фашистской оккупации она делила его с Краснодарской обувной фабрикой. Здесь же находилось после войны Краевое управление легкой промышленности, которая в городе как раз развивалась. Сейчас фабрика преобразована в закрытое акционерное общество «Александрия», продукция которого (мужская, женская и детская одежда) пользуется спросом не только в крае, но и в других регионах страны. В 1999 году предприятие стало победителем в конкурсе «100 лучших товаров России». На противоположной стороне улицы сохранились переоборудованные под жилье бывшие табачные склады Паласова (дома № 54 - 56). В прошлом владелец табачных плантаций, он жил в небольшом домике в этом дворе и в советское время. Это в его доме на Красной (где оперетта) в 1914 году был открыт электробиограф (кинотеатр) «Палас» (в тридцатых годах переименован в «Колосс»). Близ нового базара на улице Котляревской располагались лавки, небольшие магазины, склады, мастерские и пр. Поблизости от людного места, на углу Котляревской и Карасунской, в доме Шавгулидзе (дом № 81/95) «Общество трезвости» в 1906 году открыло народный дом, где проводились для всех желающих культурные различные мероприятия, «дабы отвлечь простой люд от пьянства». Здесь помещалась их чайная, которую посещало в среднем около двухсот человек в день. При народном доме имелась читальня, для которой выписывалось много газет. На месте бывшего кондитерско-макаронного комбината (дом № 131) был раньше «ледоделательный завод», вырабатывавший искусственный лед из артезианской воды собственного колодца. Комбинат приватизирован, и теперь это закрытое акционерное общество «Анит», выпускающее макаронные, кондитерские и хлебобулочные изделия. Сейчас предприятие начало работать на новом оборудовании, по итальянской технологии и планирует производить 3 тыс. тонн макаронных изделий в год. Конец старой части улицы Седина был застроен приземистыми одноэтажными домиками, некоторые из них сохранились и сейчас. С ростом территории города в северном направлении (1870-е годы) застраивалась и новая часть Котляревской улицы, В самом начале ее, на углу Новой (ул. Буденного), где сейчас академия физкультуры, купеческое общество построило в 1913 году, по проекту архитектора И.К. Мальгерба, здание для коммерческого училища, открытого в Екатеринодаре в 1908 году и работавшего в течение пяти лет в арендованном помещении. Училище было восьмиклассным. Принимались мальчики в возрасте 8-10 лет и старше. Кроме общеобразовательных предметов они изучали здесь бухгалтерию, товароведение, законоведение, политэкономию и многое другое, необходимое для будущей работы. За дополнительную плату преподавались танцы, музыка, иностранные языки. При училище имелись курсы бухгалтеров, конторских знаний, а также торговая школа. В советский период длительное время (1922 - 1968 гг.) здесь находился Кубанский сельскохозяйственный институт, его сменил Институт физической культуры (о них рассказано ниже), но к высшим учебным заведениям это здание стало иметь отношение гораздо раньше. Первый в нашем городе вуз, Кубанский политехнический институт, о котором говорилось выше, открылся в 1918 году и первоначально работал здесь, в здании коммерческого училища, Первым ректором его был известный математик, по учебникам которого училось не одно поколение наших сограждан, профессор Н.А. Шапошников, а проректором - Б.Л. Розинг, крупный ученый, автор системы телевидения с электроннолучевой трубкой, с помощью которой он, впервые в мире (1911 г.), получил изображение на экране. На пяти факультетах здесь учились будущие инженеры-строители, электрики, механики, специалисты сельского хозяйства, горные инженеры. Были предусмотрены среднее и низшее отделения, готовящие соответственно техников и квалифицированных рабочих по тем же специальностям. Они работали здесь же, причем последние без отрыва от производства. Институт именовал себя Северо-Кавказским, поскольку планировал обслуживать весь регион. Но возникли возражения, споры, в результате чего стал вновь организовываться (при поддержке краевого правительства) Кубанский политехнический институт, и в феврале 1919 года он был открыт. Это было, конечно, странно: в такое трудное время содержать два однотипных вуза. Вскоре начался процесс их объединения, который шел нелегко. Но к осени 1919 года институты все же объединились под названием «Кубанский политехнический институт». Коммерческое училище продолжало работать в этом здании одновременно с институтом. Помещений, видимо, не хватало, и канцелярия КПИ находилась в бывшей гостинице «Метрополь»1 (позже в ней разместились и аудитории института). В 1922 году на базе сельскохозяйственного факультета КПИ был организован новый вуз: Кубанский сельскохозяйственный институт. О необходимости иметь на Кубани такой вуз вопрос поднимался давно. В 1914 - 1915-х годах велась активная переписка по поводу перевода в Екатеринодар Новоалександрийского сельскохозяйственного института из Харькова, причем дирекция института хотела этого. Но разрешения не было получено. И вот, наконец, на Кубани свой сельскохозяйственный вуз. Он и стал хозяином этого здания на многие годы. Первым ректором его стал профессор С.А. Захаров, крупный ученый в области земледелия, почвоведения, окончивший МГУ и начинавший свою научную деятельность под руководством профессора В.В. Докучаева. В Краснодаре в 1926 году торжественно отмечалось 25-летие его научной и педагогической деятельности. В институте было 4 факультета: агрономический, сельскохозяйственного товароведения, землеустроительный и факультет крупного сельского хозяйства. В 1929 году открылись новые отделения по садовоовощному хозяйству и хлопкопроизводству. Для студентов выстроили трехэтажное общежитие на улице Седина, 138 (второй дом от ул. Длинной) и отвели место между Кругликом и Первомайской рощей для строительства двухэтажных домов из камышита, тоже для общежития. При институте имелись «курсы для батраков по подготовке в вузы». Открывшиеся в 1929 году колхозные курсы со сроком обучения 8 месяцев работали поначалу тоже здесь. В1930 году на базе сельхозинститута было создано четыре новых вуза: Северо-Кавказский пищевой институт, Северо-Кавказский институт свиноводства (СКИС), Институт селекции и семеноводства и Институт специальных технических культур. Первому выделили помещение на Красной, 166, второму - большое здание на Красноармейской, что было на месте дома № 75 (разрушено во время войны), и два института остались в этом здании. Разделение, видимо, не дало желаемых результатов, и в 1934 году эти два института объединились в Кубанский сельскохозяйственный институт, который, таким образом, родился второй раз. В 1937 году, к 7 ноября, институт за хорошую оборонную и физкультурную работу был премирован звуковой киноустановкой, и в переоборудованном клубе у студентов появился свой кинотеатр. Осенью 1938 года в этих стенах набирал студентов на первый курс Краснодарский институт виноделия и виноградарства. Сельхозинститут опять был реорганизован, и теперь здесь готовили инженеров-технологов по виноделию и агрономов по виноградарству, плодо-овощеводству и табаководству. В годы войны (до оккупации) в здании института разместился госпиталь, а затем оно разделило участь почти всех лучших зданий в городе: были разрушены два учебных корпуса, студенческое общежитие, погибло все имущество агрономической кафедры и многое другое. Находившийся здесь до войны институт виноградарства и виноделия объединился с химико-технологическим институтом, и таким образом в Краснодаре второй раз родился Институт пищевой промышленности, который осенью 1943 года начал свой первый учебный год. А здание по Седина, 148 поднималось из руин, и в мае 1950 года «новый вуз», Кубанский сельскохозяйственный институт, объявил о наборе студентов, Институт возродился снова, вместе со своим учебным корпусом, на этот раз уже навсегда. Несмотря на изменение названий, институт, по сути, всегда оставался сельскохозяйственным и дал стране много прекрасных специалистов. Достаточно сказать, что из этих стен вышли будущие академики В.С. Пустовойт, ГШ. Лукьяненко, решившая идти по стопам отца Г.В. Пустовойт и многие другие. За подготовку квалифицированных специалистов и в связи с пятидесятилетием существования (1972 г.) Кубанский сельскохозяйственных институт награжден орденом Трудового Красного Знамени. Но находился он уже не здесь. В начале пятидесятых на западной окраине города (в сторону станицы Елизаветинской) началось строительство для сельхозинститута студенческого городка, куда он и перешел в 1968 году. Умело спланированная, хорошо озелененная территория городка является сейчас одним из красивейших уголков нашего города. Бывшее здание сельскохозяйственного института было передано новому вузу. Еще в 1948 году в Краснодарском пединституте был организован факультет физического воспитания и спорта. На базе его и был создан Краснодарский государственный институт физической культуры (1969 г.), который и стал владельцем старинного здания. Среди его преподавателей - известные кубанские спортсмены, а заслуженный мастер спорта СССР Г.К. Казаджиев стал первым деканом спортивного факультета. Среди питомцев института есть чемпионы мира, Европы, олимпийские чемпионы, заслуженные мастера спорта, заслуженные тренеры. В 1993 году институт стал Академией физической культуры и в этом новом качестве отметил свое 25-летие. За эти годы он значительно вырос территориально и, кроме учебного корпуса, имеет легкоатлетический манеж (один из лучших в России) и спортивный комплекс с плавательным бассейном и игровыми спортзалами. Расширился и профиль подготавливаемых специалистов: кроме традиционных профессий тренера и преподавателя физической культуры, здесь можно получить специальность менеджера в области физической культуры и педагога-психолога. При академии физкультуры работает Олимпийская академия Юга России. Это научно-методическая и общественная организация, целью которой является утверждение и распространение олимпийских идеалов. Здесь проводятся научные конференции по соответствующим этим идеям темам, а под девизом «О спорт, ты мир» устраиваются соревнования, в которых принимают участие лучшие спортсмены южного региона России. В январе 1997 года в этих стенах стал работать еще один вуз - «Кубанский социально-экономический институт». Он готовит издателей, полиграфистов, журналистов, юристов, менеджеров, экономистов. Затраты на обучение полностью возмещаются спонсорами, предприятиями, направляющими на учебу, и родителями. То есть вуз этот коммерческий, а у академии он арендует помещения. Бывший Механико-технологический техникум Крайпотребсоюза, что рядом с Георгиевской церковью (дом № 168), в наше время стал Механико- технологическим колледжем, готовящим специалистов того же профиля (для хлебопекарной, макаронной и кондитерской промышленности). Новшеством является то, что при колледже и на базе его открыт филиал Белгородского университета, где учащиеся колледжа могут получить за 3,5 года высшее образование по специальностям бухгалтерский учет, финансы и кредит, экономист-менеджер и другие. Здание это построено на месте, где в прошлом было подворье Балаклавского Георгиевского монастыря. Во дворе, что справа от техникума, сохранились бывшие монашеские кельи, конюшни, перестроенные под жилье. По преданию, монастырь этот был основан в 891 году греками, погибавшими во время бури у крымских берегов и чудом спасенными св. Георгием. Монастырь находился в горах, в 13 км от Севастополя и 7 км от Балаклавы. Имел он три храма, в том числе и древнейший пещерный храм, относящийся к IV веку. В1891 году монастырь отмечал свое 1000-летие, и в честь юбилейной даты он устраивал свои подворья в других городах (в том числе и в Екатеринодаре), чтобы путникам, идущим к ним на молитву или в послушники, было, где остановиться в их долгом пути. Городская дума выделила место для подворья с условием, что при монастыре будет открыта школа, а сам монастырь намеревался строить храм. И в школе, и в церкви в этом районе была большая нужда, и местная газета призывала помочь монастырю деньгами и материалами. Поначалу на монастырском подворье был молитвенный дом, а 18 июня 1895 года здесь состоялась закладка храма св. Георгия Победоносца. Строился он более 8 лет и в основном на добровольные пожертвования, которых не хватало, и были периоды, когда строительство останавливалось. Лишь 30 ноября 1903 года состоялось торжественное освящение храма св. Георгия Победоносца. Так появилась в северной части города Георгиевская церковь, как именуют ее в обиходе, которая, кстати, всегда была действующей, и старожилы рассказывают, как венчались здесь и крестили своих детей. Она действует и сейчас. А через год против нового храма появилось еще одно заметное здание, где справило новоселье Второе городское четырехклассное училище (ул. Седина, 172), которое называлось в честь наследника Алексеевским. Со временем в училище стали работать бухгалтерские и ремесленные классы, «школа десятников по дорожному делу», то есть учащиеся получали здесь и профессию. А за училищем (по ул. Северной) отвели большую территорию для ремесленной школы. Сейчас здания и Алексеевского училища, и школы занимает профессиональное училище № 1 (бывшее ПТУ-1), готовящее, как и раньше, рабочих высокой квалификации для работы на предприятиях металлообрабатывающей промышленности, а также слесарей по ремонту оборудования и автомобилей, автомехаников. И самая новая специальность, которую можно здесь получить - помощник машиниста электровоза. В одноэтажном угловом доме Э.Э. Вакре, что напротив училища (Седина, 155), в прошлом был Дом призрения для душевнобольных и дряхлых одиноких людей, которых здесь содержалось более 120 человек. Возглавлял его доктор Орлов. Старожилы помнят бытовавшее в обиходе выражение «а то отправлю к Орлову», смысл которого, думается, ясен. Когда-то, во время эпидемии тифа, за городом строили тифозные бараки. Некоторые из них положили начало находящейся и сейчас в конце улицы Седина (дом № 204) городской клинической инфекционной больнице. Старожилы восточной части улицы Хакурате рассказывают, что во время оккупации мимо их домов не раз возили в эту больницу трупы наших военнопленных, которых содержали в бывших хлебных амбарах («ссыпках»), находившихся неподалеку. Места этих массовых захоронений наших воинов обнаружить не удалось. Северная часть Котляревской улицы долго оставалась незамощенной. В 1904 году жители жаловались в городскую управу, что у них все время стоит болото, и поэтому они не могут сделать около своих домов тротуары. Они так и подписывались: «жители болота». Сейчас вся улица Седина благоустроена, озеленена, движение по ней одностороннее, ходит в основном легковой транспорт, в ограниченном количестве троллейбусы и автобусы. Несмотря на это, экологическое состояние улицы оставляет желать лучшего, тем более что на ней расположены детские учреждения, училища, школы. На улице Седина много зданий, взятых под охрану как памятники Ритектурь, и градостроительства. Это Георгиевская церковь, здания академий физкультуры и медицинской, ПУ-1, бывший особняк Дицмана (дом № 18) и другие. Хочется думать, что постепенно будут снесены старые, не представляющие ценности дома, и на их месте вырастут новые современные здания, разумно сочетающиеся с оставляемой старинной застройкой, вместе с которой, после приведения ее в порядок, улица будет достойно занимать место в ряду центральных улиц. 1. Епархиальное женское училище 2. Кубанская медицинская академия (современный вид того же здания), ул. Седина.4 3. Триумфальная арка (Царские ворота), стояли на перекрестке улиц Седина и Мира
Для добавления страницы "Улица Седина" в избранное нажмите Ctrl+D

Едва освоившись на Кубани, казаки обратились в Святейший Правительственный Синод за разрешением перевезти сюда ризницу и библиотеку Киево-Межигорского монастыря. Но лишь к 1804 году большую часть того, что удалось отыскать, доставили на Кубань.

Какова же судьба межигорских книг? Часть из них погибла, затерялась, хотя еще встречаются в книгохранилищах уникальные издания, которые кубанский историк и археограф Прокофий Петрович Короленко назвал «особо важными вещами среди кубанских церковных древностей».

Самого Межигорского монастыря на Днепре, в пещерах которого хранились удивительные богатства, в том числе и рукописные книги, давно уже нет. Митрополит Евгений, он же библиограф Болховитинов, в описании Киево-Печерской лавры основание Межигорского монастыря относил к 988 году, когда пришли на Русь с первым митрополитом Михаилом монахи. Межигорский синодик указывает на более позднюю версию - построил, мол, в 1161 ГОЛУ князь Андрей Боголюбский церковь Преображения Господня, и от той церкви пошел монастырь. В народе церковь эту называли Белым Спасом.

В кубанской печати тема эта звучала не однажды. В 1898 году П.П.Короленко в «Кубанском сборнике» напечатал статью о древностях Межигорья, а И.И.Дмитренко в «Сборнике материалов по истории Кубанского казачьего войска» опубликовал документы по его истории...

Дерево держится становым корнем. Была Запорожская Сечь - был и монастырь. Почти два века он оставался центром духовной жизни сечевиков. «Тихим пристанищем на закате бурной казацкой жизни когда, почувствовав физическую немощь, приходилось боевые доспехи менять на скромное одеяние инока... Сами запорожцы-сечевики, - писал Короленко, - смотрели на Межигорье, как на свою собственную церковно-иерархическую резиденцию».

Гетманы Украины, атаманы Запорожского войска жертвовали сюда деньги и богатые угодья. Казаки вменили себе в обязанность приносить обители часть добычи. Приговором казацкой рады в 1683 году запорожцы признали Сечевую Покровскую церковь принадлежащей монастырю. В Межигорье за счет Сечи был учрежден «шпиталь войсковой» - для содержания калек, увечных сечевиков. В школе Покровского храма священнослужители обучали казацких детей «грамоте, часословцу, псалтыри», а иеромонах-настоятель храма был членом Сечевой Рады.

Дарили и книги, оставляя дарственные записи - «во искупление грехов», «на помин души», помечая на полях памятные события своей жизни. Иногда дарили целые библиотеки (как Иннокентий Гизель, ученый и просветитель).

В монастырской библиотеке по описи 1777 года значилось 395 книг, из них на русском языке 53 рукописные, 174 печатные, на латинском -114, на польском - 54. В документах XVIII века есть свидетельства и об отдельных библиотеках (например, в келье монаха Матвея Тюлепанского).

В 1775 году Сечь «зруйнувалы», а десятилетием позже был упразднен и монастырь. Часть его ризницы была отправлена в Александровскую лавру, другая - в Полтавский монастырь. Еще раньше вывезли ризницу и церковную утварь, в том числе и книги, Сечевой Покровской церкви.

В 1794 году из Екатеринодара в Св. Синод ушло прошение: «Войска Черноморского старшина, имея рассуждение и попечение о престарелых и раненных от неприятеля и изувеченных старшинах и казаках, желающих жизнь свою доканчивать на Всемилостивейше пожалованной земле при Божьей церкви... просит правительство о дозволении на войсковой земле построить войсковым коштом пустынку».

Разрешение было получено в марте 1796 года: «Строить Екатерино-Лебяжскую пустынь, заложив на первый случай трапезную во именовании Великомученицы Екатерины».

В это время Войсковой атаман Тимофей Терентьевич Котляревский, находящийся в Петербурге, узнает, что ризница бывшей Сечевой Покровской церкви находится в Александро-Невской лавре, и добивается разрешения вернуть ее потомкам сечевиков. Но, когда ризничий лавры начал по описи передавать имущество, стало ясно: это

Тимофей Терентьевич немедленно пишет войсковому есаулу Мокию Гулику, поручая «найти надежного нарочного, дать ему на проезд и харчи из войсковых сумм потребное число денег» - и отправить на поиски ризницы. При этом розыск следует вести «безразгласки, секретным образом». Выбор пал на Степана Белого.

Как выяснилось, 4 подводы (115 пудов) по поручению Потемкина в Александро-Невскую лавру привез с Украины капитан Остроух. Самого его уже не было в живых, и бумаги - инвентарные документы имущества Покровской церкви, когда, кто и что брал после упразднения Сечи - были у «вдовы Остроушихи».

Пока Белый собирался в «командировку», Котляревский получил письмо назначенного в Екатерино-Лебяжскую пустынь архимандрита Феофана: «Ризница Киево-Межигорская со всею библиотекою при описи отдана покойным князем Потемкиным покойному Преосвященному Амвросию и ныне хранится у Новороссийского и Днепровского митрополита Гавриила... Постарайтесь, Бога ради, выпросить ее, ибо она там не надобна и лежит под спудом. Явите ее на свет».

Котляревский сразу обратился в Св. Синод с просьбой для «вспоможения строящейся Екатерино-Лебяжской монашеской пустыни... дать сему войску те ризницу и библиотеку^, указав, что «Черноморское составлено из Запорожского войска, которое во время существования Сечи было оному монастырю укладчиком».

Благодаря делопроизводственной требовательности канцелярского начальства дошли до нас свидетельства о поездке Белого в Новомиргород, переписка и финансовые отчеты поручика.

Командировка оказалась сложной. Постоянно приходилось сталкиваться с недомолвками: «При забрании вещей и книг я был, но за давностью времени сколько и чего именно куда забрано не упомню». Большого труда стоило добиться разрешения на снятие копий с описи имущества Межигорья и Покровской церкви. Митрополит Новороссийский вовсе не спешил отдавать запорожские святыни, затребовав лично ему адресованное распоряжение Синода и добиваясь пересмотра дела, чтобы оставить в Новомиргороде не только сечевую и Межигорскую ризницы.

Вдова Остроуха разрешила скопировать необходимые бумаги. «А буде и подлинные Вашему Превосходительству потребны будут, - пишет она Котляревскому, - то по повелению Вашему доставлены могут быть». И просит покровительства сыну, Василию Остроуху, который служит в Войске Запорожском. Что примечательно: для Остроушихи войско - по-прежнему Запорожское, а не Черноморское!

Определились адреса поиска: Санкт-Петербург, Киев, Полтава, Новомиргород, Кременчуг... Увозили, как свидетельствуют документы, и официальными переборами, и далекими от всякой официальности. Сохранился даже «Список сколько и чего именно пограблено было и чего из оных похищенных вещей за поимкою воров сыскано». Иногда это адреса, где хранятся отдельные предметы. В Новомиргороде, в Полтавском монастыре Белый видел «Евангелий - 11, риз более ста, книг церковных более трехсот...».

На Кубань первые книги привез из Петербурга сам атаман Котляревский. Часть межигорского книжного собрания из Новомиргорода вернул Степан Белый. Другую, в 1804 году - член Черноморской войсковой канцелярии Евтихий Чепига. Книги на латинском были переданы в Екатеринославскую семинарию. Впрочем, в документах встречаются на Кубани упоминания о латинском издании «Бесед Макария Египетского», книгах на греческом языке.

Отдельные книги были переданы в библиотеку Екатерино-Лебяжской пустыни. Но обитель еще строилась, и часть книг решили хранить в Войсковом соборе и правлении. Сюда попала и большая часть книг из Сечевой Покровской церкви (некоторые сохранились до сегодняшнего дня).

Описания книг чаще всего встречаются в имущественных документах Екатерино-Лебяжской пустыни. В статье П.П.Короленко «Церковные древности Кубанских казаков», в описании В.Воскресенского, архимандритов Спиридона (1821 г.), Филарета (1856 г.), Самуила (1879 г.) подробно описаны напрестольные Евангелия с характеристикой окладов, времени и места издания, вкладных записей - в том числе подаренные патриархом Иоакимом, П.Калнишевским, Е. Гоголем, В.Дебецевичем, Л.Великим.

В Екатеринодаре в Войсковом Александро-Невском соборе хранилось 14 Евангелий, в Екатерино-Лебяжской пустыни - три. В описании архимандрита Самуила указывалось, что в Екатерино-Лебяжской пустыни хранилось 6 Евангелий, около 10 служебных книг, принадлежавших Межигорью, а также ряд «учительных» книг.

В 1803 году на Кубани приступили к созданию Черноморского войскового училища. В Войсковом правлении еще хранились книги, перевезенные с Украины, в том числе и словари, историческая и «учительная» богословская литература. В мае 1805 года войсковой учитель хорунжий Иваненко получил разрешение на передачу книг, не востребованных для богослужения. Их в училище поступило 135, из них кириллических (составитель реестра называет их «славянскими») - 102. Оставшиеся служебные книги и церковная утварь были разосланы по всем церквям Черномории. Наряду со служебной функцией, они стали реликвиями, связующими Запорожье с Кубанью.

Описывая кубанские древности, историки всегда вспоминали о межигорских сокровищах. В письме к украинскому историку А.А.Скальковскому в 1856 году Яков Герасимович Кухаренко писал: «Посылаю недавно вышедшее описание Черноморской Николаевской (Екатерино-Лебяжской) пустыни. В ней замечательные по своей древности книги, поступившие из Межигорского монастыря, которых только часть в пустыни, прочие в Войсковом соборе и нашей гимназии».

Среди «особо важных вещей», которые, по словам Короленко, «обращают на себя внимание по древности, ценности и знатности дарителей» - три Напрестольных Евангелия в Екатеринодарском войсковом соборе.

Привезенные на Кубань книги сохранили интересные вкладные записи. Записи эти более двух столетий выполняли на Руси функции экслибриса, знака принадлежности книги - рассказывая о человеке, который подарил книгу храму, делая ее уникальной, неповторимой. Вкладные и владельческие записи на книгах Межигорской библиотеки свидетельствовали об исторической и культурной связи запорожского - черноморского - кубанского казачества.

В описи имущества, которое привез из Петербурга Котляревский, среди Евангелий первым значится «Евангелие большое на александрийской бумаге, печатанное выходу 1759 году..» Приводится и гравированная на нижней крышке оклада с внутренней стороны надпись: «Сие Святое Евангелие дал вкладом в Сечевую Запорожскую Покрова Святой Богоматери церковь куреня Кущевского знатный товарищ, войсковой судья Петр Иванович Калнишевский, 1763 года, месяца Октября 1 дня, индикта М, которое серебром и каменьями с позолотою ценою в 1025 рублей» (сегодня - в фондах краевого музея). Более подробное описание Евангелия, подаренного Сечевой церкви П.Калнишевским - в справочных материалах музея: «Напрестольное Евангелие 1759 г. в серебряном окладе работы московского мастера Петра Антонова. Серебряник очень умело сочетал в декоре оклада мастерски выполненную чеканку с двухцветными эмалями, к сожалению, почти полностью утраченными.

Над средником высоким рельефом вычеканено изображение Спасителя, несущего на руках агнца. Над Спасителем вычеканено семь херувимов, парящих в облаках, и надпись в треугольнике «Бог Отец»... На нижней доске вычеканен библейский сюжет Покрова Пресвятой Богородицы...».

У Короленко читаем: «В Екатеринодарском войсковом соборе хранится Евангелие, напечатанное во Львове 1644 года, обтянутое фиолетовым бархатом с золотым обрезом с изображением на листах краскою красного цвета разных евангельских событий...» Эта книга сейчас - в отделе редкой книги краевой библиотеки. Сохранился оклад с гравированными изображениями.

На нижнем поле первых семи листов кто-то в 1679 году аккуратным полууставом рассказал о погребении в Межигорском монастыре гетмана Евстафия Гоголя, перечислив его дары: «Лета от создания мира 7187, воплощения же X-а Б-а 1679 месяца генваря дня 3 погребен в монастыре общежительном Межигорском Киевском в церкви Господня Преображения в склепе благочестивый и православный раб Божий Евстафий Гоголь, гетман войска Его Королевской М.Запорожского, до которого монастыря выше реченный небожчик за отпущение грехов надал на вечные часы сие и другое Евангелие, обе напрестольные и оправленные, и келих, и крест, и кадильницу, и чарку серебряную, и ризы, епатрахель, авр, нарукавницы гафтованные, булаву гетманскую серебряную, бунчук и хорогов войсковую, шаблю, каптур войсковой и образ Пресвятой Богородицы, складный с перлами, при державе Вел. Кор. Пол. Иоанна третьего, при игумене Межигорском Иеромонахе Федосии Висковском. Подаждъ, Господи, оставление грехов рабу своему Евстафию и сотвори ему вечную память. Аминь».

Через несколько страниц - скоропись вкладчика: «Слава Господу в Троице Единому Святому... Сию книгу рекомую Евангелие... купил... Евстафий Гоголь, полковник его Королевской милостью Войска Запорожского Подольский, и з жоною Ириною с сынами своими Прокопом и Иллею и цуркою Настасъею и в свое отпущение грехов придал ее до храму на вечные часы.., року 1661 Апреля дня третьего». На листах 17-18 скорописью начала XVIII века - охранительная запись: всякому «кто бы... посмел... тому писанию... гвалт чинить» грозили нелицеприятным судом. А следом, через всю книгу Войсковой протоиерей Афанасий Кучеров записал: «В 1854 году книга принадлежала Воскресенскому собору».

Евангелие отпечатано в 1644 году Михаилом Слезкой в типография Львовского Успенского ставропигийского братства - той самой, что некогда организовал Иван Федоров. В начале XVII века здесь работал украинский печатник и гравер Памво Берында, автор древнейших на Украине датированных листовых ксилографии. В книге - 4 гравюры с изображением евангелистов (с авторских досок П.Берынды 1616 года) и более 50 текстовых иллюстраций.

Среди кубанских реликвий Короленко отмечал еще одно Евангелие, которое в конце XIX века хранилось в Войсковом соборе: «...напечатанное в Москве в 1681 году, в серебряной с позолотой оправе, унизанное жемчугом и украшенное рубинами с сапфирами и эмалью. На верхней серебряной доске прикреплена овальная доска с чеканным изображением Св. Иоакима и Анны, а по внутреннему загибу топ же крышки по серебру вырезана надпись: «Великий Господин Святейший Иоаким Патриарх Московский и Всея России положил сие Святой Евангелие в пречестную обитель в Киеве Преображения Господня. Межигорского монастыря в обещание свое. Лето 7193 г. (1685) февраля 20 дня...».

Оригинальный переплёт книги утрачен вместе с окладом и гравированной надписью. Но сохранилась запись конца XIX века, позволяющая предположить, что это экземпляр Евангелия, подаренный Патриархом Иоакимом.

Книги Межигорского монастыря, попавшие в училищную (потом гимназическую) библиотеку, были потом в библиотеке Краснодарского пединститута и погибли во время Отечественной войны. Судьба книг, попавших в Екатерино-Лебяжскую пустынь, решилась в 1922 году.

В апреле - мае 1922 года разграбление храмов, изъятие церковных ценностей шло по всей Кубани. В описи Евангелий, изъятых из Екатерино-Лебяжской пустыни - книги Межигорского монастыря: «Евангелие большое, опайное, в переплете оранжевого бархата с ажурными сребро-вызолоченными досками. Пожертвовано в Межигорский монастырь в 1654 г. игуменией Агафьей Гуменецкой». Опись включает 11 книг. Где они теперь? Говорят, межигорские книги видели потом на Тамани, в Темрюке...

2 мая 1922 года в Краснодаре начала деятельность Комиссия по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих. Из Александро-Невского собора были изъяты служебные предметы и два больших Евангелия 1759 года. Некоторые вещи попали в Кубано-Черноморский областной музей - в конце мая 1922 г. его заведующий И.К.Гладкий сообщил настоятелю собора о поступлении двух чаш и двух Евангелий и просил выдать ему соборные описи «для извлечения необходимых сведений».

Уцелели и напрестольные Евангелия, подаренные Патриархом Иоакимом и Е.Гоголем. Правда, с Евангелия 1681 года снят дорогой оклад, а из оклада книги 1644 года изъяты все драгоценные украшения...

На сегодня выявлено всего 14 книг Свято-Покровской Сечевой церкви и Межигорского монастыря - в краевой научной библиотеке им. А.С.Пушкина, в историко-археологическом музее заповеднике и краевом архиве. Изучение судьбы ризницы и библиотеки Межигорья еще требует серьезного исследования.